Сакура Харуно

      Я помирала. Нет, я, как медик, помираю на удивление стабильно, каждый день с тех пор, как меня повысили, но сегодня — вот прям особенно. И даже пенять особо не на кого, так как лишний геморрой себе организовала я сама. Как? Да просто решила, немного отдохнув от последствий войны, устроить массовую проверку здоровья всех шиноби от мала до велика.       И ведь знала, знала, на что шла! Но сейчас всё равно подыхаю я усердно. Какого чёрта вообще эти мужики вечно сбегают?! Вот чем плох госпиталь?! Здесь и кормят, и заботятся, и убирают, и даже стирают, а им всё не то. Слава Ками-сама, что хоть куноичи таких проблем не доставляли. И после этого мне кто-то будет говорить, что женщины — проблемные?! Не смешите меня!       Только что я закончила проверку последнего активно удирающего, которого было поймать особо сложно и никто, кроме меня, не мог справиться с этим беглецом. Ну да, не каждый ирьенин сможет заявиться к Хокаге с возмущённым воплем «А ну живо в госпиталь!», после чего, купируя сопротивление, поволочь того в нужное место. Так что пришлось всё брать в свои руки.       Так что сейчас я помирала, но, вопреки логике, истово мечтала, чтобы работы стало ещё больше и, вообще, какого чёрта эта проверка так быстро закончилась-то?! Обычно это занимало недели две-три, а тут, нежданчиком, управились за полторы. Ответ, конечно, был прост — не так давно мы уже лечили подавляющее большинство всех этих «уважаемых ниндзя», а потому больных среди них было в разы меньше. А я, как назло, этого не учла, протупила, и назначила дату начала проверки раньше нужного. А теперь страдаю.       Завтра Итачи Учиха сочетается узами брака с Киёми Учиха и праздник будет знатным. Ну да, конечно, наследник одного из самых влиятельных кланов Конохи женится, да не на ком-то там, а на дочери одного из важнейших людей своего клана — какого-то знатного старейшины. В общем, настроение было дерьмовым, а жизнь — и того хуже. А я, как никогда, понимала Тсунаде-сама и хотела напиться. Но оттягивала этот момент.       Нет, пить буду завтра и в каком-то убежище. Потому что меня уже хотят пожалеть все, кому не лень. Чёрт, та даже Микото-сан выразила свои сожаления, что всё так произошло! Про Ино, Карин и прочих лучше промолчу. Раньше я хоть на работу от этого всего сбегала, но теперь и тут каждый работник считает жизненно необходимым посетовать, какой же Итачи плохой. Особенно Карин, которая у меня, со своими угрозами в адрес Учихи, уже в печёнках сидит.       Как становится понятным из этого — рану мою колупали с завидной регулярностью, не давая ей даже немного затянуться. Спасала меня только тактичная Хината (правда, её жалостливый взгляд говорил больше, чем множество слов) и Наруто, который заявил, что «Ну и пошел нахер этот Итачи! У Сакуры-чан и без него женихов — хоть вёдрами греби!». И после этого мой друг к этой теме больше не возвращался. Единственный вменяемый и понимающий человек из всех!       Нет, был ещё и Саске, но этот меня, в отличии от отото, раздражал своим вниманием. Нет, серьёзно, ещё немного и я смогу написать книгу «Сто один способ отшить Учиху. Предупреждение: может не сработать!». Я не могу назвать его внимание совсем уж навязчивым, в конце концов, он тоже был шиноби, ходил на миссии и занимался делами клана, но обо мне, кажется, никогда не забывал.       И если цветы я уже просто игнорировала, перестав их даже в вазы ставить, тупые подкаты (не слишком частые, стоит признать) отбивала ещё на подлёте, то шоколадки, конфеты и прочие сладости заставляли меня даже как-то мириться с его вниманием. Знает мои слабости, стервец.       В преддверии свадьбы своего старшего брата он меня не беспокоил. Видимо, понимал, что в конкретно данной ситуации, он — очень сильное напоминание о том, кого ещё совсем недавно я представляла своим будущим мужем. Но, увы и ах, под венец он хоть и идёт, но не со мной. Сволочь.       День свадьбы я встретила невыспавшаяся, с мешками под глазами и с растрёпанными волосами. Кто бы сомневался, что заснуть я не смогу. Стоит только закрыть глаза — и вспоминается Итачи, и эта его «мисс идеальность», у которой и манера речи, и походка, и даже наклон головы, говорят о том, что вот она — дочь высшего сословия. Куда нам, простым смертным. Ну и хер с ней. Я вот, зато, одним ударом могу череп кому угодно раздробить и не только череп, всё остальное тоже. Спорим, она так не сможет?..       Короче говоря, мне было грустно, тоскливо и даже работа не спасала. Впервые на моей памяти, у меня всё из рук валилось, а скальпель я путала с ручкой. М-да, даже смерть родителей не выбивала меня из колеи настолько. Единственное, что спасало — это осознание того, насколько жалко я сейчас выгляжу. Нет уж, какой-какой, а жалкой Сакура Харуно выглядеть не должна.       Так что приходилось самой себе залепливать затрещины (ах, Тсунаде-сама, за что вы меня покинули?..), сжимать кулаки и пугать всех резко ухудшившимся характером. Кажется, за один день я зашугала всех сотрудников больше, чем предыдущий глава за весь свой, немаленький, срок работы. А чего они хотели? У женщин с разбитым сердцем характер начинает резко портиться!       А вечером, уставшая и злая, я пошла пить. Благо, саке я запаслась заранее, да так, чтобы черти перед глазами плясали. Пила я сначала дома. Тихо, заунывно, как на поминках. Внутри ощущалось исключительное опустошение и даже слёз, которые я обещала себе позволить, не было. Видать, годовой запас кончился.       Доведя себя до нужного состояния, когда в голове уже всё туманно, но ноги держат твёрдо, прихватила с собой ещё парочку бутылок и направилась на гору Хокаге. На свадьбу полюбоваться. Я решила добить себя так, чтобы точно пришло осознание — всё, поезд ушел, тот, кого я любила, теперь принадлежит другой женщине и делает по доброй воле. Как я там говорила?.. Если рубить — то с плеча, да? Так вот, иду рубить.       Добравшись до верхушки, уселась на печально знакомую голову Второго. Теперь, после личного знакомства с ним, мне вдвойне стыдно за то, что мы хотели сделать. Простите, Тобирама-сан, больше не буду.       — Навевает воспоминания, неправда ли? — возник позади меня Саске, но мне было настолько пофиг, что даже не удивилась. Закончился, видимо, не только запас слёз, но и эмоций.       — Есть немного, — и не только о нашем поступке, но и о том, что было после.       Наша первая, но не последняя, ночь с Итачи. С каким энтузиазмом, каким желанием я затаскивала его в постель! Нет, об этом я ничуть не жалею, как любовник Итачи был хорош, да и потерять девственность с тем, кого любишь — чего ещё желать-то? Просто с горечью вспоминается и то, как он предупреждал о том, что я пожалею. С усмешкой подмечаю, что и в этом гений Учиха ошибся. Не жалею. Болею этим — да, но не жалею. Жалость — для слабых.       Не спрашивая разрешения, Саске вырывает меня из воспоминаний, садясь рядом и беря одну бутылку. Вертит её в руках и пьёт из горла. Ну да, никакими пиалами или чашками я себя не озаботила. А зачем? И так сойдёт.       — Тебе больно? — спустя минут пять нашего наблюдения за толпой народа и его радостью, праздником единения двух судеб, парень всё-таки нарушает тишину.       — Неа, — честно отвечаю, делая большой глоток. — Отболелось.       — Тогда что делаешь здесь в компании головы Второго и бутылки саке? — ухмыляется Учиха.       — Пью, — даю лаконичный ответ.       — Заметил, знаешь ли. Решила спиться с горя, на манер своей наставницы? Что дальше — казино, автоматы и нескончаемые долги? Не волнуйся, я даже свинку тебе подарить могу, — насмешливо тянет. Знаю, что пытается разозлить, но, вопреки обыкновению, у него не получается.       — Ну, дари, — выдыхаю, не отрывая взгляда от ярких огней внизу. Между нами вновь царит тишина, но я кожей ощущаю непонимание и волнение Саске.       — Что с тобой такое, Харуно?! — лопается его терпение, он выхватывает у меня бутылку, кидает куда-то вниз, трясёт, схватив за плечи и развернув к себе. На лице злость смешивается с переживанием и болью. Надо же, а раньше я никогда не замечала этой боли в нём. Не было? Или просто плохо смотрела?       — Ничего, — пожимаю, насколько получается, плечами. — Просто пусто.       — Чёрт, да злись ты, рыдай, плачь, хоть скалу эту грёбанную разнеси, только не пялься этим своим пустым взглядом! — сжимает плечи так, что синяки останутся точно. Слышу хруст своего правого плеча. Сломал. — Прости, — тут же разжимает руки. Но сожаления на лице особого нет, только злится больше, наблюдая за тем, как я, ничего не сказав, сращиваю кости.       — Пустяки, — закончив процесс, говорю, зная, что это выведет его из себя ещё больше. Пустота внутри разрывает, давит и хочется эмоций хоть каких-то — неважно уже, своих или чужих.       В чёрных глазах, вернее, глазе — бездна, почти такая же, как в тех, других. Но сравнить или перепутать, даже в пьяном угаре, не получается. Итачи и Саске — совершенно разные, сходства в них, как ни странно, я заметить не способна. И, вопреки собственным опасениям, выясняю, что нет, не напоминает мне сокомандник о бывшем, в моём понимании они, всё же, разные люди. Уже легче. Но облегчения это, почему-то, не приносит.       Я смотрю в эту бездну и вижу столько разных эмоций и чувств, что завидно становиться. Мне хочется выпить их все — до дна. Хочется заполнить пустоту, пусть не своим, чужим. Алкоголь туманит рассудок, стирает границы, пять (или шесть?) бутылок с этим прекрасно справляются, позволяя всему, что я прятала, вырваться наружу.       Нет, правда, зачем сопротивляться? Если он меня любит и готов эту любовь отдать, то пусть. Я заберу. Если это хоть на миг заполнит пустоту, то без проблем. Я настолько хочу от неё, ужасной, избавиться, что, кажется, готова на всё.       Пустота, заполняя всё, перекрывает слабый голос разума, что упорно твердит, что нет, так нельзя. Что Саске мне дорог, что я не должна с ним так поступать. Но это всё слишком зыбко, а я слишком хочу снова ощутить себя нужной, любимой, единственной.       Поэтому посылаю всё к чёрту.       В чёрном глазу — понимание. И когда я тянусь к губам, сухим и обветренным, отвечает он мне не сразу. Смотрит какой-то миг в глаза — в них ни капли счастья — закрывает их, как обречённый, перед смертной казнью, и обрушивается на меня лавиной страсти. Саске отдаёт и отдаёт мне всё, без остатка.       Там и боль, и любовь, и отчаянье, что мешаются с злостью, звериной, яростной страстью. Я цепляюсь в него, как утопающая, пью, как безумная, пытаясь спастись. Я не хочу в пустоту — лучше в ад, честное слово. Так что даже тень здравой мысли, сомненья, откидываю прочь.       В какой момент мы у меня в доме — не знаю. Просто на бёдрах стальные пальцы, рубашка летит к чертям, а в шею вцепляются зубы, от чего вниз, по ключицам к груди течёт кровь. Жадные губы слизывают всё, до капли, и не думая на том останавливаться. Я в долгу оставаться не собираюсь — тяну за волосы, кажется, вырываю клочья, целую, кусая, царапаю всё, до чего могу дотянуться.       Между нами страсть и ярость, но мне большего в этот миг и не надо. Достаточно и укусов, синяков, царапин. Что из этого оставляю я, что он — разницы не имеет совершенно. Всё теряется в пламени, забывается в первобытных толчках, обострённых до предела чувствах.       Мир взрывается ярко, неистово, и падает во тьму. Дожилась, от секса сознание теряю.       

***

      Просыпалась я медленно. Но даже в этом «медленно», прекрасно ощущала то, что всё тело болит. Первой мыслью было, что где это я так вляпалась, чтобы так получить?.. Второй, а какого же я, собственно, сразу всё это не залечила? А вот третья была приземлённей — где бы добыть воды.       Слепо потянулась рукой к прикроватной тумбочке, там у меня там всегда стакан воды стоит, на всякий случай. Но вместо желаемого стекла, под рукой пустота, как я там не шарю.       — Мы его разбили, — звучит хриплый голос откуда-то слева.       — Дерьмо, — хриплю в подушку ещё хуже говорившего, проклиная этот мир. Для вопроса «А откуда это, собственно, в моей спальне голоса взялись?» мой мозг ещё не созрел.       Напоминаю себе о том, что я вообще-то ирьенин, заставляя чакру повиноваться и убрать все «неприятные» ощущения, это если мягко их описывать. Спустя несколько минут неспешного лечения (для более скорого я ещё не созрела), жизнь становиться чуточку лучше. Заставляю себя вспомнить сегодняшнюю дату и осознать то, что происходило вчера.       Итак, вчера была свадьба, потом был алкоголь, голова Второго и Саске. На последнем мне поплохело. Нет-нет-нет, только не говорите мне того, чего я не хочу знать.       С широко распахнутыми глазами, максимально медленно поворачиваю голову в сторону странного явления — голоса в моей спальне.       — Твою мать, — слабо выдыхаю, забывая вдохнуть, встречаясь взглядом с тем самым, что было вчера.       — Не думаю, что в данной ситуации стоит о ней вспоминать, — с сарказмом замечает Учиха, всё так же смотря на то, как мой мир медленно рушится. Всё, можно идти вешаться.       С тихим стоном накрываю голову подушкой, воображая себя страусом и искренне надеясь, что когда я вылезу из своего укрытия, всё это окажется просто страшным, очень страшным, сном.       — Не поможет, Харуно, и не надейся, — я прямо слышу, как этот гад ухмыляется.       Вою в ответ под своей подушкой, с чётким осознанием того, что не надо было вчера пить. Тогда сегодня можно было бы спокойно продолжать жить, а не думать о том, что же лучше — виселица или сеппукку?       Не отрываясь от грустных мыслей, плюхаю руку куда-то на спину Саске, начиная исправлять дела рук своих. Стыд стыдом, а поцарапала и покусала я его вчера знатно. Вон, даже за своё плечо отомстила, умудрилась как-то ему ключицу сломать. Как именно — в душе не имею, но виновата. И от этого ещё более стыдно. Хотя мой стыд слегка притупляется, когда вспоминаю о немаленьких таких синяках на своей заднице. Но всё равно — ситуация, дерьмовее некуда.       В ответ на свои действия слышу забавляющийся хмык и мою руку перехватывают, требовательно потянув на себя. Находясь в полной не то прострации, не то апатии, даже не сопротивляюсь. Да и не стесняюсь наготы — чего он там, вообще, не видел?..       Меня притягивают к себе и властно обнимают, подминая под бок. Одна рука обхватывает под талией, а вторая начинает выводить какой-то странный узор на спине. И эта сволочь ещё и ногу свою на меня закидывает, утыкаясь в бок доказательством того, что с потенцией у него всё в порядке. Впрочем, в этом я уже, увы, убедилась.       Лежим, молчим. А что сказать? Я — дура, он — Учиха, этим всё сказано. Дружбу я нашу всё-таки умудрилась окончательно разрушить, так что…       — Харуно, хватит размышлять об этой дебильной дружбе. Ей пришел конец в любом случае, — выдыхает мне куда-то в волосы, заставляя согласиться, что да, как бы я не хотела этого отрицать, но дружбе нашей пришел конец ещё тогда, в том далёком песчаном мире.       — И что теперь? — задаю наиболее интересующий меня вопрос. Нет, правда, я понятия не имею, что делать дальше и как со всем этим быть.       — Жить, — приподнимается на локте, второй рукой по-прежнему придерживая меня за талию, нависая сверху и смотря в глаза. — Вместе.       — Нет, — спокойно отвечаю, не разрывая зрительного контакта.       — А есть другие варианты? — насмешливо интересуется Учиха.       — Ну… да, — мы, как бы, можем просто разбежаться и сделать вид что нет, ничего не было. Вполне действенно и удобно, как по мне.       — И ты правда думаешь, что я на них соглашусь? — знаю, что могла бы надавить, воспользоваться всем своим лицемерием и начать играть в это притворство самой, заставляя сделать тоже самое и тебя, но…       — Нет, — …но, в этом случае, ответственность целиком на мне. Я знала о его чувствах ко мне, знала о том, чего он желает и просто воспользовалась этим, чтобы облегчить себе агонию, что творилась со мной вчера. Лучше бы снова позорно порыдала на его плече, честное слово.       — Значит, решено, — падает обратно на кровать, подтягивая поближе одеяло, которое чуть не свалилось с кровати (как? Почему оно вообще собралось жалким комком с его стороны?), одним движением укрывая нас обоих. Я прямо тронута.       — Иди ты знаешь куда?.. — слабо пытаюсь вытянуть из себя возмущение, которое было убито совестью.       — Знаю, — вытягивает свою руку, садится на постели. — В душ, — встаёт и уходит. В мою ванную, насколько я понимаю. Засранец.       Пользуясь отсутствием невольного любовника, переворачиваюсь на спину и утыкаюсь в потолок. Странно, но стало немного легче. Сам абсурд ситуации, а так же пережитый этим утром стресс, как-то подавили то опустошение, что было вчера. В сердце вернулась привычная боль, правда, на сей раз не острая — тупая. Мир всё ещё казался какой-то странной дрянью, но уже, совершенно точно, сдохнуть не хотелось. Секс с другом (видимо, уже окончательно бывшим), определённо взбодрил. Я уже говорила, что херею с этой жизни?..       Заставляю себя подняться, накинуть футболку с домашними шортами и отправиться жарить яичницу. В конце концов, завтрак ещё никто не отменял, так же, как и работу. Просто приду сегодня ко второй половине дня, а потом останусь на ночь, чтобы не выбиваться из рабочего графика. Не впервой.       Когда спускается Саске, уже полностью одетый, мы меняемся ролями молча — он становится дожаривать завтрак, а я топаю в душ. Стоя под горячими струями воды, думаю, что, может и фиг с ним? Пустить всё это на самотёк, дать шанс этим отношениям? У нас отличное взаимопонимание, знакомы мы, считай, всю жизнь, с постелью проблем явно не будет, а, главное, — я совершенно точно не хочу терять Саске.       Нет, если бы можно было всё отмотать назад, я бы не поступила так, как поступила и этой ночи никогда бы не было. Но, раз временными техниками я не обладаю, то будем исходить из того, что имеем.       А имеем мы влюблённого Учиху, который мне всё же дорог, ситуацию, в которой я воспользовалась его чувствами, чтобы забыться и хороший секс. В общем, всё могло быть и хуже! Наверно.       Спускаюсь вниз уже вполне собранная — как внешне, так и внутренне. Раз уж я заварила эту кашу, то мне её и расхлёбывать.       На кухне меня ждёт яичница, непривычно не подгоревшая, салат из овощей с помидорами (кто бы сомневался) и неизменный житель моего холодильника — апельсиновый сок. В общем, несмотря на вторжение Редиски в мою жизнь, что-то всегда остаётся неизменным. Сажусь за стол и начинаю уныло жевать, при этом пялясь на Саске.       На самом-то деле, смотря на Учиху, у меня даже мысли не возникает на тему «какого ты меня не остановил?». Если бы я оказалась на его месте, то тоже не оттолкнула бы любимого человека, особенно зная, что это — то малое, что я могу дать и что может ему помочь. Наверное, мне было бы больно и обидно, но я бы на это пошла. И потому что хотела бы помочь хоть как-то, чтобы не ощущать своей полной беспомощности перед болью любимого, и потому что просто бы не устояла. Любовь — не та хрень, с которой можно нормально совладать.       Так что, переварив эту ситуацию, мне остаётся лишь принять её такой какой она есть, прекратив, наконец-то, игнорировать и избегать чувств Саске. Надо просто принять тот факт, что они есть, от них никуда не деться и вряд ли со временем они куда-то исчезнут. Спасибо, на яркий образец в виде Обито я уже насмотрелась.       Да и… смысл бежать, если даже в этой ситуации я по-прежнему могу чувствовать себя комфортно, завтракая на одной кухне с Учихой?..       — Я не могу обещать любви или классического «долго и счастливо» со свадьбой и выводком детей. Мне это нафиг не нужно, — нарушаю тишину, доев свой нехитрый завтрак. — Я могу тебе предложить только, как я полагаю, достаточно комфортное сожительство, поддержку совмещённую с регулярными соревнованиями в остроумии и не менее регулярную половую жизнь.       По правде говоря, я не планировала излагать всё это настолько сухо и по-деловому, но, видимо, всё-таки новая должность берёт своё. Привыкаю понемногу относиться ко всему рационально и расчётливо. И не могу сказать, что мне это не нравится.       — Идёт, — усмехается Саске, хотя мы оба знаем, что просто идёт на уступки, так как прекрасно осознаёт — большего я ему дать просто не смогу. Все мои грёзы на тему «дом, муж и дети» остались где-то там, в прошлом, которому нет места в настоящем.       В настоящем у меня куча работы, большая ответственность и, вообще, у меня запланировано множество опытов и исследований, которые я планирую провести. Я собираюсь полностью отдаться своей работе и мешающие факторы, мне, признаться, ни к чему.       Говорят, что если очень долго пытаться себя в чём-то убедить, то это получится. И я убедилась в этом на собственном опыте — мне и вправду удалось перестроить своё виденье будущего. Может, там не будет того сказочного счастья, что я рисовала себе когда-то. Но там будет стабильность, спокойствие, любимое дело и никакой боли. А если в этом будущем рядом со мной будет человек, с которым мы друг друга прекрасно понимаем и дополняем, то я буду искренне этому рада.       Потому что вопреки всему, я не хочу быть одна. Ведь уже сейчас у Наруто, Ино и прочих образовываются свои собственные семьи и, как бы это ни было грустно, но в этих семьях членам команды места нет. Если когда-то мы были маленькой, самобытной семьёй — я, Наруто, Саске и Какаши-сенсей, то теперь мы просто станем хорошими, старыми друзьями.       Это немного печально, конечно, но я всё же рада за своих товарищей. И мне жаль, что этого простого счастья не будет у Саске. Но свой выбор он сделал сам, как и я свой, так смысл отговаривать? Всё равно ведь бесполезно.       У каждого свой путь, который мы пройдём — вместе или по отдельности. И ничего плохого в этом, в общем-то, нет.       Просто мы теперь взрослые, а взрослая жизнь диктует совсем другие правила.