His father's heir

Каждый раз, когда входит Санса, я думаю, какой она стала стервой. Лаковые туфли, идеально уложенные волосы, запах её духов — нарочито сложный и сладкий, запах твари, которая перемалывает мужиков как мясо — все выдает её, каждый чертов жест. Когда видишь такую женщину, в голове только одна мысль. Не связывайся, вали отсюда. Мы женаты. Раньше надо было думать. Вспоминаю нашу первую встречу. Главный Инвестиционный Банк Бэсин Сити, захват заложников. Уже обложили и орали им в громкоговоритель, чтобы сдавались на хрен. У них было оружие и сраная тонна денег — надо быть идиотом, чтобы так легко расстаться со всем этим. Мы вошли. Началась пальба, крики, тот самый драйв, ради которого идут на эту работу. На самом деле неважно, на чьей ты стороне, все удовольствие в потасовке. С детства ничего не изменилось, разве что игрушки стали покруче. Прорываюсь в самое нутро банка, туда, где в ячейках богатеи прячут свои бриллианты вперемешку со свидетельствами адюльтера, бумагами о наследовании и прочей хренью, вижу одну из тех избалованных девиц, которые ходят, задрав носы. В обычной жизни она со мной даже не заговорила бы. А сейчас револьвер торчит прямо возле её головы, она застыла и не шевелится. Слегка растеряла свой кураж, детка? Этот парень тупой идиот — если он хотел что-то успеть, надо было вставить дуло ей в рот. Его голова разлетается на куски, а она так и стоит там, не издав ни звука. Идеальная женщина. Вокруг все грохочет, она шепчет «спасибо». Мы выводим заложников, обычная рутинная галиматья, и я теряю её, может, и к лучшему — от таких всегда одни проблемы. В тот вечер я трахаю Миранду, представляя, как вставляю ствол между накрашенных губ рыжей девицы и спускаю курок. Черт её раздери, надо было так и сделать. Башню сносит, когда думаю об этом. Миранда орет слишком громко, приходится заткнуть ей рот, и она моментально вгрызается мне в ладонь, сумасшедшая шлюха. Я заламываю ей руку и наваливаюсь всем весом, сама виновата, нечего было доводить. Это первый раз, когда она не берет с меня денег, да их и нет. И с тех пор ни разу не поднимает этот вопрос. Стоит и смотрит, как я одеваюсь, пытается остановить, когда ухожу. Скидки постоянным клиентам, а может хочет, чтобы я отмазал её перед нашими, один хрен. Мне неинтересно, когда девки становятся скучными, предпочитаю избавляться от них. Я закрываю глаза и вспоминаю, как выходил от этой шлюхи с пустыми карманами под дождь, в промозглую, воняющую как сточная канава, ночь. Чувствовал себя охренительно. Был готов надрать задницу хоть самому президенту, если он косо посмотрит. Санса вырывает меня из прошлого, забирает стакан из руки.  — Сколько можно пить? Сегодня важный вечер, я пригласила гостей.  — Не могу, работа. — У меня всегда работа, когда она собирает богатеньких дружков своего папаши, которые смотрят на неё, захлебываясь слюной. Эти игры не по мне, детка, корми свое эго сама.  — Ты обещал, что уволишься. — Уже начинает злиться. Виски бьет в голову, больно охота проверить, как её шейка поместится в руке. Она славно держит лицо, когда я завожусь, до последнего не показывает страха, будто знает, что это самое вкусное. Даже не дергается, когда я приближаюсь. Глаза выдают.  — Ты забыла спросить, не врал ли я. — Улыбаюсь ей как ребенку, целую в щеку. Пытается оттолкнуть, запах перегара ей не по нраву. Тащу за собой в спальню, задираю юбку и швыряю на кровать. Её волосы разлетаются по простыне, на глазах выступают слезы. Она вскрикивает, когда вхожу, что-то там просит, мне уже все равно, я ни хрена не вижу и не слышу вокруг, я, черт подери, беру то, что мое по праву. Секс и насилие — именно с этого начинается драйв, ты меня за это и полюбила, детка. Только со мной ты знаешь, кто ты на самом деле, я в твоей крови, в твоей голове, я — твой ночной кошмар, Санса. Курю в кровати. Она смотрит волком, разрез на платье разорван до груди, и при каждом движении с него осыпаются прозрачные кристаллы, похожие на крупные капли.  — Испортил мне платье, доволен?  — Очень. — Самое время смотаться отсюда подальше. — Меня ждут в участке. Я сажусь за руль и нарезаю круги по городу, думаю, в какое из местечек с дурной репутацией завалиться сегодня. «У Кэди» самое то, в таких местах ошиваются неудачники всех сортов, золотые детки при деньгах, и такие как я — кто еще не определился, на какой стороне веселее. Когда у тебя дома подают только марочное вино, дешевое пиво становится настоящим деликатесом. То, что бьет в голову, настоящее пойло, не девчачьи коктейли с вишенками и мартини, что-то, что никогда не взяла бы в рот девица вроде моей жены. Страсть к дешевому алкоголю и шлюхам — всего лишь еще один повод для ненависти. Ты думала, что с тобой я изменюсь, малышка? Стану носить костюмы из тонкой шерсти, научусь танцевать, куплю дорогой одеколон? Буду снимать номера в роскошных отелях и заказывать азиаток в латексе вместо завтрака? Чудес не бывает, даже с твоими деньжищами я не изменился ни на грош: все ещё пью, чтобы задуреть, ем как не в себя, сплю с кем приспичит. Это моя натура, бери или уходи, тебе осточертела твоя жизнь, так добро пожаловать в мою. Насмотришься такого, что больше не захочешь вылезать из уютного хорошо обставленного гнездышка, которое ты купила на деньги родителей. Прямо рядом со мной щелкает хлыст Нэнси, поднимаюсь с места и засовываю ей за ремень пару сотен. Развлекайся, малышка, один хрен, они не мои. Купи себе пару платьев или накорми своего громилу-телохранителя, чтобы трахнул тебя как следует. В этом городе все равно больше нечего делать. Возвращаюсь домой под утро, пьян настолько, что с трудом нахожу спальню. Обрушиваю тело на кровать, я просто труп, детка, утром расскажешь, как там твоя вечеринка с богатыми подонками, выскажешь все свои претензии, покажешь свой фирменный «ты меня недостоин» взгляд, я знаю, знаю. Когда в участке прошел слушок, на ком я женюсь, наслушался всякого.  — Такие тебе не по карману, Болтон.  — Она передумает еще двести раз.  — И как ты только ей голову задурил?  — А родители её в курсе?  — Ты её накурил, что ли?  — Разве такие девочки общаются с копами? Ещё как общаются, если в нужный момент сыграет ставка, то можно еще и не такую отхватить. Мне было двадцать, когда я нашел отца и узнал, что у него снова появилась семья. Его жену звали Уолда, она была похожа на дирижабль, и, к тому же, беременна. Я смотрел на этого урода и хотел вышибить ему мозги. За то, что мать была вынуждена продавать себя. За то, что бросил меня, оставив в наследство одну фамилию. За то, что справедливости не существует. За то, что в четырнадцать оказался на улице без крыши над головой и без гроша в кармане. А этот мудак смотрел мне в глаза и рассказывал, какой славной девушкой была моя мать.  — Просто когда есть выбор между славной девушкой и большими деньгами, сомневаться будет только дурак. Я никогда не был честным копом из тех, кто спасает малолеток и крушит черепа плохим парням, но это было омерзительно даже для меня. Отец с презрением смотрел на мою форму, у него было спокойное холеное лицо человека, которого обслуживает нанятый персонал. Уборщики и официанты, горничные и проститутки — все они его бывшие приятели, одноклассники, коллеги. Теперь он мог презирать их и мог презирать меня как нелепую случайность на его пути к деньгам и власти. Сделал ребенка девчонке, всякое бывает. Мы с тобой еще встретимся, урод, я тебе этого не забуду. Теперь, засыпая рядом с моей ледышкой-женой, от которой я каждое утро жду стакан с ядом или пулю в висок, на шелковых простынях, прохладных как крылья ангела (так говорили в убогом рекламном ролике), я чувствую, как моя жизнь катится на самое дно. Не такие мы и разные, разве что тебе в кровати теснее, да, отец?