Сакура Харуно

      Когда война закончилась, казалось, что всё, самое худшее позади, а впереди уже будет полегче. Как бы не так! Первые две недели мы, ирьенины, подыхали на безостановочном режиме. Мы лечили, латали, спасали и заставляли лежать в госпитале. Если во время войны принцип был «шевелиться может — и ладно», то теперь он не прокатывал и мы всех долечивали, исправляли ошибки своих коллег и свои собственные. В общем, помирали мы дружно и всем скопом.       Но я была не в претензии — пока я была занята работой, у меня не было времени обдумывать дела сердечные и все проблемы связанные с этим. И даже спустя месяц мы всё ещё разгребались, пусть и поспокойнее, так что была занята. Мы достойно проводили умерших, а сейчас наблюдали особо тяжелых и тех, кто умудрился подцепить какую-то дрянь во время войны.       Дизентерия, вши и всякая прочая очень «приятная» хрень. Со всякими подобными заболеваниями у нас вообще всё печально — конечность вырастить и то проще, чем какой-то грипп победить, но так было всегда. Так что мы сейчас разрываемся на всех фронтах, то занимаясь лечением этих шиноби, то их же отлавливанием. А то они, как всегда, норовят сбежать из госпиталя подальше, засранцы этакие.       Возвращаясь к делам моим, и не только моим, сердечным, то они напомнили о себе сами. Из разряда «Вы не ждали, а мы припёрлись». Просто в один прекрасный день, когда я явственно ощущала себя не то трупом, не то просто зомби, ко мне в кабинет через окно пробрался Саске с букетом белых астр. Что они означают я в душе не имела, но была уверена, что смысл в них есть и что мне предстоит навестить Яманаку.       — Тебя в последнее время вообще не видно, — спокойно проговорил Учиха, разглядывая моё обиталище, перед этим впихнув мне в руки цветы. Я вновь впала в ступор. Ну, не могу я вменяемо реагировать на Саске, который делает какие-то романтические жесты, а тем более — на Саске, который делает эти жесты в сторону меня!       — У нас работы — дофига и чуточку больше, знаешь ли, — огрызнулась на автомате и продолжила пялиться на букетик.       Душа Учихи, что внимательно рассматривал меня в это время, не выдержала, он раскопал где-то в шкафу вазу, сам сходил набрать в неё воды, отобрал у меня астры и сам же впихнул их в вазу, которую поставил на стол. После чего он явно решил пойти в наступление, что меня напрягло.       — Харуно, ты же понимаешь, что я не отстану? — он прижал меня к столу, облокотившись на тот руками, загнав меня в этакую клетку и заставляя прогибаться.       — Я понимаю, что если ты сейчас не отодвинешься от меня, то отодвину тебя я, — пообещала ему, в ответ на что получила насмешливую ухмылку и взгляд «ну попробуй».       Ну, я и попробовала. Зарядила ему ногой под коленную чашечку, а следом локтем в живот. А так как сила у меня не маленькая, то отлетел Саске к стене, заодно приложившись о неё макушкой.       — Чокнутая, — пытаясь отдышаться, с довольной рожей прохрипел он.       — И тебе об этом прекрасно известно, — фыркнула, а в голове всплыли его слова «Я… люблю тебя, Сакура. Вот такую — чокнутую и ненормальную. Как никого и никогда». На душе стало странно-противно и горько. — Саске… тебе лучше прекратить это, понимаешь? — выдохнула, облокотившись всё же на стол. — Это не приведёт ни к чему хорошему. Мало того, что ты мой друг, так ты ещё и младший брат Итачи, и это всё…       — Да плевать, чей я там брат! — вышел из себя Учиха, заодно ударив кулаком по стене. — Я люблю тебя, Сакура, и собираюсь сделать тебя своей. И рано или поздно, но этот момент настанет, ясно?! Ты можешь говорить, что угодно, но Итачи больше не твой и однажды ты его забудешь. А я, в отличии от него, смогу всегда быть рядом, Харуно. Рядом со мной тебе не придётся строить из себя правильную пай-девочку, потому что я знаю тебя, как облупленную и меня устраивает в тебе всё.       — Саске… — процедила сквозь зубы и поняла, что лучше я сейчас скажу ему жестокую, но правду, чем он продолжит строить эти глупые планы. Все эти глупые чувства надо рубить на корню. Я в своё время не смогла, меня не осадили, но наступать на те же грабли Саске… лучше уж пусть пострадает от безнадёги, а потом найдёт себе кого посговорчивие, чем будет страдать от несбывшихся и обманутых надежд, как я. — Я… не люблю тебя, понимаешь? — вопреки своему желанию, отвести взгляда от лица Учихи не могу. На нём ходят желваки, а глаза искрятся от злости и какой-то тупой боли. — Да, Итачи поступил так, как, ха, полагается наследнику клана. Он бросил меня ради мира в клане и деревне, и скоро женится на этой своей, клановой, — против воли чувствую, как глаза намокают. Ну, вот, месяц я старалась об этом не думать, а тут разбередила. — Но… но не могу я его не любить, понимаешь?! — срываюсь на крик внезапно даже для себя. — Не могу!       И напряжение, скопленное за этот месяц, вызванное режимом работы «нон-стоп» и новостью о том, что помолвку Итачи огласили официально и, вообще, через пять месяцев у них свадьба. Хуже всего было то, что я с ним виделась. Видела его в госпитале, на улицах Конохи и это как-то слишком остро впивалось в сердце. Не знаю, мне казалось тогда, на войне, что всё — отпсиховалась, отрыдалась, отболело оно всё. А стоит только вспомнить, как по улице с этой шел и всё внутри переворачивается.       Впервые за этот месяц я дала волю слезам. И впервые всё моё истощение взяло вверх. Рука безвольно соскользнула со стола и, лишившись опоры, внезапно ослабевшее тело, полетело вниз. Но не упало. Меня подхватил Саске, опустился со мной на пол и, чёрт бы его побрал, снова обнял.       Я понимала, что поступаю неправильно. Понимала, что не имею права так использовать парня, которого воспринимаю только, как друга и терзать его сердце так же, как истерзал моё его брат. Я хотела оттолкнуть Саске, сделать так, чтобы он переболел и остыл. Если пламя не подпитывать, то рано или поздно оно всё равно потухнет.       Но у меня, как и всегда, не получилось. И вот, уже в который раз, я рыдаю у него в руках. Сколько раз такое уже было? Два, три, пять? Он ведь всегда рядом, когда нужен кто-то сильный, кто просто поддержит. И, честно говоря, больше всего мне хотелось бы любить именно его — заносчивого, циничного, самоуверенного, острого на язык, но такого близкого, родного и понимающего.       Меня, наверное, никто и никогда не понимал, и не поддерживал так, как он. И я люблю его, правда, люблю, но как друга, товарища, брата. Мне жаль, искренне жаль, но ничего с собой сделать я не могу.       — Прекрати уже реветь, Харуно, — выдыхает спокойно куда-то в макушку. — А то взяла моду — истерики устраивать.       Улыбаюсь в ответ на его реплику, но даже ответить нечем — и правда, взяла.       — И можешь не стараться отвадить меня всеми этими словами, — явственно слышу в его голосе ухмылку. — Я не слепой, и так всё это вижу. И знаю, что ты всё ещё сохнешь по Итачи. Но, как видишь, мне плевать на это. Отступать я не собираюсь.       — Идиот, — выдыхаю, сдаваясь, и прижимаясь ближе к нему. В его объятиях жить как-то легче становится.       — Не без этого, — откидывается на стенку стола, поудобнее устраивая меня между своих ног. Вырываться даже не пытаюсь, ну нафиг. — Только полный идиот втюрился бы в такую, как ты.       — Вот и выяснили мы уровень твоих умственных возможностей, — хрипло смеюсь. Сидим в тишине несколько минут, после чего я решаю всё-таки задать тот вопрос, что меня мучит. — Если ты всё видишь и понимаешь, то… зачем?       — Я смогу сделать тебя счастливой, — чувствую, как он пожимает плечами. — И этого, как ни странно, достаточно.       — Какая самоуверенность… — говорю, чтобы сказать хоть что-то. Потому что Саске, который согласен на малое, который согласен отдавать и не получать взамен — это как-то из другой вселенной.       — Брось, Харуно, — фыркает. — Мы знакомы, считай, всю жизнь. Я знаю тебя так, как, пожалуй, не знаю себя. И мне известно, что может делать тебя счастливой или, хотя бы, радостной, — руки скользят по спине, зарываются в мои волосы, мягко оглаживая затылок. — Это странно, Сакура, смотреть на человека и осознавать, что готов сделать что-то в ущерб себе, чтобы ему было хорошо. И ещё полгода назад я бы так не думал. Но, — прерывистый вздох, словно он вспоминает о чём-то ужасном. -…однажды я тебя уже потерял и это стало мне прекрасным уроком. Мне хватит того, что я смогу защищать и оберегать тебя, быть рядом, чтобы подставить плечо. Я эгоист, циник и редкостная сволочь, Харуно, но только не в отношении тебя.       Сижу ещё некоторое время не шевелясь, осознавая и переваривая всё услышанное. Это полная лажа. Я не могу ответить ему взаимностью, но и оттолкнуть не хочется. Усмехаюсь своим мыслям. Да, представить жизнь без этой Редиски слишком сложно. Такая жизнь уже будет не цельной. Но суть заключается в том, что я не могу увидеть его никем иным, кроме друга.       Я не смогу без него, но с ним — на тех условия, на каких хочет он — никак. Выдыхаю, упираюсь руками ему в грудь, отстраняюсь. Хватит, нараскисалась уже. Я и вспомню когда в последний раз столько плакала, как за последнее время. Слишком много всего, но мне не нравится быть такой нюней. А значит — стоп. В следующий раз позволю себе слёзы только на свадьбе Итачи. Помянуть былую любовь окончательно, так сказать.       Но до тех пор у меня почти полгода и, вообще, может, к тому времени я уже и вовсе остыну, успокоюсь. Вряд ли, конечно, но мечтать не вредно.       А сейчас я буду жестокой эгоисткой с тем человеком, который этого не заслужил.       — Прости, Саске, но я так не согласна, — поднимаюсь с пола, иду к раковине, чтобы умыться холодной водой и избавиться от последствий истерии. — Мне не нужны подобные отношения. Да, я люблю тебя, как друга, но не более. А раз так, то не вижу смысла в ином формате отношений, — резко разворачиваюсь и смотрю в глаза по-прежнему сидящего на полу Учихи. Жестко, но зато честно. — У меня работа, — прямым текстом указываю ему на то, что, извини, но выметайся.       — Хм, ухожу, — ухмыляется, поднимаясь, сокомандник. Оборачивается лишь уже в дверном проёме. — Но не надейся, я не отступлю, — после чего выходит, резко чеканя шаг.       Мне стыдно за то, как я с ним, но иначе не получается. Я не собираюсь давать ему ложные надежды, а значит, рубить надо с плеча.       После этого случая мною было твёрдо решено не реагировать на все потуги Саске. Рано или поздно, но он отстанет, тем более, что сейчас у меня работёнки было по горло. Взять хотя бы того же Какаши-сенсея, у которого повреждений было вагон и маленькая тележка, а вот желания лежать в госпитале — никакого. Тем более, что его совсем скоро собирались назначить Шестым Хокаге и больше всех возмущался, конечно же, Наруто. Мол, а как же он? Но ему клятвенно пообещали, что он точно станет Седьмым.       Мне было немного грустно от того, что это точный конец команды номер семь, да и Тсунаде-сенсей теперь, вполне вероятно, снова куда-то уйдёт, а расставаться с ней мне совсем не хотелось. Правда, кажется, спустя пятьдесят лет между ними с Джирайей-саном что-то сдвинулось с мёртвой точки. Видимо, тот факт, что она, по сути, пережила его смерть, что-то сдвинуло внутри неё. Мне теперь даже интересно — решатся ли эти двое завести ребёнка или нет? А то клан Сенджу и так на волоске висит, а капитана Ямато даже полноценным его членом считать нельзя.       На фоне всего этого я ещё как-то умудрилась свести Ино с Саем. Как-то так вышло, что Яманака попросила меня как-то помочь ей завоевать сердце, а мы с Саем одним вечерком остались вместе во время моего дежурства (он просто в госпиталь угодил) и решили сыграть в картишки. Он мне продул, ну, я и решила воспользоваться случаем и в качестве желания загадала, чтобы он сводил Ино на свидание. Я, по правде говоря, заставила его сходить на одно, перед этим снабдив нужными знаниями о том, что такое свидание и с чем его едят, а вот на второе он уже пригласил подругу по своей собственной инициативе. В общем, спустя три месяца салочек вокруг всего этого они официально сошлись.       Личная жизнь на ровном месте не стояла и у Наруто, который тоже наконец-то начал встречаться с Хинатой, которую ещё и отцу своему, в качестве невесты представить каким-то образом успел во время войны. У этих двоих был милый букетный период, но они уже, кажется, начали подумывать о том, чтобы зайти куда-то дальше. Решила я это с того, что с разницей в два дня ко мне посоветоваться на тему сексуальной части отношений зашел сначала Узумаки, а потом и, дико смущаясь, Хьюга. Я поржала, но рекомендации на первую ночь дала. Я ж среди сверстников самая опытная типа, блин.       К нам ещё послали в качестве переговорщика от Суны Темари, которая, пусть и с сопротивлением, но сдавалась на милость нашего гения Нара. Там всё было сложно, медленно и лениво, но чего ещё можно было ожидать от Шикамару, а? Вот-вот, так что, думаю, через месяц-другой и эти сойдутся.       Даже Киба с Чоуджи и те себе подружек нашли! Первый сошелся с местной кошатницей, с которой познакомился тоже во время войны, а второй каким-то образом на какой-то миссии встретил и охмурил Каруи из Кумо. Как образовалась последняя пара я до сих пор не понимаю, знаю только, что их свела еда.       В общем, у всех в голове романтика и лишь мы с Шино гордо остаёмся гордыми холостяками, которым эти отношения и нафиг не сдались.       Спустя четыре месяца после окончания войны, Тсунаде-сама окончательно сдала все свои полномочия Хатаке, осмотрела весь наш госпиталь, назначила меня его главой и тихо свалила с Джирайей-саном. Я охерела от такого расклада, выпучила глаза и пошла работать. М-да, стать главой госпиталя в мои неполные восемнадцать — я даже и не мечтала. Думала годам к тридцати занять этот пост, опыта поднабраться, так сказать. Ага, счаз-з.       После этого эпичного определения меня погребло под бумагами. Захотелось сдохнуть. В общем, от романтики я отошла так далеко, что вспомнила о ней лишь благодаря ежедневным букетам с каким-то значением от Саске (нет, поначалу я даже бегала к Ино за тем, чтобы узнать, что же мне говорят сегодня, но потом просто забила на это занятие. Цветы — они и есть цветы), а так же появлением этого индивидуума раз или два в неделю с каким-то новым подкатом.       И если первое время мне было стыдно, совестно его морозить, то со временем я стала делать это чисто на автомате, даже не задумываясь. Точно так же на автомате я отшила ещё нескольких парней, которые были моими пациентами и решили сблизиться со своим доктором. Но доктор сказал «фигушки» и они отвяли. Нет, я была максимально вежлива… если, конечно, вежливым можно считать «Извините, у меня нет времени на такие глупости. Вы ещё найдёте кого получше».       Жизнь вошла в мирную колею, которую немного взбодрила новость о том, что Неджи с Тен-Тен решили пожениться. Ну, да, это всякие там малолетки сначала встречаются, а эти сразу и с разбегу — замуж. Я ошалела, поздравила, немного похандрила на тему того, что если и Шино обзаведётся подружкой, то я повешусь, и пошла делать что?.. Пра-авильно, работать!       В силу того, что Тсунаде-сама назначила меня главой, то мне пришлось разгребать множество приказов, бюрократических нюансов, по несколько раз на дню наведываться из-за этого в Резиденцию Хокаге и вообще ощущать себя загнанной лошадью. Но это, на самом-то деле, было даже весело. Почти. Если не считать того, что о слове «сон» в сочетании с «больше трёх часов в сутки» мне пришлось забыть.       Да и ночевала я, в основном, в кабинете. Так что пришлось обзавестись на новом рабочем месте (а мне полагался новенький и красивенький кабинет) диваном, пледом, подушками и сменным бельём. А так же всякой мишурой по типу холодильника с полуфабрикатами, чашками, чайником, чаем, соответственно и кофе. Много, много кофе.       Больше всех таким моим переселением возмущались двое — Ино и Саске. Но если первой, всё же, было немного не до этого (романтика, клан, Сай и все дела), то у второго, кажется, никаких других дел не было и он меня сильно бесил. Бесил просто тем, что зудел над ухом на тему того, что я выгляжу, как заправский зомби и, вообще, странно, что от меня ещё люди шарахаться не начали.       Следом к благородной миссии «вытащи Сакуру из госпиталя» присоединился Наруто. А Узумаки, который преисполнился энтузиазмом чего-то добиться — это таки страшно. Так что в один прекрасный вечер, меня таки вытащили в кафешку вместе со всеми ребятами из нашего выпуска, плюс команда Гай-сенсея.       И все там были такие до отвратительного бодрые, весёлые, счастливые и, мать его, влюблённые. Сидели парочками, обнявшись, глупо хихикали, краснели, приставали друг к другу со святой уверенностью, что нет, никто этого не замечает, ничего не видит и не знает. А я сидела там, в гордом одиночестве, зажатая между парочками Наруто с Хинатой и Саем с Ино, и тихо зверела. Потому что да, да, мне завидно! Тоже хочу ходить такой счастливой, тупой и влюблённой!       В общем, где-то спустя минут сорок всех этих милых посиделок, я поняла, что кусок мне больше в горло не лезет и еле как выкарабкалась на улицу. Свежим воздухом подышать.       Вышла, облокотилась на стенку кафе, дышу.       — Отвратно, скажи? — рядом копирует мою позу Учиха. — Сидят там все… такие счастливые…       — …и тупые, — мрачно заканчиваю я, вызывая у парня смешок.       — Не без этого, конечно, — соглашается он. — От любви вообще тупеют.       — По себе судишь? — как никогда пожалела, что не курю. Сейчас бы горечь табака прекрасно подошла бы под моё настроение.       — И по тебе, — скашиваю глаза на Саске, вижу у того на губах горькую усмешку. Да уж, в последнее время она зачастила у него на лице. Раньше такого не было.       — А я и не спорю, — тяжело выдыхаю. — Любовь эта — редкостная дрянь.       — Ещё какая, Харуно, — снова покладисто соглашается. — Но лучше с ней, чем без неё.       Согласно хмыкаю, принимая ту простую истину, что да, без неё всё же хуже, чем с ней. Особенно если ты уже знаешь, что это такое — быть по уши влюблённым, а потом просто — раз — и лишиться этого. А все вокруг ходят, лыбятся, и наглядно демонстрируют тебе то, чего ты лишился. Жизнь — дерьмо.       Лучше бы я сейчас на работе по уши в бумажках сидела, чем вот эти все размышления в компании Саске на тему любви и иже с нею.       — Брось, мы можем попробовать, — разбивает устоявшуюся тишину Учиха.       — Я всё ещё дорожу тобой, так что ответ всё тот же — нет.       — Поверь, Сакура, мне ты хуже уже не сделаешь, — о, мой наивный друг, ты не представляешь насколько хуже может вообще быть.       — Лучше поверь мне ты — хуже быть может и очень даже, — отталкиваюсь от стенки, собираясь по тихому слинять домой. Всё равно все те парочки заняты друг другом, а я хотя бы дома побываю, в кои-то веке.       Засунув руки в карманы, тихим шагом направляюсь прочь. Ночь сегодня тихая, ясная, звёзды видно офигительно — их много, они яркие и невыразимо красивые. Настолько, что сдохнуть хочется. Да и вообще, желание такое сейчас — как никогда.       Но завтра утром я открою глаза, осознаю, что утро наступило и я, вообще-то, проспала, помчусь на работу, как в задницу ужаленная и ко мне придёт осознание, что хоть жизнь и не сахар, но мне она по душе. И всё у меня будет хорошо. Ну, или около того.       — Сакура, ты же знаешь, что Учиха любят раз — и на всю жизнь? — прилетело мне в спину, когда я уже отошла на несколько метров, но я даже не замедлилась.       Знаю. Насмотрелась я уже на таких — и на Обито, и на Мадару, и на Итачи. А так же знаю, что мне такой любви не надо. Счастья она не приносит — это точно.       Такая любовь уже разрушила жизнь мою и Итачи. Я, спустя время, всё же более-менее, осознала и поняла то, что и почему произошло. Приняла тот факт, что то, что было между нами — не являлось игрой. Просто несчастным случаем. Просто случайно, и очень неудачно, так получилось, что я влюбилась не в того парня, а Итачи влюбился не в ту девушку.       Мы просто оказались друг для друга — не теми.       Но Итачи слишком верен своему долгу перед деревней и клану, а я не могу его отпустить. Мы друг друга разрушили, вот и всё. На этой чёртовой планете стало на два несчастных человека больше, всего-то. Зато сотни других, благодаря этому, живут счастливо, смеются, улыбаются, влюбляются. И нет смысла думать ни о каких конфликтах, гражданских войнах и прочем. Оно того стоило, наверно.       Не знаю, Итачи просто принял решение, которое должно быть во благо, а я уже ничего не могу изменить. У него через месяц, кстати, свадьба. Правда, счастья в глазах (простите, глазе), от этого не прибавилось.       Однако мне чертовски, чертовски, жаль, что во всё это оказался впутан дорогой мне человек. И на одного несчастного на этой планете стало больше.       Я продолжаю идти по дороге и вот, уже виден мой дом. Дом, который я так и не смогла полюбить. А впрочем, всё это совершенно не важно — ванная, спать, а завтра будет новый день, куча работы и все эти мысли забудутся, как неясный сон.       Может, это и трусливо, но помогает. Помогает собирать те осколки, что остались от моей грёбанной души.