To be continued

                  Моя жизнь похожа на мексиканский сериал.       Кто ещё можно похвастаться тем, что у него два отца и брат гей (правда кроме меня об этом не знает никто)?       Ах да, я забыла представиться. Меня зовут Трейси. Трейси Рейчел Хандерсон, в честь той самой Рейчел Сент-Джеймс, звезды Бродвея и моей биологической матери. В общем, вся моя жизнь так или иначе связана с Бродвеем – мои папы брали меня туда чуть ли не с моего рождения. Я сделала свои первые шаги на бродвейской сцене, играла второстепенные роли в нескольких постановках. С самого детства я знала, что Бродвей – моя судьба.       Но, увы, я не могла сказать то же самое о моем брате. Возможно, на это повлияла его биологическая мать (наши отцы никогда нам не рассказывали, кем она была), возможно что-то другое, но он никогда не чувствовал себя своим в этой семье. Хэпберт всегда отнекивался от детских ролей на Бродвее, боялся даже спеть "Happy Birthday" вместе со мной на день рождения одного из наших пап. Он всегда стеснялся своего голоса, но у меня почему-то было предчувствие того, что все это напрасно.       Ну, я отвлеклась. Сегодня первый день учёбы в LaGuardia High School для моего любимого младшего брата – а значит он должен пройти безупречно.             – Готов? - спрашивает отец, с улыбкой оборачиваясь к Хэпу. Тот лишь едва заметно кивает в ответ. Он даже не вытаскивает наушник из уха, не особо обращая внимания на наше присутствие. Отец вздыхает, но не подаёт виду – ему явно не нужна ссора с Хэпбертом. Мы вместе выходим из машины – дорога до школы пешком получается ещё более молчаливой, чем поездка сюда. Я понимающе смотрю на папу и улыбаюсь – мы оба знали, что Хэпберт просто не очень хорошо относится к тому, что он будет учиться в школе, где работает отец. Но папа ещё не знал настоящей причины – Хэп боялся, что кто-то узнает о его ориентации. Все знали мистера Блейна Хандерсона – учителя пения, и все знали о том, что он гей. Что могли ждать от его сына?       Попрощавшись с отцом около его кабинета, я вызвалась показать Хэпберту школу. Брат, хоть и без особого энтузиазма, согласился; я повела его по коридорам – показала ему его шкафчик, где находятся кабинеты из его расписания, столовая, выход во двор.             – Поверь мне, тебе понравится здесь. Миссис Колдфилд, твой учитель актёрского мастерства – самая милая женщина из всех, кого я встречала, – мы медленно подошли к стенду с записью в клубы, – Не хочешь куда-нибудь записаться? Хэп осмотрел стенд, не вглядываясь в надписи; я заметила, как он остановил свой взгляд на записи в эстрадный хор, но тут же отвернулся.             – Нет, клубы не для меня, – он пожал плечами, – по крайней мере не сейчас.             – Ну, как хочешь, – я улыбнулась ему, не давая ему понять то, что в моей голове созрел гениальный план, – Тебе следует поспешить, если не хочешь опоздать на первое же занятие.             – Но до него же ещё целых десять минут…             – Мистер Николсон не терпит опозданий, – ответила я, и Хэп, непонимающе посмотрев на меня, развернулся по направлению к кабинету, – Удачи!       Убедившись, что Хэпберт скрылся за поворотом, я тут же бросилась к своей сумке – где же чёртова ручка! Никогда я ещё так не торопилась и волновалась одновременно, но это того стоило. Я взяла одну из анкет для записи на прослушивание в эстрадный хор и быстро, стараясь повторить почерк брата, написала: "Хэпберт Хандерсон, 16 лет, класс драматического искусства, первый курс." Опустив бумажку в коробку, я как можно более быстрым шагом направилась к моему шкафчику. Боже, если он узнает, что это сделала я, он возненавидит меня окончательно!             – Куда-то спешишь, сестрёнка?       Ох, как я ненавидела этот голос! Обернувшись, я увидела перед собой Барбару Сент-Джеймс собственной персоной – маленькое исчадие ада (в буквальном смысле, ростом она похвастаться не могла) и по совместительству моя биологическая сестра. О, как она любит мне об этом напоминать! Она указала меня в родственниках во всех соцсетях, которые только существуют, постоянно называет меня «сестрёнкой», а так же говорит об этом всем моим друзьям и знакомым. Мы были полными противоположностями – блондинка и брюнетка, высокая и коротышка, эстрадная певица и будущая звезда Бродвея (да, скромность не была присуща ни одной из нас). Но, увы, она была талантливой сучкой, а это означает, что нам придётся сосуществовать в одной школе, на одном направлении, и, если её возьмут (а её возьмут), в одном эстрадном хоре. Боже, за что мне такое наказание!             – За учебниками. Уроки начинаются через пару минут, – сказала я, не показывая своего волнения, – Тебе тоже стоит поторопиться, Барбара. Ты же не хочешь опоздать на своё первое занятие.             – Оу, - она положила руку себе на грудь (она просто обожала говорить так – это прибавляло ей драматичности), – Думаю, твой папа не будет против маленького опоздания. Мне всё ещё сложно здесь освоиться, неужели ты забыла, что я новенькая?       Но, к моему величайшему счастью, нашу бессмысленную беседу прервал звонок. Господи, спасибо!