His father's heir

Одно за другим самые сомнительные заведения Бэсина открывают передо мной свои двери. В каждом я делаю вид, что надираюсь до невменяемого состояния, а потом несу всякий бред, будто у меня была подружка, классная девка, Черити. Я направо и налево треплю, что из полиции, что веду её дело, каждому, кто готов слушать. После такого весь город будет в курсе, как я выгляжу и где меня искать. Между заведениями перехватываю коньяк из фляги, снова и снова мокну под траханым ливнем, выгляжу все паршивее и паршивее. Под утро обнаруживаю себя у Кэди, от смеси разного алкоголя и повисшего в воздухе сигаретного дыма меня уже взаправду ведет. Девчонка на сцене незнакомая, видать, набрали новеньких. Вид у неё боевой, почти как у проституток из Старого Города. И как только девки умудряются сохранять агрессивный вид в одних трусах? Нэнси протискивается мимо меня к бару, мы встречаемся глазами. Она тут же смущается и отводит взгляд, на этот раз я веду себя более чем пристойно, нечего бояться. И ведь не поболтаешь с ней, тут же нависнет Марв со своими вопросами. Утыкаюсь в свой стакан, допиваю остатки скотча, настроение хуже некуда, чувствую себя бесполезным дерьмом. Если сейчас ничего не случится — а перед рассветом на это надеяться уже не приходиться — то я сдохну со скуки прямо здесь. Не замечаю, как голова опускается на руки, мне кажется, просто надо закрыть глаза на секунду, а потом ехать домой. Я сижу напротив социального работника — неопрятной женщины в костюме цвета засохшей крови. Она, кажется, идиотка, говорит со мной, будто мне три года. Мне пятнадцать, стерва, и такие как ты уже просрали все мое доверие. Она начинает свой опросник вполне невинно, а потом начинает лезть в личное, и вопросы будто скопированы с анкеты Маркуса Ротта. Мне с этого как-то нервно, по сути я не знаю, что мне грозит, если я отвечу ей правду, но и врать, вроде, нет смысла. Я говорю ей, что натурал. Говорю, что нет постоянной подружки. Мне приходится уточнить, что никто не пытался насиловать меня в детстве, если только звуки траха из соседней комнаты не считаются изнасилованием. Она спрашивает, сколько половых партнеров у меня было.  — Три, — улыбаюсь во весь рот, — неделя выдалась так себе. — Она возмущенно захлопывает тетрадь, в которую до этого записывала мои ответы. Ей не положено на меня орать.  — Рамси, сейчас не время шутить! Твои ответы нужны нам, чтобы понять, насколько ты травмирован средой и нужна ли тебе помощь психотерапевта!  — Не нужен мне ваш терапевт, если только это не славная девчонка, которая хочет быть четвертой. — Встаю и нависаю над ней, опираясь на стол, я на взводе, будто сейчас ввяжусь в драку, она непроизвольно вжимает голову в плечи и от этого двойной подбородок очерчивается еще яснее. — Да ни один парень не будет травмирован, если трахнул кого-то!  — Успокойся, сядь на место. — Она на самом деле понятия не имеет, что делать с агрессией, зазубрила правила на курсах, вот и все. Я растягиваю улыбку ещё шире.  — Давайте короче, — читаю имя на бейдже, с момента начала беседы я его уже забыл, это вам не подружки, имена которых мгновенно запоминаешь с мысленной приставкой вроде Ким (попка) или Тина (миньет), — Барбара, мне пятнадцать, я натурал, я знаю, что моя мать проститутка, я с ней не живу, но если после этого ваша сраная контора от меня отстанет, могу пожить пару недель. Устроит?  — Нам надо закончить тесты!  — Закончите без меня. — Нащупываю в кармане халявные билеты в кино, которые подогнал один из моих приятелей, еще полчаса, и я останусь без подружки на вечер. Я сижу в квартире матери, она курит в окно.  — Как прошло?  — Паршиво. Придется тусоваться у тебя еще недельку. — По глазам видно, насколько я ей осточертел. И дураку понятно, что больше всего она хочет избавиться от меня, жить себе спокойно и водить мужиков сутками. У неё есть все поводы для ненависти, я столько раз портил ей жизнь: избивал её клиентов, таскал деньги, приводил девиц не вовремя, пропадал неделями, пока она объяснялась с социальными службами. Я закрываю лицо руками и чувствую нежные женские пальцы в волосах. Сквозь сон слышу голос Нэнси.  — Да не трогайте его пока, может у него что-то случилось. — Бармен ворчит в ответ.  — У всего города что-то случилось, время не ждет. — Он повышает голос: — эй, заведение закрывается. Я вываливаюсь на улицу, вдыхаю промозглый сырой воздух. После вчерашнего ливня улица похожа на реку, свет уличных фонарей отражается от мокрого асфальта. Когда тебя шатает с выпивки, почему-то кажется, что раскачивается весь мир вокруг, но только не ты сам. Впереди какой-то бездомный, у него сальные волосы, я хватаю его за плечи и разворачиваю к себе лицом. Глаза карие. С какого-то хрена я уверен, что это тот самый мудак с пиццей, замахиваюсь со всей амплитудой, колочу его вонючую тушу, он вырывается, рычит как зверь, пытается кусаться, это бесит еще больше. Получай, урод, получай за Черити, получай за Миранду, получай за всех девчонок, которых вы угробили в своей чертовой студии! Его, наверное, надо допросить, эта мысль приходит в голову слишком поздно. Он вырубился, мне никак не удается его поднять, похоже, я несколько раз достигаю успеха, но он обрушивается обратно. Грязная вода уносит его кровь вдоль улицы и вниз, в канализацию. Я стою над этим полутрупом и внезапно понимаю: нет никаких доказательств того, что это тот самый человек. В Бэсине полно бездомных. Запахиваю куртку плотнее, меня колотит, утренний холод забирается через каждый шов. Бреду к дому Миранды, там неподалеку была закусочная, может, удастся перехватить горячий завтрак перед тем, как выслушивать бесконечные обвинения Сансы. Рядом со мной тихо, как тень, появляется Михо. Она просто идет параллельно.  — Ты по ней скучаешь, Болтон?  — Бывает.  — Вот, — она протягивает мне несколько листов, скрепленных канцелярской скрепкой, — все, что смогли найти. У нас мирок замкнутый, все друг друга знают. И клиентов тоже. Здесь подозрительные. И последние.  — Я последний.  — Не факт.  — Плевать! — В тусклом утреннем свете её глаза кажутся черными. — Я последний. Больше она ничего не говорит, и я на неё не смотрю. Она всегда уходит тихо, как сейчас, вроде видишь её боковым зрением, а в следующую секунду нет. Иду дальше, поминутно прикладываясь к фляге, еще пара переулков и буду на месте. В голове черти что — настоящая помойка из скверных предчувствий и проблем на работе. Я всем что-то бесконечно должен, стоит разрулить одну проблему, как вылезает другая. Ко мне подваливает какой-то тип и начинает докапываться. Я так пьян, что с трудом вообще разбираю, что он там говорит, пытаюсь его оттолкнуть, но он чертовски навязчив. Даже слегка трезвею, понимая, что сейчас вляпаюсь в очередную драку. Не успеваю замахнуться, как подваливают его приятели — всего двое, но здоровенные, с такими не просто, того и гляди пригодится Сансин врач. Перед тем, как они вырубают меня окончательно, я успеваю разглядеть черные пятна на руке того, что покрупнее. Мне кажется, что я бесконечно падаю в вязкую темноту, слышу стук собственного сердца. Прихожу в себя в багажнике, скрюченный как чертов эмбрион, у меня связаны руки и заклеен рот. Вот теперь действительно интересно, детка. Куртки нет, кобуры тоже, надеюсь у Михо найдется копия тех списков, когда выберусь. Мы едем долго, засыпаю то ли от скуки, то ли алкоголь берет свое. В следующий раз я просыпаюсь от слепящего света. Все вокруг кажется нестерпимо белым, с похмелья это чертовски режет глаза, я щурюсь и пытаюсь хоть что-то разглядеть. Постепенно проявляется контур ванны, стоящей в центре комнаты, и бурые пятна на полу. Я слышу ритмичный стук.