Мой Великий Гэбриель ван Хельсинг - 2

*немного рейтинга на сон грядущий* - Искренне не понимаю твоего недовольства, - оказавшись в лаборатории, Вэлкан с наибольшим для себя удобством устроился в кресле, откинувшись на его спинку и насмешливо глядя на остановившегося перед ним учёного. – Кажется, твой Господин совершенно не против, если мы с сестрой покинем его уютное гнёздышко и вернёмся домой. Анна, стоя поодаль, покачала головой. Она не узнавала брата. Он был совершенно не таким. В нём не было фальши, надменности… Он никогда не высказывался вот так высокопарно, под стать самому Франкенштейну. Не хотелось думать, что учёный попросту создал очередную копию себя, первой из которых стал Карл, бывший некогда простым, «своим» парнем, а ныне будто разом повзрослевший. Теплилась надежда, что Вэлкан по возвращению в Трансильванию не засядет вот так в библиотеке за изучением трудов средневековых алхимиков и не соорудит себе в подвалах замка лабораторию. Вряд ли после такого его удастся уговорить вести прежний образ жизни. Все эти учёные мужи, они ведь на что и годны, так только на изучение всевозможных наук, что делает их всезнающими, а оттого высокомерными и себялюбивыми. Им становится наплевать на окружающих, на родных и близких, им нет дела до тех, кто нуждается в помощи. Они просто заняты научными изысканиями, стремясь показать остальным, что именно это – самое важное в их жизни, тогда как остальное (и остальные) не имеют абсолютно никакого значения. Александр чуть слышно выдохнул и сделал шаг к парню, развалившемуся в кресле. - Твоё никчёмное существование в моих руках! – произнёс он, повысив голос. – Не Жизнь, а именно Существование! – учёный поднял вверх указательный палец. – Ты – ничто! Прах! И я, пробудивший тебя, могу также просто забрать у тебя всё, что ты обрёл благодаря мне! - Как гласит древняя еврейская мудрость, «Однажды проснувшийся никогда не умрёт»*, - спокойно проговорил Вэлкан. Карл, до сих пор не решавшийся присоединиться к беседе, удивлённо вскинул бровь. Ну и дела! Мало того, что парень уже начал изъясняться, как сам Франкенштейн, так ещё и… - И я уверен, что моя дорогая сестра не одобрит твоего поступка, - как ни в чём не бывало продолжал парень, переводя взгляд с учёного на девушку, замершую в другом конце помещения. - Думаю, он прав, - наконец проговорил Карл, медленно подходя к учёному. Перехватив устремлённый на него пристальный взгляд Новорожденного, монах судорожно сглотнул, но всё же сумел взять себя в руки. – Ты ведь стремился именно к такому результату, верно? – он осторожно тронул Александра за плечо. – Да, мы потеряли время из-за твоей ошибки, но всё ведь обошлось. Он вернулся к Жизни, обретя ещё и глубинные познания во всём, что только может знать простой смертный. Пожалуй, для простого смертного это даже чересчур, но… - Карл пожал плечами. – Другой вопрос, как он распорядится этими знаниями. Впрочем, нас это уже не касается. Эксперимент удался. Ведь только результат важен в нашем деле, верно? Теперь ты можешь с твёрдой уверенностью в благоприятном исходе проводить подобные ритуалы и сделать то, что намеревался. То, о чём вы говорили с графом. Тебе даже не придётся прилагать усилий, ведь для остальных не важны будут эти познания. Главное для них – это сила. И несокрушимость. Вэлкан был для тебя пробой пера, только и всего. Потому я считаю, - монах сделал глубокий вдох, - что ты должен отпустить его. Если ты надеялся найти в нём союзника и помощника, то это бессмысленно. Я – твой Ученик, твой Помощник и Союзник. Я, и никто другой. Франкенштейн молчал, глядя перед собой, не замечая никого и ничего вокруг. Слова Карла всё ещё звучали у него в ушах, вставали образами перед внутренним взором. Проба пера. Что ж… он ведь и сам говорил так, решил всё именно так… И тот договор с графом. Насчёт армии. Именно ради этого масштабного действа и затевалась работа над останками Вэлкана. Выбор пал на него, как на единственного знакомого им человека, обладавшего достаточной силой и отвагой, бывшего воином, защитником. Эксперимент удался, всё верно. «Ты должен отпустить его»… Существо, павшее от руки Ван Хельсинга, также было оставлено в доме одно, без присмотра и защиты. Забытое. По причине ненужности. Возможно, оно бы приняло его. А может, и нет. Обозлённое за то, что его бросил хозяин, оно могло копить в себе злобу, а в самый неподходящий момент отомстить… Что ж… Возможно, разум Вэлкана в один прекрасный день утратит ясность, и он превратится в одержимое чудовище, каким его когда-то сделали вампиры. И вот тогда все пожалеют… Заметив злорадную ухмылку на лице учёного, Анна вздрогнула. Какие мысли рождались у него в голове прямо сейчас? Что он замышлял? Отпустит ли он их или же призовёт на помощь слуг графа и велит заточить её и Вэлкана в одну из подземных камер, где они будут ожидать смерти, а может и того хуже?! Слишком много вопросов и ни одного ответа. Конечно, спор этот мог разрешить сам граф. Ведь ему как будто было всё равно, останутся они или же покинут замок. Да, Карл был на их стороне, но будет ли учитываться его мнение этим безумцем? Девушка снова присмотрелась к учёному. Тот, перестав ухмыляться, выпрямился и, развернувшись, прошёл по лаборатории, будто желая успокоиться. Наконец, остановился. - Я согласен с тобой, Карл. Нам следует отпустить их. Монах молча кивнул. Вэлкан усмехнулся и встал с кресла. - Я ваш должник, господин Франкенштейн, - парень приблизился к Александру и похлопал его по плечу. – Если потребуется помощь… - Но спешу предупредить, - учёный сбросил крепкую руку и повернулся к Анне. – Он нестабилен. Девушка замерла на пороге, непонимающе глядя на мужчину. Карл сделал шаг к нему. - О чём ты? – тихо спросил он. – Что значит, нестабилен? Мне казалось, мы сделали всё правильно, ничего не было упущено! Франкенштейн развёл руками. - Ты принял решение, - он посмотрел на Вэлкана. – Я не держу тебя более. Однако после проведения подобного ритуала я бы посоветовал тебе побыть под наблюдением тех, кто знает, как тебе помочь. Ты сейчас ничем не отличаешься от больного, чья болезнь только-только начала отступать, однако может вернуться в любой момент. Впрочем, - он покачал головой. – Ты сам вправе выбирать. И да, ты прав, однажды проснувшийся никогда не умрёт. Тело будет жить даже если разум исчезнет. Жаль, ты не помнишь себя в первые дни после возвращения к жизни. Когда мы провели не тот ритуал. А вот они помнят, - учёный кивнул на Анну и монаха. – И, я уверен, готовы будут поклясться, что ты ничем не отличался от марионетки, которая двигает руками и ногами только в том случае, когда её дёргают за ниточки. Вэлкан нахмурился и несколько мгновений всматривался в глаза учёного. Наконец, молча оттолкнув того, направился к дверям, где крепко взял девушку за руку. - Мы уезжаем, - бросил он. – Сейчас же. *** - Какого чёрта?! Почему ты не сказал мне?! – втолкнув Гэбриеля в одну из гостевых комнат, Дракула закрыл дверь на ключ и приступил к мужчине. - Рассказать о чём? Что я не поладил с самим собой? – Ван Хельсинг хмыкнул и отвернулся. – О том, что этот ублюдок каким-то образом влез в мою голову и вытащил оттуда всю ту мерзость, которую мне с таким трудом удавалось удерживать во тьме? Или о том, что для этого он принял облик того, кого я меньше всего ожидал увидеть здесь, вдали от Рима? – проговорил он, подходя к окну, закрытому тяжёлым тёмно-синим занавесом. - Прости, что умолчал. Мне показалось, что это не столь важно. Крепкая рука опустилась на плечо, после чего последовал резкий рывок, и мужчина оказался лицом к лицу с вампиром, явно не настроенным на то, чтобы шутить. Прищуренные глаза на мгновение сверкнули агрессивно красным огнём. Спорить бесполезно. Иронизировать тоже. Да и какая тут может быть ирония? Голос советника всё ещё звучал в голове, время от времени сменяясь приглушённым шёпотом кардинала. И этот мерзавец Вэлкан ещё… «Это твоя война». Ты прав, парень. Эта война моя. Вот только на любой войне у тебя имеются союзники, которые поддерживают и помогают советом или же действиями. Чья бы ни была вина… Даже если она моя, в чём я сомневаюсь, хотя в то же время и не уверен в этом. - Гэбриель… - тонкие пальцы прочертили линию вниз по щеке, заставив опустить глаза, а потом снова посмотреть на того, кто сейчас был так близко. – Я всего лишь пытаюсь помочь тебе… - Если хочешь помочь, тогда скажи правду, - Ван Хельсинг сделал шаг назад, отодвинув рукой занавес и присаживаясь на край низкого подоконника. – Правду о тех комнатах. Грация, твои жена и сын, они ведь не были сном, верно? Я был там и видел их так же ясно, как вижу сейчас тебя. Так же, как видел кардинала, в которого преобразился твой советник. - Хорошо, - граф кивнул, явно смирившись. – Всё это не было сном. То, что я говорил тебе при первой твоей встрече с Грацией, правда. Она покинет этот Мир только тогда, когда ты решишься, наконец, отпустить её. Душой и сердцем. - Так же, как и ты. То, что касается твоей семьи… Или… - мужчина отвёл взгляд, - …они тоже остаются здесь по моей вине? - Отчасти, - Дракула осторожно коснулся пальцами подбородка мужчины, заставляя того поднять голову и посмотреть в глаза. – Чтобы обрести тебя в Прошлом, мне суждено было потерять любимую, - проговорил он тихо. – Но также и ты, чтобы найти меня в Настоящем, вынужден был навсегда утратить ту, которую любил. Всё идёт по кругу, всё повторяется. В таком случае мы оба виноваты в происходящем. Судьба явила мне тебя в самое трудное для меня время. Подлый, проклятый враг отнял у меня Лидию. Я не находил себе места от горя и тоски, хотя в тот момент единственным моим утешением всё же был мой сын. Твоё появление в моей жизни было похоже на глоток свежего воздуха в душном подземелье, из которого я уже и не надеялся выбраться. – Вампир замолчал, изучая лицо мужчины. – Возможно, в испытаниях, что пали на твою долю в Настоящем, присутствует моя вина. Судьба распорядилась вести тебя именно по такому тернистому пути, со всеми утратами, потерями, лишениями и болью. То, что тебе пришлось пережить до, и конечно же, после смерти Грации… - Это испытания, через которые я должен был пройти, чтобы вновь обрести тебя, - закончил за него Ван Хельсинг. Он подался вперёд, привлекая вампира к себе. Ладони скользнули по гладкой ткани тяжёлого плаща, под прохладой которого хотелось укрыться. От всего мира. Хоть на мгновение. Закрыть глаза и отдаться на волю хрупких, но в то же время необыкновенно сильных рук того, под чьим взглядом в прежние времена склоняли головы лучшие воины, а ныне преклоняли колени Бессмертные. - Кардинала здесь не было… - произнёс граф, проводя пальцами по волосам мужчины. – И ты это знаешь. Но твоё прежнее воплощение всё ещё находится в этих стенах. Потому что ты до сих пор не можешь простить ему его поступок. Оба проступка. – Он перехватил направленный на него растерянный взгляд. – Твоё самоистязание ничего не решило. К сожалению. Ты всего лишь выместил свой гнев. И та пустота, что осталась в твоей душе после, недолго была пустотой. Если бы ты присмотрелся к ней внимательнее, то сумел бы увидеть, почувствовать это. – Совершенно невинный поцелуй, последовавший за этими словами, заставил Гэбриеля на мгновение оцепенеть, а потом вдруг ощутить что-то, похожее на отвращение. Как в ту ночь, проведённую наедине с самим собой и явившимся из небытия кардиналом. Мужчина невольно отшатнулся, будто ожидая увидеть перед собой ненавистное лицо. - Прости… - он коснулся губ тыльной стороной ладони и отвёл взгляд. - Желания, что пробудила в тебе та ночь, вполне естественны, - Дракула никак не отреагировал на действия мужчины. – Сначала память предоставила тебе возможность вспомнить, так сказать, процесс, хотя и скрыла на время чувства, испытываемые тобой в те моменты. Теперь же, оказавшись лицом к лицу с Причиной всех твоих мучений… - вампир выдержал красноречивую паузу. – Нет нужды просить у меня прощения за это. – Он снова наклонился и впился в губы мужчины поцелуем, прижав того к оконной раме, тихонько скрипнувшей от подобного напора. Прижимая вампира к себе, Гэбриель как мог, старался гнать из головы виды покоев кардинала и его самого, облачённого в ненавистные красные одежды. - Нет, так не пойдёт, - прервав поцелуй, Дракула потянул мужчину за собой, вынуждая подняться на ноги. Чтобы тут же повалить спиной на постель. - Ты не выйдешь отсюда, пока не назовёшь меня по имени, - прошипел вампир, склоняясь над обнажённым мужчиной. – Ибо ещё одно «Джинетт», и я за себя не ручаюсь. - Я и не заметил… - отозвался Ван Хельсинг, приподнимаясь навстречу. - Разумеется, - сжав ноги мужчины под коленями, тот резко подался вперёд. Оставалось только цепляться за простыни, сжимать их, запрокидывать голову, подставляя горло под острые клыки, а потом приподниматься, чтобы обнять, прижать к себе сильное бледное тело, так похожее на точёную мраморную скульптуру, прохладную и Идеальную. Но потом упасть обратно на подушки, не выдержав натиска, не сдержав стона, переходящего в крик. - Вспомни же моё имя, Гэбриель… - жаркий шёпот раздаётся у горла, и в две кровоточащие ранки вновь погружаются острые клыки. Голова идёт кругом от Боли, расходящейся по телу от прикосновений. И от Удовольствия, которое спешит перекрыть собой Боль. Горящие свечи, мраморные статуи святых, кресты с ликом Спасителя, - всё это вертится перед глазами, смешиваясь с Темнотой неотрывно смотрящих на него глаз. В ожидании. - Ну же, мой Охотник… Ты должен вспомнить имя своего Князя… своего Господина… Произнесённое в тишине на выдохе «Влад…» приносит облегчение. Мелькающие в голове образы прерывают свой бешеный ритм, а потом и вовсе исчезают, а голос уже более твёрдо произносит дорогое сердцу имя. Осторожный поцелуй не напоминает более ни советника, ни кого бы то ни было. Кончик языка задевает клыки, отчего во рту возникает металлический привкус, а сам же поцелуй становится глубже, забирает остатки воздуха. Губы скользят вниз, в последний раз касаются шеи. Последний рывок вперёд одновременно с погружением клыков к живительной алой влаге. - Моему советнику придётся признать своё поражение, - чуть приподнявшись, произносит Дракула. Ван Хельсинг облегчённо кивает и закрывает глаза, проваливаясь в чистый, глубокий сон без сновидений. _____________________________________ * - (цитата) Г.Майринк «Голем»