Солнце встаёт только над Сибуя

Прохладный ветерок блуждал по осеннему саду. Чанёль говорил, что это единственное, чего нет в Сибуя. Бэк вздохнул. Увы, Чанёля здесь нет. Он бы здорово помог. Во всяком случае, если бы этот парень находился рядом и крепко сжимал его руку, поддерживая и давая знак, что у него есть хотя бы надежда, хотя бы призрачное, миражное «уверенное завтра». И, всё же, им с братом нужно поговорить один на один. Пусть тот в последнее время был упёртым, пусть протестовал против Пака и пусть даже отыскал утешение не там, где его искать следовало. Бекхёну хотелось надеяться, что этот разговор останется только у него в голове. А если однажды ему и придётся стать частью их жизни, то не в такой обстановке. Этот сад был не слишком большим, но, казалось, на них будут смотреть все. Будто в Паноптикуме*: ты можешь только гадать, откуда за тобой наблюдают, но ответить наверняка невозможно. Чувство безумного дискомфорта, которое Бекхен ощущал тогда, на выставке. И, всё-таки, лучше бы их разговор состоялся там. Где угодно, но не в реабилитационном центре. Они сидели молча. Одежда Кёнсу пахла дешёвым порошком и больницей. Не самый лучший запах. Но на порядок лучше, чем рвота, на которую в тот день Бён даже не смог смотреть. Он не мог поверить в то, что и шприц, и рвота, и найденное в комнате, принадлежит его брату. А потом всё как-то закрутилось, завертелось. Пак сказал, что, как бы страшно это не звучало, Кёнсу необходимо сдать в центр. Иначе будет только хуже. Плата — деньги, которые он поднимет на фотосессии по новому контракту. Конечно, на порядок меньше, чем он получал раньше, но… несмотря на то, что паренёк всё также не питал особой любви к Чанёлю, он всё равно сделал это. Так будет лучше. Просто он любил Бекхёна и не хотел, чтобы Кёнсу стал ещё одним ненужным ребёнком, вот так просто скатившимся от нелюбимого родителями дитёныша до ярчайшего представителя станции Цоо. Его будущее должно быть светлым. И, тем не менее, это будущее он должен построить сам, без своего брата. — Ты всё ещё ненавидишь Чанёля? — старший тихо вернулся к разговору. Так или иначе, решиться нужно было именно на него. — А его есть за что любить? — несмотря на поднятую тему, Кёнсу казался спокойным. Всё же, месяц в центре, без соцсетей, заставили его задуматься о том, о чём задуматься раньше не было времени. Тем не менее, он всё ещё не понимал, почему его брат так восхищается Чанёлем. Ну и что, что модель и столького добился? И что, что не смеялся и не показывал повадок жителя центра? Чувство ненависти отступило на точку непонимания. — При первой нашей встрече он сказал мне, чтобы я перетащил всё, что у меня было в свою комнату. И точно назвал что. Думаешь, приятно мне было, что мне тычет вообще незнакомый мужик? Ещё и учить пытался. Он говорил, что ты выбиваешься из сил, но это звучало так, будто ты работаешь не охранником, а грузчиком, асфальтоукладчиком там, или… порноактёром. Я благодарен тебе за всё, что ты для нас сделал. За то, что делал для меня. Благодаря тебе я учился в хорошей школе и смогу позволить себе хороший факультет. Но он говорил об этом слишком… серьёзно… — Кёнсу, помнишь, как мы шли по O-burger**, а потом, только через несколько лет, когда повзрослел, узнал, почему там так много женщин в странной одежде? — Бекхён начал издалека. — Такое забудешь, — парень даже слегка улыбнулся. Воспоминания были слегка неудобными, но весёлыми. Несмотря на то, что в них был и отец. — Кёнсу, всё это время я врал. Я не работаю охранником. У меня другая профессия. Если бы мы сейчас жили в Берлине, я бы стоял на этой улице. И именно на эти деньги ты учился, одевался и даже ел и пил, — Бэк пытался выдавить из себя всё так спокойно, как только мог. Он сводил риск к минимуму. И, тем не менее, они оба понимали, в чём дело. — Ты шутишь, — младший безразлично смотрел на брата, корча только несчастное подобие улыбки. Это должно было быть шуткой. Поэтому надо посмеяться. — Нет. Это правда. Другой работы с таким же доходом мне не найти, — Бэк пытался говорить короткими предложениями, чтобы не было заметно, как он нервничает. — И Чанёль узнал об этом случайно. Он не хотел, чтобы я оставался… на этой работе. Поэтому так часто с тобой говорил. — Я… Я… Я не знаю, как мне реагировать, — Кёнсу мгновенно оживился. Он не был готов к такому заявлению сейчас. Ему даже трудно было сказать, какие чувства он сейчас испытывал, помимо удивления. Всё внутри переворачивалось: младший понимал, что проявляет сочувствие, но, вместе с тем, поднялась какая-то совершенно новая для него форма злобы. И самым печальным было то, что он сам не знал, почему. — Твоё лечение оплачивает Чанёль. Всё, что получит за временный контракт, он потратит на тебя. Так что… поблагодари его, когда тебя выпишут, хорошо? — Хён… ты и правда занимался этим только ради меня? — произошедшее всё ещё не укладывалось в голове. Но, всё-таки, разобравшись хоть в немногих чувствах, он решился задать подходящий вопрос. — Да, — Бэкхён даже не кивнул. Он смотрел вдаль, только на слух воспринимая то, что говорил брат. — Потому что ты — самое дорогое в моей жизни. — Но у тебя есть Чанёль, — Кёнсу вернулся к исходной своей ревности, хоть она и не казалась настолько жгучей. — Да, ты прав. И, знаешь, бывает так, что взрослые люди кем-то слишком сильно увлекаются, если и правда любят, — старший чувствовал, что объясняет это не подростку, а маленькому ребёнку. — Мне и правда жаль, что из-за моего увлечения ты оказался здесь. Поверь, ещё ни дня не прошло, чтобы я об этом не пожалел. — Это было временно? С Чанёлем. — Нет. Даже тогда я почему-то чувствовал, что меня тянет к нему. Мы оказались не такими уж и чужими друг другу. Не знаю, почему, но я знаю, что эти отношения надолго. Это… слишком хорошее предчувствие? — И… Он заботился о тебе, даже несмотря на то, что ты… часть ночной жизни? Несмотря на то, что он так со мной разговаривал? — Кёнсу пытался уцепиться хоть за что-то, чтобы придумать отговорку от только что возникшей мысли. — Он делает это до сих пор. Если бы не он, я бы давно уже сдался. А теперь… — на лице старшего появилась улыбка. — Теперь всё налаживается. — Эй, ты снова начинаешь мне врать? — не унимался Кёнсу. — Снова что-то скрываешь?! А потом приедешь вот так ко мне и скажешь «Кёнсу, у тебя будет племянник». Даже несмотря на то, что ты априори не можешь получить премию Чаплина***. — Нет. Всё гораздо, гораздо лучше, — всё ещё рассматривая дальние деревья, Бекхён улыбался. Несмотря на то, что он всё ещё ютился в квартире с почти оторвавшейся дверью, всё должно было измениться. Пак пообещал ему. И, когда приедет из Киото, он сдержит своё обещание. Бэкхён в это верил. — А ты узнаешь обо всём, когда приедешь домой. Хотя… тогда наш дом будет уже в Сибуя. — Мы собираемся переезжать? Чанёль так разбогател, что может позволить себе квартиру? Или он… устроился на нормальную работу? — В Сибуя, — Бэкхён удовлетворённо кивнул. — Ну, если всё так хорошо и… ты выглядишь счастливым, — Кёнсу вдохнул, готовясь сказать самую неприятную в его жизни фразу. — Признаюсь, Чанёль неплох. Так и быть, я буду жить с ним в одной квартире. — Кто бы тебя спрашивал, — как-то даже неожиданно заулыбался старший. — Эй! Ты говоришь прямо как Чанёль! Прекращай! — Кёнсу и правда было обидно. Он выдавил из себя такую фразу. И… она осталась без особого внимания. — Иначе я снова вернусь к наркотикам! Он сглотнул. Наркотики. То, из-за чего он сюда попал. Почему он вовремя не остановился? Почему он подписался на это, понимая, что Бэкхён рано или поздно всё равно вернётся к нему? Потому, что любил и боялся потерять. Настолько очевидная вещь пришла в голову так поздно. — Только попробуй! — старший тут же стал серьёзнее, а затем отвесил брату подзатыльник. Они снова сидели в тишине, но на этот раз их мысли были об одном и том же. Бэкхён надеялся, что, рано или поздно, Кёнсу привыкнет к Чанёлю. И у них будут хорошие отношения. А сам Бэк будет смотреть на это и радоваться. Радоваться не только за них, но и за себя. Теперь он не чувствовал себя ненужным, потерянным ребёнком. Он — не тот, кого забыли сдать в детский дом сразу же после рождения. Теперь он не из тех, у кого каждый день наполнен слезами настолько, что в каждый из них хочется сдохнуть. И он может смело готовить краску для волос. Потому что в скором времени он действительно поседеет от счастья…