***
Новые соседи объявляются во вторник последней недели августа. Эрик наблюдает, как уродливый белый фургон вползает на подъездную дорожку в соседний дом. Похоже, его, наконец-то, продали. Мало кто может соперничать с писателем в любопытстве. Эрик отодвигает печатную машинку и идёт за чаем. Чёрным и крепким, с лимоном. Когда он возвращается, кирпично-красный фольксваген жук, может, времён Второй мировой, присоединился к фургону. Эрик поднимает бровь. Первой он видит девчонку. Она красива в здоровом, ангельском смысле слова, что вышло из моды после Твигги. Эрик пялится на бедра девушки без зазрения совести — она в мини-юбке, и провались он под землю, если не оценит вид, — и проклинает современных богов моды и человеческую глупость. Он бы населил мир вот такими девушками, если бы мог. Блондинка разговаривает громко, управляя угрюмыми мужчинами в серых комбинезонах. Они, по всей видимости, игнорируют её большую часть времени, и, судя по ее выражению, она не даст им откосить. Эрик ухмыляется, ожидая чего-то взрывного, когда мальчишка выходит и улыбается разъярённой подруге, поднимая руки. Сердце Эрика пропускает удар. Мальчишка… не столь мальчишка. Им обоим где-то между девятнадцатью и двадцати пятью. Просто Эрику трудно воспринимать их, как взрослых, когда его собственные дети старше. Лорне двадцать семь, близнецам двадцать три. Эрику сорок девять. И когда он смотрит на залитую солнцем лужайку, понимание бьёт по нему: он уже немолод. Он не знает, почему эта мысль неожиданно начала волновать его. После войны, лагерей, матери Эрик не чувствовал себя в своей тарелке рядом со сверстниками. Это никогда не утруждало его. До этого момента. Мальчик — молодой человек, поправляет себя угрюмо Эрик, — громко смеется, откинув голову назад, темные волосы, умоляющие о стрижке, блестят рыжиной на солнце. Он, как и она, не подходит под традиционное определение красоты. Он даже дальше от этого определения. Худой, бледный, низкий и носит самые уродливые клетчатые рубашки, которые когда-либо видел Эрик. Тот мальчик, над которым издевались с первого дня в школе до последнего. Он… Захватывающий. В нем есть нечто такое, заставляющее рот наполниться слюной, а сердце биться, как у загнанной лошади. Прошло много времени с тех пор, как он, Эрик, чувствовал что-то подобное. Резкая тоска скручивает его желудок и заставляет подумать, что Эрик забыл или никогда не знал такого притяжения. Он был одинок слишком долго. Снаружи молодой человек обвивает руки вокруг талии девушки и прижимается к ее лбу своим. Она хихикает и трется об его нос. Эскимосский поцелуй. Молодожены. Губа Эрика изгибается; чай оставляет горький привкус во рту. Это не похоже на него — забыться. Он не был никогда мечтателем. Эрик закрывает жалюзи и возвращается к работе. Спустя несколько позорных непродуктивных часов он сдается и решает опустошить свой мини бар.***
Эрик не особо часто выходит из дому. Поездки на почту дважды в неделю, случайные вылазки в магазин. Когда стены вытесняют его, он садится на мотоцикл и едет к заливу — иногда прогуляться, иногда для стаканчика или дюжины. Временами его редактор отправляет его в кампусы, где он должен прочитать гостевую лекцию или провести мастер-класс. Эрик до конца не понимает, почему они хотят, чтобы он возвращался. Насколько он знает, нельзя стать писателем или журналистом, проспав пару лекций. Когда-то его самого не наняли из-за писательского стиля. Но им нужен был кто-то на передовой, и Эрик был тем, кто мог пережить поле боя и вернуться, чтобы рассказать свою историю. Плохо, что большинство не хотело слышать ее. Последний издатель газеты уволил его, похлопал по плечу и сказал: — Тебе стоит написать книгу. Эрик и начал. Магда забрала детей и переехала обратно в Польшу, прежде чем Эрик вернулся из Бейрута. Дом оставался пустым, не имея надежды вновь стать комфортным. С ним были только те военные пережитки, которые никогда его не покидали, и на них он был женат больше, чем на своей жене. Он был одинок. Он сел и начал печатать. Когда он оглянулся, прошло шесть лет и три книги. Бумаги на развод лежали на столе, покрытые пылью, разлитым чаем и пеплом сигарет. Той ночью, Эрик отправился в Сан-Франциско, в какой-то захолустный паб, который замечал раньше, и трахнулся с каким-то мужчиной в кладовке. На обратном пути он купил яблок. Они казались новыми на вкус и незнакомыми. Утром он позвонил детям.***
Все писатели хотя бы на четверть сталкеры, думает Эрик, зажигая сигарету. Новые соседи необычные, а, следовательно, отвлекающие. Девчушка не выглядит, как домохозяйка. Она вытянула старый деревянный лежак на лужайку и лежит на нем полдня, где каждый проходящий может видеть ее. Она читает «Здравствуй, грусть!», что должно было быть первой подсказкой Эрика, но это только заставляет его закатить глаза. В момент же, когда ей надоедает читать на французском, на ее лбу появляются морщинки раздражения. Она хватает копию «Нет такого места — „далеко“». Эрик ненавидит сентиментальное дерьмо, написанное умными, красивыми словами, и, более того, он думает, что это не ее книга. Девушка не выглядит, как та, которая может усидеть достаточно, чтоб быть книжным червем. Она говорит с молочником в бикини, от чего мужчина краснеет. Она флиртует, позабавлено думает Эрик, со сногсшибательным изяществом и утонченностью танка, наставившего на тебя дуло. Леншерр задается вопросом, что думает муж о ее выходках. Парень уходит каждое утро в то же время, когда Эрик возвращается с пробежки. Он улыбается и машет рукой. Эрик еще не знаком с ним. Молодой человек носит ужасные костюмы, двубортные и тяжелые, такие, какие носили старички давно, как у Джона Эдгара Гувера. Он возвращается уставший, но всегда улыбается, в руках либо коробка пиццы, либо бумажные пакеты с едой на вынос. Его улыбка становится немного безумной, когда он общается с миссис Кэрриган или миссис Риверс, если они проходят мимо с удивительной частотой и нежданностью. Возможно, думает Эрик, криво усмехаясь, дело в мальчишеской улыбке его соседа и в том, что он флиртует куда лучше своей жены. Без особых усилий, естественно. Эрик пожимает плечами и закрывает жалюзи. Он не плохой сосед. Он помогает мисс Ариадне найти ее собаку каждую неделю, чинит крышу мистера Кирш, оплачивает коммунальные услуги без ворчания, даже если знает, что их просто потратят на отвратительные клумбы. Он не кричал на поющих рождественские песни года два, может, три. Но день, когда Эрик появится на чьем-то порогу с мясной запеканкой и «добро пожаловать», будет днем, когда он достанет ружье из-под кровати и пристрелится.***
Он на заднем дворе чистит мотоцикл, когда появляется девушка по ту сторону изгороди там, где не хватает двух досок. — Отличный у тебя мотоцикл, — окликает она его, когда Эрик пытается не замечать ее присутствия. Он смотрит на нее. От шорт на ней только название, она напялила клетчатую рубашку мужа. На девушке она смотрится лучше. Эрик начинает раздражаться, сам не пойми от чего. — Думаешь? Она ухмыляется. — Конечно. — Что ты вообще знаешь о них? — То, что мне нравится на них ездить, предпочтительно быстро? Эрик фыркает. — Я не сдаю его. Она прыскает, но когда он на нее смотрит, улыбается. — Ты грубый, — восторженно объявила она, словно о каком-то приятном открытие. — Ну, не я пришел сюда без приглашения, нарушая чужую личную жизнь. Ты тоже грубая. Она смеется, неуклюже и неподдельно. — Сразу видно, мы поладим. Меня зовут Рейвен, между прочим, Рейвен Ксавьер. Эрик встает, чтоб пожать ее руку, размазывая смазку по ней. — Эрик Леншерр, — ухмыляясь, говорит он. Она смотрит на руку, а потом на него. — Зрело. Нужна помощь? Эрик обдумывает это. — Возьми тряпку. Рейвен сияет.***
Познавательный обед. Рейвен учится разбирать и собирать карбюратор, ее руки удивительно быстрые и ловкие и она вовсе не брезглива. Эрик узнает, что ее мужа зовут Чарльз, они только вернулись из Англии, где в Оксфорде он получил докторскую. Он также узнает, что Рейвен хочет стать полицейским и уже записалась на тренировочную программу в следующем месяце. Эрик поднимает на это бровь, но ничего не говорит. Он видел не так много женщин в форме, и они либо печатали, либо приносили кофе начальнику. Но, взглянув на Рейвен, нахмурившуюся и сдирающую смазку с ногтей. Она не выглядит, как та, кто слушает то, что говорят мужчины. Она улавливает его взгляд и ухмыляется. Эрик чувствует неожиданный укол жалости к правоохранительным силам. Забавно, что, несмотря на заявления многие говорили, в основном мамы и Магды, что он не может слушать людей, Эрик стал экспертом в том, чтобы слышать несказанное. Рейвен действительно полагает, что умна и загадочна, но Эрик успел за двадцать минут диалога изучить ее. Например, он знает, что ее муж не хотел уезжать из Оксфорда, но все равно уехал, потому что Рейвен скучала по дому. Мальчишка был достаточно умен, чтоб не показывать это. Наверное, пара не так много купалась в солнце. Поэтому вместо того, чтобы возвращаться куда бы то ни было — Эрик готов поклясться, что куда-то на Восточное побережье, — они решили приехать в незнакомое место и начать все сначала. Рейвен сама по себе любопытная личность. Она знает, что ей не нужно ничье одобрение, но все равно хочет его получить, куда больше, чем признается себе. Так же не секрет, что, если не обращать внимания на все заинтересованные взгляды, которые она кидает на Эрика, Рейвен по уши влюблена в своего мужа, хоть ей легче умереть, чем признать насколько сильно. Она выглядит милой, но в ней есть твердая жилка, которую она неважно скрывает. Наверное, заняло много времени, чтобы найти мужчину, который бы не чувствовал себя неполноценным рядом с ней. Эрик улыбается. Она напоминает ему Лорну. Время уже около шести, когда раздается голос из-за забора, медленно, нараспев: — Рейвен? Она сияет, подпрыгивая на ноги, махая рукой: — Я здесь! Эрик распрямляется вовремя, чтоб увидеть, как улыбающийся Чарльз слегка неуверенно появляется в щели в заборе. На нем нет пиджака, и его белая открахмаленная рубашка контрастирует с неровной и шершавой поверхностью досок. — О, привет, — вежливо улыбается Чарльз в сторону Эрика, осторожно переступая через границу их газонов. — Рейвен, там… Но Рейвен торопится к нему и запрыгивает на него, заставляя его сделать неосознанный шаг назад. Эрик не знает, как они не очутились на земле. Парень не отличается особенным атлетизмом. — С возвращением, дорогой, — мурлычет Рейвен и громко чмокает его в лоб. Чарльз краснеет и бросает на Эрика взволнованный взгляд. Очевидно, что Рейвен разыгрывает тут какую-то игру. Из нее никудышная актриса, чтобы вышло правдоподобно, по крайней мере, для Эрика, но что с Чарльзом. Его британское чувство приличия было оскорблено? — Тебе звонят, — говорит Чарльз Рейвен. То, что его тон остается ровным и невозмутимым, в отличие от всего остального. — Сержант Азеловитц, кажется, так? Рейвен взвизгнула и помчалась в дом, бесцеремонно оттолкнув Чарльза. Она немного приостанавливается, чтоб крикнуть через плечо: — Пригласишь Эрика на ужин? Молодой человек оборачивается и улыбается Эрику. Улыбка осторожная, но уж больно искренняя. Эрик не видел никого, кто бы улыбался точно также и кто был бы старше пяти лет. Эрик моргает, неожиданно поняв, что галстук Чарльза, как бельмо на глазу, голубой и слишком яркий, но даже близко не такой живой, как его глаза. — Привет снова, — говорит Чарльз, ступая ближе. — Чарльз Ксавьер. Эрику требуется мгновение, чтобы протереть руки об одежду, прежде чем назвать свое имя и ответить на рукопожатие. Сильная, хорошая, твердая, не пугающе крепкая, а успокаивающая хватка. Кожа на руке Чарльза мягкая, нежная. Это рука человека, не державшего в жизни инструмента тяжелее ручки. — Надеюсь, Рейвен не сильно надоедала? — Чарльз все еще улыбается. — Боюсь, ей ужасно скучно и она не всегда думает о социальных нормах. Эрик ухмыляется. — Мистер Ксавьер… — Чарльз, пожалуйста. — Чарльз. С чего ты решил, что я позволю вольно тратить мое время против моего желания? Даже кому-то столь же устремленному, как твоя милая жена. Глаза Чарльза расширились. — Моя жена? Он отдергивает руку, пугая Эрика, забывшего, что они все ещё касаются друг друга. Ухмылка на губах Чарльза тут же становится какой-то шаловливой. Не сводя глаз с Эрика, он кричит: — Рейвен! Почему-то неудивительно, что ответ приходит из дома почти мгновенно. — Я никогда ничего не говорила, это не моя вина, что он так решил, ладно?! Чарльз издает смешок, качая головой. Рейвен оставила его волосы безнадежно потрепанными, что делает его похожим на одного из тех золотых мальчиков, выбирающихся из чужой постели в полдень — смятение, изумление и полное отсутствие стыда вперемешку. — Я упускаю что-то, — говорит Эрик. Чарльз смеется. — Да, прости. Рейвен немного разыграла тебя. Я прошу прощения, но как я и говорил, ей скучно, и она злится на меня за то, что я не разрешаю ей устроиться на временную работу. — Все еще не догоняю… — Она не моя жена, а сестра. Эрик моргает. — Рейвен и Чарльз Ксавьер. Я не правильно понял. — Да. — Вы не похожи. — Рейвен удочерили. — Чарльз качает головой, печально улыбаясь. — За мои грехи. — Ох, мне жаль. Я не хотел совать нос. — Все хорошо. Но она права в одном. Я давно хотел познакомиться, но между новой работой и запоминанием того, на какой стороне дороги я должен ездить, боюсь, я отвлекся. Присоединишься к нам на ужин? — Я… — Не то чтобы у нас есть чем тебя соблазнить, по правде говоря, Рейвен не так плоха, но она все равно не станет готовить, потому что, цитирую: «Только то, что я женщина, еще не значит, что я твоя горничная». Конец цитаты. Я бы не возражал, если бы у меня не сгорала и вода. Он дарит Эрику еще одну яркую улыбку, словно приглашает его, чтоб отпраздновать провал двух взрослых, которые не могут позаботиться о себе. Эрик чувствует внезапный укол изумления, когда понимает, что почти улыбнулся в ответ. — Но мы изучаем местный ассортимент еды на вынос, — продолжает Чарльз, восторженно. — Я нашел сегодня отличное место. Кажется, что-то мексиканское? Я не заполнил половину названий, но что бы я ни принес, пахнет оно вкусно. Эрик смотрит на него, чувствуя, как уступает. Что это за человек и почему он совершенно не боится Эрика? С чем он столкнулся в своей жизни, что так свободно, раскованно чувствует себя с Эриком, будто бы нет расстояния между ними… словно они равны? — Что? — спрашивает Эрик, неожиданно понявший, что у него что-то спросили. Чарльз улыбается и повторяет. — Не хочешь ли присоединиться к нам на ужин? Мы все время ужинаем вдвоем с Рейвен. Мы будем благодарны, если ты спасешь нас друг от друга на один вечер своей компанией. «Нет,» — тут же отчаянно думает Эрик. «Нет». — Я… с радостью, — говорит он.