Каждому дьяволу положен свой ангел.

      Здравствуй, дорогой дневник! Вот уже второй год я работаю с самым невыносимым человеком на Земле — ментором Двенадцатого дистрикта — Хеймитчем Эбернети. Мало того, что он несносный грубиян и эгоист, так еще и пьет по-черному. Представляешь, вчера этот идиот разбил хрустальную вазу в холле Тренировочного Центра. А кому досталось больше всего? Конечно, Эффи. Я всегда во всем крайняя. Я так больше не могу! Я уйду с этой должности и признаю поражение перед родителями, которые каждый день до моего выхода на работу твердили, что я не продержусь здесь долго. Но два года тоже срок, который больше я не могу мотать. Я незамужняя девушка, мне двадцать три года, работаю сопровождающей самого ужасного дистрикта, ментор которого беспробудный пьяница. Господи, что я делаю не так? Так, Тринкет, не сдаваться! Идти к цели!       Она работала довольно долго над своим образом: лучшие наряды, пестрые парики, изысканный макияж, а ее акцент, походка, движения рук и улыбка сводили с ума практически всех мужчин. Она стала самой желанной женщиной Капитолия за два года огромных усилий. Тринкет взрастила свою самооценку, в ней появился шарм, который заставлял мужчин разгадывать это девушку, как ребус, но никогда не узнать. Она позволяла проводить себя до дома или Центра, если это было во время Игр. Разрешала чмокнуть себя в щеку. Ее манеры были на высоте, чтобы показаться в светском обществе. Эффи всегда дружелюбно отзывалась на новые знакомства, которые даже и заводить не хотела. Она общалась со многими «сливками» столицы, чтобы поддерживать свою популярность. Что можно еще пожелать? Октавия твердила, что уже лучше некуда, но она не верила. — Эй, Тринкет, где мой пиджак? — раздался голос Эбернети из его спальни. Ну вот, пожалуйста. И как с таким человеком оставаться дамой из высшего общества? Она держалась. — Возьми пожалуйста там, где ты вчера его оставил, — вежливо, насколько могла, ответила девушка на выпад этого безумца. Молодой ментор пришел в гостиную, застав меня за просмотром журналов. Он был одет в отглаженные черные брюки со стрелками, белоснежную рубашку с выточкой на спине вкупе с иссиня-черным галстуком, который немного отливал фиолетовым, как слива, цветом; сверху на нем был надет клетчатый жилет с тонкой серебряной цепочкой, искусно прикрепленной к пуговице жилета. — Будешь так разговаривать со своими хахалями! — грубо, прикрикнув, выразился тот, вырвав у нее из рук модный журнал. Он взглянул на ту страницу, которая была открыта. — Фликремана рассматриваешь, потекла уже небось. Его губы тронула ужасная издевательская улыбка. — Будь добр, отдай журнал, — спокойным тоном произнесла Тринкет. Эта вежливость только разжигала его пыл. Как, твою мать, можно быть такой правильной? — Я спрашиваю тебя: где мой пиджак? — разделяя каждое слово вопроса, произнес Хеймитч. Эффи посмотрела в его серые бездонные, как блять Марианская впадина, глаза. — Что ты смотришь на меня? Я задал вопрос! — его голос становился все жестче. Он кинул журнал ей на колени, чтобы хоть как-то привлечь внимание, которое и так было полностью сосредоточено на нем. Их взгляды встретились. Сука, Тринкет, хули ты смотришь на меня? Съебись в туман уже. Эффи, будто услышав его душевный крик, отвела взгляд. Хеймитч почувствовал во рту сладкий вкус победы над ней, ему захотелось выпить. — Пиджак висит на стуле в столовой, — тяжело выдохнув, ответила она. Без каких-либо слов благодарности ментор демонстративно развернулся и пошел в столовую за своим атрибутом одежды. Господи, его походка. Какого черта он так ходит? Она следила за каждым его шагом, ее голову заполнил звук касающихся пола его лакированных туфлей.       Они вновь встретились вечером, когда уже хорошо выпивший Хеймитч вернулся в их совместное жилище на двенадцатом этаже. — Слушай, а ты никуда там сегодня не идешь? — не глядя на нее, спросил мужчина без доли интереса. — Нет, — скованно ответила сопровождающая. — Блять. Ну ладно, — очередная брань сорвалась с его языка. Он с бутылкой в руках грузно свалился в кресло. Эффи казалось, что ее уши свернулись в трубочку от столь непристойных слов. Она, конечно, никогда не позволяла себе так выражаться. Тринкет только хотела сделать замечание в адрес ментора, резко подул ветер из распахнувшегося окна. Он взъерошил волосы Эбернети. Этот порыв донес до нее запах его парфюма, смешавшийся с запахом виски. Это было божественно. Ветер еще! — Закройте это ебучее окно! — развернувшись, крикнул ментор. Вся прислуга взбудоражилась от его голоса, который громом прогремел в помещении. — Следи за своими словами, — упрекнула Эффи. Как же она меня заебала. Ненавижу. — Отвали от меня, — рявкнул он. Эбернети встал с кресла, прихватив бутылку бренди, и пошел в направлении своей спальни. Эффи надоело терпеть эти колкости, она решительно встала и пошла за ним по темному коридору. — Послушай меня, Эбернети! — идя следом на высоких каблучках, говорила она, — Объясни мне, когда ты перестанешь хамить мне. Он резко развернулся, разглядывая в темноте черты ее лица. Блять, хорошо, что здесь темно. Я не вижу ее охуительных глаз и этих манящих губ. — Может уже хватит ебать мне мозги или ты пытаешься зачать разум? — выплюнул он очередную порцию яда, — Так вот я тебе скажу, я споил его. И если мне захочется, я могу споить тебя, а потом мы будем заниматься плохими делами! Тело Тринкет сжалось. Зачем она пошла за ним? Что она хотела донести этому человеку? Будь это кто другой, такой ситуации не суждено было бы даже случиться. Неужели ему и правда поиметь меня, как нечего делать? Страх овладел ее сознанием. Чтобы это не заходило дальше, она отвесила ему звонку пощечину. Это движение разбавило мертвую тишину оглушительны треском. Да она охиревшая сучка! В одно мгновение Эбернети прижал ее своим телом к стене так, что та ударилась затылком. Эффи хотела закричать о помощи, но он втянул ее в немыслимый поцелуй. Экскорт уперлась свободной рукой (вторая была сжата его пальцами) ему в грудь, дабы оттолкнуть; попытки оказались тщетны. Она почувствовала себя жертвой в руках беспощадного зверя. Что со мной не так? Я блять целую Тринкет. Что-то внутри не позволяло обоим разорвать поцелуй. Он проник языком в ее рот, делая этот поцелуй более затягивающим. Эффи, сама не понимая как, обхватила своими тонкими пальцами запястье его руки, сжимающей бутылку. Что я делаю? Это же Эбернети! Этот чертов Эбернети! Тринкет ощущала его каждой клеточкой своего тела, она чувствовала тот жар, который исходил от него. Хеймитч чувствовал, что он горит. И если сейчас не отпустит, то выебет ее в это гребанном коридоре. — Проваливай, — рыкнул он, резко отстранившись, и зашел в свою комнату, хлопнув дверью. Эффи стояла посреди темноты и все еще ощущала его губы на своих. Ощущала этот терпкий вкус алкоголя, которым пропитались его губы. Я люблю его. Что? Нет. Борьба со своими чувствами самая трудная. Худшего врага и не найти.       Они никогда больше не оставались наедине, разговаривал он с ней одними лишь колкостями, от которых сердце Эффи обливалось кровью. Она плакала ночами в подушку, а поутру говорила, что у нее все прекрасно и улыбалась. Она скрывала все чувства ото всех и от себя в том числе. Каждое его слово приносило невыносимую боль, оставляя рубец на душе. Урод! Пошел ты к черту! Я люблю же тебя! Через месяц она начала общаться с капитолийцем по имени Адам. Прекрасный мужчина: высокий рост, темные волосы, голубые, как у нее, глаза, правильный нос, подтянутое тело. Что в нем не так? — Скажи мне, Адам, что я делаю не так? Она каждую встречу доставала его разговорами про Эбернети. — Ты любишь его, Эффи! А он тебя нет! Он вообще не способен любить! Как ты этого не поймешь? Взгляни на всех, кто с ним спал. Они просто шлюхи. А ты ведь не такая! Он взял ее лицо в свои руки, заглянув в глаза. — Ты красивая, умная девушка. Фигура есть, все при тебе. Тебя хочет любой мужчина Капитолия, а ты что? Ты влюбилась в этого пропащего алкоголика. Прошу тебя, очнись! Эффи, я люблю тебя! Слышишь? Эти слова заставили ее встрепенуться. — Нет, Адам, ты не должен меня любить, — дрожащим голосом произнесла она. — Но я уже люблю! — разведя руками, сказал он. Схватив свою сумочку, Тринкет пулей вылетела из его квартиры. — Да он же просто будет трахать тебя! — крикнул ей вслед капитолиец, выйдя на лестничную клетку.       « Ты стала более эгоистична. Ты больше не похожа на ту девушку, от которой во всем всегда веет оптимизмом. Раньше с тобой пять минуть пообщаемся и выйдешь из любой депрессии. А сейчас? Там плохо, тут не так. Да-да, это все про тебя. Ты изменилась, Эффи.» — говорила ей Октавия, пытаясь вернуть подругу к прежней жизни. А жестокости нас научили те, кого мы до безумия любили.       Спустя полгода чувства остыли, она перестала убиваться из-за его безразличия, потому что почти не говорила с ним и не видела. Ее улыбка стала еще более натянутой, манеры более отточенными. Жизнь все более обреченной. Эбернети не перестал упиваться до беспамятства, но с каждым разом желание повторить тот поцелуй усиливалось. Блять мне нахуй не нужна эта капитолийка. Я могу спать с кем хочу и когда хочу. Я победитель, мать вашу. Я заслужил. — Эбернети, отставь бутылку, нам надо поговорить, — хладнокровно произнесла Эффи, сев за стол. Он поднял на нее взгляд. — Наряд свой сними, а то глаза режет, — нахмурившись, выдал он. Она была одета в платье цвета шампанского. Словно мелкие пузырьки, блестки переливались на солнце. Ее облик пьянил его. — Потерпишь. Я бы просто так не пришла. Завтра будет собрание представителей всех дистриктов, главный распорядитель лично попросил, чтобы ты на не присутствовал, — дотошным голосом, сказала Тринкет. — Блять, ты знаешь, что я не приду. Нахуя мне эта информация? — Иди проспись, Хеймитч. Она кокетливо встала из-за стола, направившись в гостиную. — Тебя забыл спросить, — язвительно ответил тот. Эти слова уже не принесли боли, лишь оставили неприятный осадок. Чем больше она для него значила, тем меньше он это показывал.        Собрание уже началось. Тринкет видела, что он не пришел. И в гневном взгляде распорядителя прочитала, что достанется ей. Сволочь! Почему всегда я? Он же не пришел! После этих мыслей, как по заказу, в дверях появилась всем известная фигура — ментор Двенадцатого. — Простите, мистер Конте, задержался, — выдав вежливую улыбку, сказал тот. В помещении пробежался мелкий смешок. Щеки Эффи запылали, она почувствовала что-то новое. И вот зачем он пришел? Все, хватит бегать от себя! Признайся себе, Тринкет: ты любишь его. И живи с этим! Одарив присутствующих взглядом, Хеймитч сел за круглый отполированный стол. — Итак, продолжим… Метор думал о своем, не слушая главного распорядителя. Опять несет какую-то хуетень. — Мистер Эбернети, Вы поняли меня? — спросил мужчина. — Разумеется, — уверенно ответил он, хотя даже не знал о чем речь.       Все разошлись по своим делам. Эбернети оказался один в светлом коридоре, который покойник видит по пути в тот мир. Солнце уже собиралось заходить за высотки Капитолия, отблескивая в окнах домов напротив будто пожар. Перед ним появились двое широкоплечих мужчин в черных костюмах, которые никак не вписывались в эту картину заката. Хеймитч ничего и не подозревал, как они налетели на него с кулаками. — Ребята, вы чего? — усмехнувшись, спросил он, отразив один удар. Тут он почувствовал удар в живот. Внутри все завязалось узлом. Эти действия вызвали огромный прорыв ярости. Те силой прижали победителя к стене. — Не дотрагивайся до нее, — хрипло проговорил один. — Чего? — ментор находился в недоумении. Кровь из разбитой брови стекала по лицу. — Оставь Тринкет в покое, — прорычал другой. Эта фраза вызвала небывалое веселье у Хеймитча, он залился истерическим смехом. Мужчины прибывали в шоке. — Мне все понятно, — произнес Эбернети. Он нанес удар ногой одному под колено, выбив коленную чашечку со своего места. Коридор озарился диким воплем. Ментор вынул нож из внутреннего кармана пиджака. — Я победитель, парень, — ехидно ухмыляясь, произнес он, — Пырнуть тебя, как нечего делать. Тот сам упал на пол, чем заставил Хеймитча удивиться. Что за пиздец происходит? В конце коридора появились миротворцы. Эбернети понял: бежать ему некуда. Он покорно бросил нож на пол и поднял пустые руки вверх.       Эффи вся в слезах забежала к главному распорядителю. Хеймитч сидел на диване у него в кабинете, руки были скреплены наручниками, лицо в ссадинах. — Мистер Конте, отпустите его пожалуйста, — сглотнув ком в горле, попросила сопровождающая, — Этого больше не повториться. — Лучше б Вы мне уже голову прострелили, — безразлично сказал Эбернети. Его лицо озарилось едкой улыбкой. Заткнись, идиот! — Забирайте его, мисс Тринкет, — распорядился тот. Эффи помогла ему встать и вывела из кабинета. Они молча дошли до лифта. — Зачем ты это сделала? Двери захлопнулись. Потому что я люблю тебя, долбаеб. — Он бы убил тебя, — спрятав свои эмоции, сказала Эффи. — А тебе не похуй? — выразился ментор, — Ты сама наняла тех ребят, чтоб они вышибли мне мозг. Ее бездонные глаза наполнились слезами. Давай блять затопи к хуям этот лифт. — Это не я, — ее голос дрожал, — Это Адам. — Ты спала что ли с ним? — Ты нормальный? — А чего он тогда денег не пожалел? — Он любит меня, Эбернети, — объяснила Эффи. А ты меня нет! Я не то, что люблю тебя. Я схожу с ума по тебе и ненавижу себя за это! — А ты выбрала меня? — нагло, в лоб спросил ментор. Он знал, что она любит его, видел и ненавидел ее за это, а теперь еще и сам погряз в этой рутине. Румянец покрыл щеки Тринкет. Благо есть слои пудры. — Как ты не понимаешь? Из всех я выбираю тебя. Я всегда выбираю только тебя. Слезы еще больше текли по щекам. Тут двери лифта разомкнулись на двенадцатом этаже.       Они вышли из лифта. Хеймитч и Эффи окунулись в полумрак, царящий в пентхаусе. Он спиной открыл дверь в свою спальню и затянул Эффи за собой. Она пыталась сопротивляться, но его сильный напор говорил: «Да ладно тебе, ты же любишь меня.» Он сел на край кровати, посадив Тринкет себе на колени. В это же мгновение он прильнул к ее губам, одна его рука оказалась на талии, другая скользнула к упругой груди. Она обвила руками его шею, чтобы оказаться, как никогда, близко. — Ты сумасшедший, — шепнула она. — Я знаю, солнышко, — ответил он, опустившись на кровать. Она покусывала его губы; он без всякого стеснения врывался языком к ней в рот, проводя по небу, заставляя вздрагивать. Она отвечала ему тем же, облачая в свои ласки. Ну ты и дура, Тринкет. Он просто хочет выебать тебя. Он не любит. Да уж, Эбенети, это твоя самая серьезная победа. Она же никому не отдавалась до тебя. Самовлюбленный урод. ты просто хочешь трахаться с ней. Я сгораю рядом с ним. Блять, как же сильно я люблю эту идиотку. Она полностью забылась в его объятиях. Сжимала его широкие плечи, выгибалась под его натиском, послав к черту все манеры. Ей надоело быть чье-то куклой. Теперь только его.