***
За прошедшие с момента аварии годы Чонгук вполне успевает привыкнуть к своей особенности, срастись с ней и почти перестать загоняться, поэтому когда однажды утром пришедший будить его папа приносит с собой почти забытый запах бергамота, парень чувствует себя так, будто получил с размаху по голове пыльным мешком. Сперва он даже не может понять, что произошло. Потерянный выходит к завтраку и застывает на пороге — свежий, еловый запах отца обрушивается без предупреждения, на мгновение лишает воли, ясно давая понять, кто здесь глава семьи, и альфа в Гуке, еще не сформировавшийся до конца, поднимает голову и признает его без промедления. Когда папа мягко подталкивает Чонгука к столу, тот резко разворачивается и крепко-крепко его обнимает, чувствуя, как предательски дрожат губы и щиплет в глазах. За промокшую папину рубашку ни капли не стыдно. Запахи ошеломляют. Их так много: яркие и блеклые, приятные и не очень, они почти буквально сносят с ног — альфа в Чонгуке, уже отвыкший, потерянным щенком крутит головой и ведет носом. Дышит. Голова идет кругом от этой мешанины, но Чонгук принципиально не зажимает нос — он не может надышаться. Страх не отпускает — вдруг, показалось? Вдруг он проснется сейчас, а все по-прежнему? Ощущение реальности происходящего окончательно приходит только через неделю — Гук все еще боится, но страх понемногу отступает, а после пропадает совсем. Врач говорит, что с ним все в полном порядке — здоров, как буйвол, можно хоть сейчас идти горы сворачивать, и на душе становится хорошо и очень легко. Жизнь меняется, поворачивается под углом. Чонгук улыбается теперь часто-часто — улыбка сама то и дело лезет на лицо — и замечает, что вокруг крутится все больше омег; как только он обрел уверенность, его собственный запах тоже стал гуще и сильнее, так говорит отец-альфа. Он продолжает заниматься танцами и вокалом — идея о поступлении в Сеул не оставляет его. Когда пылкая влюбленность в Чимина постепенно сходит на нет, оставляя лишь искреннюю дружескую привязанность, Чонгук с удивлением понимает, что все равно хочет учиться там же. Танцы захватывают его все больше, музыка проникает в кровь, захватывает разум, заставляя отдаваться ей без остатка. Она становится новой беззаветной любовью, и на сей раз, похоже, взаимной. Тренер его хвалит - скупо, но негромкое "Неплохо" радует куда больше восторженных визгов-писков - и говорит, что, возможно, из него выйдет толк. Гук выступает на школьных фестивалях, участвует в конкурсах и неожиданно становится популярным. На последнем году старшей школы он сильно вытягивается в росте и раздается в плечах. Число поклонников растет как на дрожжах, близость красивых, доступных бет и вкуснопахнущих омег дурманит подростковый мозг, и Гука затягивает в водоворот. Памятуя о зверевших одноклассниках-альфах пару лет назад, он даже радуется, что самый бунт его гормонов пришелся на отсутствие нюха — по крайней мере, флиртуя сейчас, он способен сохранять на плечах голову и не бросаться на каждого течного омегу. Чонгуку нравится внимание, нравится, что его считают крутым и красивым, нравится, что его желают. Он думает, что заслужил, а потому пользуется предложенными дарами с благодарностью, но всегда честно предупреждает: без обид, детка. Чонгук хорошо учится пользоваться обаянием, потому действительно - без обид. С Чимином и Тэхеном они, к слову, изредка поддерживают связь. Те шлют ему в какао всякие интересности из столицы, незначительные новости из студенческой жизни. Чонгук завидует, скучает и еще больше старается на тренировках — у него есть хороший стимул поступить. Как-то он отсылает старшим запись своего выступления и с замиранием сердца ждет ответ. Чимин рассыпается в восторженных смайликах, говорит, что он дико крутой, что у него потрясная техника и что когда Гук поступит к ним, он обязательно познакомит его со своим хеном. Тэхен отправляет короткое: «Ты молодец. Файтинг!» и большой палец вверх, но почему-то именно от этого сообщения становится тепло-тепло, а улыбка не желает сходить с лица. Позже, перед экзаменами, когда становится совсем хреново, и руки почти опускаются, Чонгук часто смотрит на это сообщение и касается пальцами экрана, словно хочет дотронуться до собеседника. Становится легче.***
Университет приводит Гука в полнейший восторг. Ему нравится абсолютно все: общежитие, корпус, учебная программа, одногруппники, даже преподаватели попадаются отличные. Он с головой окунается в студенческую жизнь, единственное, что омрачает существование — из-за расписания встретиться с хенами пока не удается да еще внезапный насморк достал — угораздило же простудиться по дороге из Пусана. Вылечивается Чонгук только через пару недель. Они с одногруппниками стоят возле аудитории, обсуждая предстоящую пару, и Гук радуется про себя, что наконец перестал по-тупому шмыгать носом, как сопливый малолетка. Он с удовольствием делает глубокий вдох и потрясенно замирает: в воздухе явственно ощущается аромат чего-то нереального и потрясающе вкусного. Пахнет миндальными пирожными с пьянящими нотками ликера и чем-то еще — аромат со множеством оттенков, сладкий, пряный, многогранный и слишком идеальный. Чонгук растерянно моргает, пытаясь вспомнить, как дышать, а потом слышит громкое: «Гуки!» — и, к своему удивлению, замечает в толпе Чимина и Тэхена, первый активно машет ему, явно приглашая присоединиться. Чонгук счастлив увидеть своих хенов, хотя сейчас предпочел бы отыскать обладателя самого лучшего запаха в мире. Но отказаться невозможно. Он бросает одногруппникам, что отойдет, и направляется к старшим, принюхиваясь ко всем, кто попадается на пути. — Чимин-хен! — улыбается Чонгук, чувствуя, как запах становится сильнее с каждым шагом. — Не забыл, значит, своего старого хена, мелкий, — смеется довольный Чимин и хлопает его по плечу. Чонгук осторожно втягивает носом воздух: запах идет точно от этой компашки, они стоят в обособленном уголке. От Чимина исходит душный аромат сандала и восточных пряностей — приятно, но не то - незнакомый парень явно альфа, а вот Тэхен… Тэхен. Чонгук задерживает на нем взгляд и сглатывает. Улыбка сползает с лица. Черт, нет. — Привет, Тэхен, — он едва может выдавить из себя слова приветствия. Кажется, два года — слишком много, он не помнит, чтобы Тэхен, его смешной друг ТэТэ был… таким. И его запах — ох, черт, его запах. — Здравствуй, Гуки, — произносит Тэхен, и мягкий баритон эхом отдается в ушах. Как же он, оказывается, скучал по этому голосу. — Ты так сильно вырос с нашей последней встречи, да, Чимини? Тот морщится, как от зубной боли — забавное зрелище: — Да ты достал уже шутить про мой рост! Хен, скажи ему, что это не смешно! — Чимин поворачивается к высокому парню рядом. Тот смотрит на Гука, не отрываясь, явно просчитывая что-то в голове — оценивает соперника? — а после снисходительно усмехается: — Ну, это и впрямь забавно. — Хен! — Ким Намджун, четвертый курс, — представляется незнакомец. Он стоит в расслабленной позе, но его запах усиливается, нависая над Гуком тяжелым предупреждением. — А ты, значит, Чонгук? Альфа, да? И кем приходишься нашим неразлучникам? О, да парень с явной претензией. В нем чувствуется сильный альфа — ощущения похожи на те, что бывают при встрече с железобетонной стеной, но Чонгук не боится. Он не из тех дураков, что будут долбиться в стену лбом, если можно подумать и отыскать дверь. Так что если этот Ким Намджун думал его запугать столь дешевым трюком, пусть отсосет. Он уже открывает рот для ответа, но его опережает Чимин: — Мы в школе вместе учились, хен, ничего такого, — поспешно говорит он, как будто боится, что старший мог подумать что-то не то. Будь Чонгук тем влюбленным шестнадцатилетним пиздюком, его сердце сейчас точно было бы разбито, думает он, усмехнувшись про себя. Приятно сознавать, что ты перерос себя мелкого хоть в чем-то. — Когда вы ходите на один горшок, хен, тут не до альф и омег, — вторит Чимину Тэхен и окидывает Чонгука внезапным долгим, оценивающим взглядом. Становится жарко. Как товар на рынке, ей-богу. Что ж, Гуку не жаль, он знает, что хорош - смотрите, хены, на здоровье. И все же. Интересно, что он видит во мне сейчас? — Ты очень похорошел за эти годы, наверняка отбоя от омежек нет? — взгляд Тэхена становится мягким, когда он выносит вердикт, а в волосы зарываются тонкие пальцы, нежно поглаживая кожу головы и безжалостно портя прическу. Чонгук чувствует, как краснеют щеки. — Да не то чтобы… — он сам не знает, почему так смущен — его далеко не впервые касается омега, а уж Тэхен с детства любил подергать его за волосы. Голова идет кругом, и пока Чонгук судорожно пытается сообразить, что еще сказать, Ким Намджун хватает Тэхена за локоть и тянет прочь. — Еще пересечемся, Гуки, — хен взмахивает рукой и беспрекословно следует за высоким альфой. Запах следует за ними, отдаляясь от Чонгука. Дышать становится легче и тяжелее одновременно, и если без, то не хочется вовсе, и Гук неосознанно двигается следом, позабыв про Чимина. А потом видит, как ушлепок Ким Намджун внаглую лапает его друга, а этот самый друг льнет к нему кошкой и едва ли не трется. Что еще, блядь, за новости такие? — Хен, — он оказывается рядом прежде, чем успевает сообразить, что делает. Тэхен вопросительно приподнимает брови, мол, чего надо. Действительно, чего? — Я тут подумал: мы так давно не виделись, что просто обязаны наверстать. Может, сходим куда-нибудь? — Сорри, мелкий, но этот парень мне должен, и пока не отработает, никаких гулянок — с тонсенами или с кем там еще, — снова встревает альфа, и Чонгуку впервые хочется разбить кому-то лицо. Он ему хозяин, что ли? — Жаль, — голос, к счастью, отлично поддается контролю. — Тогда дай мне свой номер, твой старый не рабочий. Направляясь в свою аудиторию, Чонгук думает, что по крайней мере, у него теперь есть номер телефона. Он падает на скамью во втором ряду, открывает какао и шлет первое сообщение.