"- Так кто ж ты, наконец? - Я - часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо..." И.В.Гёте. "Фауст"
... - Откуда вы это знаете? - звонкий голосок пропорол завесу городского шума и тишину затаивших дыхание собравшихся по окончании истории о звонаре Нотр-Дам и его покровителе. Труйльфу пронзительно и высокомерно глянул на нарушителя спокойствия. Остальные собравшиеся (среди которых уже оказались и зрители постарше, и более взрослые родственники юных слушателей) оглянулись на вопросившего. Тот, ни сколько не смутившись, и даже не заметив взглядов, продолжал таращить глазёнки, полные любопытства, на скомороха, в ожидании ответа. Рассказчик, не углядев ни в вопросе, ни в облике мальчика подвоха, расслабился - взгляд его смягчился. - Откуда я знаю? - туманным эхом откликнулся он. - Да! - в нетерпении воскликнул малец, чуть ли не подпрыгнув у самого вагончика. Клопен, заговорщически сощурившись, выдержал паузу, сжимая в ладони тросточки марионеток, - словно задумался: раскрыть секрет или же нет. Трудно было сказать по его виду: играет он или же в самом деле размышляет. Наконец, он решился. Отложив всё лишнее, мужчина лёг на локтях на раму, и положил подбородок на скрещённые пальцы. В глазах появилась ироничная, и даже шкодливая задоринка, а губы растянулись в самодовольной ухмылке. И он изрёк загадочным тоном: - Я был там. Мамаша, пришедшая за другим мальчишкой, решив, что взор цыгана слишком уж долгий, схватила за руку своего ребёнка - и оттащила от кибитки: - Так, всё, пойдём отсюда! - Ну почему? - заныл тот. - Ещё не хватало, чтобы заколдовал тебя! - пояснила та, оглянувшись на фигляра. - Только посмотри на него! - вдруг разошлась эта женщина (между прочим, сия дама была, как говорится, в теле - так что хлипковатый мальчуган казался настоящим дохляком на её фоне, и увести его матери не составит ни малейшего труда). - Нашим детям голову морочит всякими байками! А потом наверняка зачаровывает - и крадёт по ночам! Голос оказался не из слабых - так что мадам было слышно и на соседней улице. Собравшегося уже ответить Труйльфу опередил не менее дородный, нежели возмутившаяся мать, постоянный зритель: - Ничего такого не было! - пробасил единственный защитник. - Значит, будет! Цыгане! - сварливая баба, вся дыша негодованием, сделала несколько шагов назад - и споткнувшись, громко ойкнула. - Тьфу ты, чёрт! - сплюнула она в сторону яркого вагончика (а точнее, его хозяина, не сводившего с неё всё это время немигающего взора и едва прищурившего один глаз). А далее так резко развернулась, что мальчика дёрнуло как тряпичную куклу - и гордо удалилась поспешным шагом, таща за собой еле поспевающего отпрыска. Казалось, тяжёлая туча нависла над этим местом. Многие из присутствующих оглянулись на опешившего от всех этих взглядов артиста. В глазах и на лицах большинства уже читалось сомнение, лишь у немногих - смущение. Старшие поспешили увести своих детей и младших братьев. - Отец, ты представляешь... - донёсся обрывок восхищенной речи того любознательного мальчугана. Последующую часть, и что ответил родитель, уличный актёр уже не расслышал. Остальные зрители разошлись, а Труйльфу поскорей приступил к уборке реквизита. Теперь представление точно окончено.***
Лицедей, отгородившись от мира занавеской и сняв всё лишнее, занялся приведением своего имущества в надлежащий порядок. Тут он хмыкнул: похищать детей (да и вообще людей) конкретно ему было незачем - ни к чему хорошему это не приведёт. Как-никак, он давно живёт в этом городе, и постоянно находится у всех на виду. Слишком хрупко доверие жителей, а остаться в Париже ему очень хочется. Нет, конечно, можно использовать пару фокусов, но его и так за более безобидные проделки считают чародеем. Этого ему вполне достаточно. Клопен не унывал - близится Фестиваль Шутов, и на нём он с успехом реабилитируется в глазах свидетелей конфликта. К тому же, как не в этот день (который выдался как по заказу! Наверняка Небесная Канцелярия потрудилась сделать начало января аномально тёплым даже для здешних краёв*) можно использовать на полную катушку подкинутую возможность жить без полутонов и играть в полную силу! И потом, именно сегодняшний день, шестое января тысяча четыреста восемьдесят второго года, станет решающим толчком. Всё ради него, всё ради него... Труйльфу предстояло подготовить всех, и подготовиться самому к тому, чтобы превратить площадь пред собором Парижской Богоматери в источник свободы от деспотичных диктаторских законов серых будней, в место, отдалённо напоминающее Пандемониум. Более того, вакханалия произойдёт пред ликом катедраля - в качестве насмешки ли, или же в качестве иллюстрации здешней жизни, гармонично дополняющей облик собора, - предстанет завуалированной мистерией о смертных грехах. Всех семи. И править сей бал будет, разумеется, он - Клопен Труйльфу. Он тщательно готовился к этому дню. Не просто к очередному празднику Богоявления и Фестивалю Шутов, а именно к нынешней дате именно этого года. Всё должно пройти как по маслу, всех ждёт тот ещё сюрприз! Отчего же так? Цыган усмехнулся: женщина недаром обозвала его нечистым, углядев в его маленькой проделке настоящую суть субчика (ну, подумаешь, проучил бабу! споткнулась, заткнулась, не упала - всего делов-то!). Да, в отличие от прочих случаев (при коих суеверный люд всегда сваливал вину на любых подозреваемых, вроде тех, кого считал странным), сегодня именно этот уличный артист стал истинным виновником "случайности". И он станет виновником ещё одной - на сей раз строго по плану. Дело в том, что Труйльфу, в отличие от своих собратьев, имел отнюдь не людское происхождение. Более того - земным его назвать просто язык не поворачивается... А вся игра ведётся ради одного вполне земного создания, ради одного человека - человека по имени Клод Фролло. ... - Откуда вы это знаете? - эхом сквозь время прорвалось недавнее воспоминание. Он был там.