His father's heir

Санса стоит у окна, глядя на моросящий дождь и редкие фонари. Меня всегда удивляло, как она умудрялась сохранять благородный вид, даже если мы несколько дней пили без остановки и не вылезали из кровати (строго говоря, со мной и делать-то больше нечего девчонке её круга). Она высокая, у неё идеальная фигурка и роскошные волосы — настоящий подарок. И мне кажется каждый раз, что она свалит, как только протрезвеет, забудет меня как страшный сон, но она возвращается уже в четвертый раз. Звонит в участок и деликатно просит оставить мне сообщение, всегда такое официальное, будто мы деловые партнеры. Секретарша Боггза смотрит на меня лукаво, в оперативников часто влюбляются спасенные девчонки, вот только тут другой случай. Если бы они знали, чья это дочь… Я беру пару выходных за свой счет и забиваю холодильник спиртным, чтобы поменьше выходить из дома. Она почти ничего у меня не спрашивает и почти ничего не рассказывает о себе, я узнаю о ней обрывками, будто собираю паззл. Одно понимаю сразу, она сильно обижена на родителей и на бывшего жениха. А я что-то совсем другое. Подростковый бунт, маленькая глупая девичья месть, да я и не против. Главное, честно. Стакан в её руке дрожит.  — Я не хочу туда возвращаться.  — Оставайся, — пожимаю плечами. До меня не сразу доходит, что я только что сморозил, да может она утром и не вспомнит ничего, сколько в нас уже виски? Сейчас мне кажется не такой уж плохой идеей окончательно спиться в её компании.  — Не смогу. Отец выберет мне другого жениха. Их не интересует мое мнение, на самом деле не интересует.  — Так выходи за кого-то вроде меня, — выбираюсь из кровати и накрываю её плечи рубашкой, чтобы бедняжку так не трясло, из окна жутко сквозит, — сама выбери. Я зажимаю её в замок, чувствую, как под руками она хоть немного согревается. И раньше не был манерным придурком, но рядом с ней каждый раз становлюсь чертовски развязным, эта её траханая сдержанность провоцирует. Опыта у неё немного, в отличие от прежних моих подружек, зато она явно слегка мазохистка, а может просто влюбилась, черт её знает. Ходят слухи, что отличницы выбирают хулиганов, наш случай. Мы заходим в часовню на окраине города около десяти вечера, изрядно нетрезвые, я кричу:  — Есть кто живой? Священник в синтетическом наряде, похожем на костюмы для Хэллоуина*, кажется, не сильно адекватнее нас. Я нахожу какого-то парня, который соглашается стать свидетелем, не бесплатно конечно. Санса пытается сочинить что-то красивое, у неё в голове полно всей этой девичьей туфты про свадебные клятвы, платья как у принцесс и кольца с фамильными вензелями. Я думаю, что она аннулирует этот брак через неделю-другую. И тогда уж точно забудет про меня, выкинет как дешевое кольцо из ломбарда, которое я собираюсь надеть ей на палец. Я говорю:  — Клянусь, что не буду бить твою собаку, не сторчусь от наркотиков до смерти и буду трахать тебя долго и счастливо. Нас объявляют мужем и женой, и я целую её так глубоко, что в какой-то момент мы, кажется, начинаем задыхаться. Наши свадебные фотографии сделаны священником на пороге часовни, и они чертовски далеки от тех глянцевых снимков с ретушью, которые полагаются богатым наследницам. Зато это именно та свадьба, которая должна была полагаться мне. Санса вырывает меня из прошлого, забирает стакан из руки.  — Сколько можно пить? Подаешь Кевину плохой пример.  — Да ладно тебе, детка, — смотрю на её безупречные волосы, некоторые вещи никогда не меняются, — у меня был чертовски паршивый день вчера.  — Вижу, — она внимательно осматривает порезы на лице, остальные мои шрамы её обычно не интересуют, если только не выглядят совсем жутко. Усаживаю её на колени и целую в шею, настолько ласково, насколько вообще могу.  — Знаешь, я ведь ни разу тебе не говорил, что люблю тебя.  — Я и так догадалась, — она выворачивается, забирает со стола ещё и бутылку, но улыбку на лице не скрывает. — Рамси, нашему сыну скоро пять, думаешь я не догадалась? Поспи пару часов и приходи ужинать. Вот я и размяк окончательно. В голове вертятся слова отца, точно не вспомню, но он же предупреждал: женишься на красотке, начнешь говорить «правильные вещи». Хотя, черт, да может оно того стоит. Засыпая, я перебираю в голове все, что было у нас двоих за эти годы. Я разношу голову придурку, взявшему её в заложники. Она на пороге моей квартиры, стесняется войти. Держу её шею, когда целую в первый раз, сдерживаюсь, чтобы не давить сильнее. А потом не сдерживаюсь. Она клянется, что будет любить меня в горе и в радости перед алтарем, выкрашенным золотой краской из баллончика. Я знакомлюсь с её отцом, и он не скрывает своих подозрений, пока она не жалуется на то, что я не бросаю работу. После этого меня принимают как члена семьи. Каждый раз я чувствую себя чертовски неловко в их доме. Со мной всегда что-то не так, с моей внешностью, работой, квартирой. Мы переезжаем в дом, который её родители дарят на нашу свадьбу. С каждым днем она все больше ненавидит меня. Для нас обоих это нормально. Мы просто заводим щенка и оба любим его по-своему. А потом рождается Кевин. Уже сейчас в нем видны эти дурацкие Сансины принципы, честь и благородство Старков, помноженное на церковные идеалы, которыми она забивает ему голову. Но видно и бесстрашие Болтонов. Этот парень выживет, несмотря ни на что, выкрутится из любой беды. И думать он будет своей головой. Как знать, может, без дурацкого шантажа Бейлиша, который заставил меня уйти из полиции, Санса не решилась бы завести ребенка. Этот урод думал, что я не справлюсь, завалю все дело, и она бросит меня сама, прибежав к нему. Он идиот, если считает, что гордость Старков можно сломать бедностью, да она не побежит жаловаться, даже если будет голодать. Привык общаться со шлюхами, вот и меряет все их ценностями. Бейлиш… Шлюхи… Что-то я упускаю прямо сейчас… Почти подскакиваю на кровати, протрезвев мгновенно, хватаю телефонную трубку и звоню в телефонную компанию. С тех пор, как я переписал и её на себя, меня там узнают по голосу, оператор сразу же соединяет с нужным отделом. Надо же было быть таким идиотом, искал мелкого уродца по самым грязным борделям, даже не подумав, что детки при деньгах туда не суются. В Бэсин Сити есть всего один большой сутенер вне Старого Города — чертов Петир Бейлиш, для которого нет ничего невозможного. Готов спорить на что угодно, малолеток Рорку-младшему поставлял именно он, может через посредников, но он. Вот и настало время для мести, урод! Небось, уже забыл про меня? Спускаюсь к ужину, приняв душ, ни дать ни взять почтенный отец семейства, ну разве что поцарапанный местами. Мы беремся за руки и Кевин бормочет молитву, этой ерундой мы теперь начинаем каждый прием пищи, потому что Санса уверена, что заучивание молитв хорошо влияет на память. Голосок у него как у девчонки, все пытаюсь вспомнить, я так же пищал в детстве или все-таки был посолиднее. Тихонько сжимаю руку Сансы в своей и ухмыляюсь ей искоса, в тексте регулярно проскакивает что-то там про грешников, это разве не мы с тобой, детка? К счастью, у сына есть совесть, а может просто аппетит хороший, и он скоро заканчивает свою тираду покорным «аминь». Давай, парень, учись притворяться паинькой, это тебе еще пригодится, когда напортачишь. Весь следующий день я провожу посреди бумажного сугроба, превратившего кабинет в подобие заснеженного леса. У меня есть все контакты Смайла, Рорка-младшего и Бейлиша, осталось только найти общие. К вечеру на пороге возникает неожиданный визитер, за все это время я так и не удосужился позвонить Ченглею. Приходится снова сгрести бумаги в одну кучу.  — Как наши дела?  — В отделении?  — Еще про подвал спроси, — пытаюсь перевести все в шутку, но на этот раз он не улыбается даже из вежливости.  — Со стороны руководства к Вам нет никаких претензий. Но и дальнейшее сотрудничество теперь невозможно. Мистер Тонг дал мне понять, что все контакты с Вами нужно минимизировать.  — Тонг? Лично? Ченглей, — я подсаживаюсь ближе, в надежде на то, что наше долгое сотрудничество для него не пустой звук, — дай мне поговорить с Тонгом, хоть с кем-то из верхушки. Как только они узнают меня, поймут, что на меня можно рассчитывать, черт, да я самый надежный парень в городе!  — Он знает Вас. Вы встречались в театре. Скорее всего, Вам назвали другое имя и никто не стал переубеждать, это вопрос безопасности. Моя мать урожденная Мей Тонг, а Вы общались с дядей, Бертрамом. Все кончено, мистер Болтон. Мне жаль, — Ченглей встает и отчего-то кажется выше ростом, чем был раньше, словно в нем появилось новое качество вроде благородства, что-то выправляющее осанку, — мы можем и дальше тренировать Кевина, если хотите.  — Я должен подумать об этом.  — Понимаю. Никто из семьи Тонгов не причинит Вам вреда. Я собираюсь изо всех сил, чтобы не высказать ему в лицо, что думаю обо всем этом. О том, как многолетние договоренности рушатся из-за единственной ошибки, о том, чего мне будет стоить их привычка не давать второго шанса, но сейчас я остро чувствую, что нельзя перейти тонкую грань и превратится из партнера, с которым разорвали контракт, в опасного свидетеля, которого стоит «убрать». Я говорю:  — Было большой честью работать с Вами. Ченглей Чанг уходит из моего кабинета. Он не видит, как я до судорог сжимаю кулаки, так, что белеют костяшки, как обрушиваю тяжеленный письменный стол со всем его содержимым прямо на кипы белеющих списков, отчеты телефонисток. Как летят на пол книги из шкафов, бьются строгие вазы, подобранные Сансиными дизайнерами, меня снова и снова засыпает осколками, останавливаюсь только увидев на пороге Кевина. Он смотрит на меня строго и серьезно, без малейшего испуга, и он чертовски похож на свою мать в этот момент. Поправляет очки на носу и очень спокойно, тоном священника, произносит:  — Тебе нужно здесь убраться. От этого я начинаю хохотать как сумасшедший, у него такой чертовски важный вид. И с ним, в отличие от меня, Тонги не разорвали отношения. Можно сказать, превзошел отца, интересно, мой отец думал о чем-то подобном хоть когда-то? Нахожу телефон и вызываю горничную, чтобы в комнате немного навели порядок, пока я расскажу сыну о том, что иногда нет ничего плохого в том, чтобы что-то поломать.