***
Свобода была упоительной. Поэтому в тот же день, когда уехала Катя, Гронский отправился в клуб и пьяным вернулся только под утро. Проспавшись, он уже был готов к новым приключениям. На этот раз парень не накачался алкоголем под завязку, а, наоборот, был собран и серьезен, сопровождая даму. А утром, когда эта Таня готовила нехитрый завтрак — яичницу, — и пила из Катиной кружки кофе без сахара, Вадим почувствовал себя жалким идиотом. Ведешь себя, как подросток, у которого родители уехали в длительную командировку и оставили квартиру на него. И Катя не позвонила. Ему, в общем-то, было бы всё равно. Если бы они попрощались нормально, Гронский даже не задумался бы об этом, но Катя уехала на следующий день после их похода к Андрею, а заодно и того дня, который можно официально назвать Самым мудацким днем поведения Вадима в истории их совместной жизни. Девочка всего лишь хотела помочь, а что в ответ сделал ты? Все эти размышления и привели парня к тому, что уже вечером он искал в контактах номер Кати. Вадим не ждал, что она поднимет трубку — он её обидел, а девушки ведь так любят капризничать, но она подняла. Выждала немного времени, чтобы он помучался и полностью осознал свою вину. Влюбленный парень бы осознал? — Алло, — прозвучал в трубке её голос. — Привет. — Вадим подошел к окну и выглянул на улицу. Когда уже выпадет еще снега? — Ты не позвонила. А до тебя дошло только через три дня? — Извини, забыла. — Катя открыла дверь на балкон и зашла туда. Вроде бы и утепляли, а всё равно холодно. Так уж и забыла? — Хорошо доехала? — еще один нейтральный вопрос. — Да, — как камешек на дно кувшина их разговора, после которого разбегаются круги тишины. И молчание… Ну, кто нажмет на заветную кнопку? — Прости меня. — Что? — Катя поежилась, чувствуя холод. Выглянула в комнату, шаря глазами по дивану в поисках свитера. И вопрос прозвучал отстраненно. Осознала слова Вадима она только тогда, когда заметила теплую рубашку брата, небрежно брошенную на диван, — обрадовавшись, направилась за ней и застыла. Простить? — За что? Боже ж мой, всепрощающая и страдающая склерозом мать Тереза! — Я вел себя очень грубо, — напомнил парень. Ах, за это… Катя, накинув рубашку на плечи, вновь вышла на балкон. Выглянула на улицу, наверное, в поисках нужных слов. Пожевала губу, прокручивая в мыслях возможные варианты и не находя ничего подходящего. «Я всё понимаю…» «Ничего страшного…» «Я уже забыла…» «Мне самой не стоило…» Что — не стоило? Чего тебе не стоило делать?! Ты не служанка, от которой требуется только готовить, убираться и стирать! Ты жена, и это нормально — беспокоиться о душевных переживаниях мужа. Этим ты показываешь, что он тебе нужен. А что показал тебе он грубостью и недоверием? Да, это было обидно. Но что Савиновой сказать сейчас? Правду, от которой Вадиму будет неприятно? Девушка глубоко вздохнула. — Ничего страшного, я всё понимаю и уже забыла. Мне самой не стоило быть такой навязчивой, — легко слетали с языка фразы, промотанные в уме. Ну, молодец… Гронский усмехнулся, поднимая голову вверх и всматриваясь в облака. Врет как дышит. Парень всматривался в разгоняемую фонарями темноту, утоптанный снег у самого подъезда и цепочки следов, разбегающихся дальше. Они уже давно оставлены десятками людей, проходящими здесь каждый день. Если за ночь выпадет снег, Гронский, то ты обязательно позвонишь этой маленькой девочке, которую ты обидел, ясно? — Спокойной ночи, Катя. — Пока, — тихо отозвалась девушка, но продолжала держать трубку у уха, даже когда Вадим отключился. Медленно опустила руку, ощущая, что пальцы заледенели. С грустью посмотрела на телефон. Горячие слезы подступили к глазам как-то внезапно, но не пролились. Горло сдавило, и Савинова опустила веки, не желая видеть расплывающийся мир. Дурацкий приступ сентиментальности. Просто давно нормально не плакала. Такая, сцепившая зубы до желваков на щеках, девушка совсем не походила на обычную себя, мягкую и наивную, боящуюся случайно обидеть людей. Но свои слезы легче было списать на это. На самом деле Катя вдруг осознала — они с Вадимом не будут никогда вместе. Что-то непонятное удерживало их сейчас рядом, но еще немного времени — и всё закончится. …А в это самое время Гронский провожал взглядом первые несмелые снежинки, плавно опускающиеся на землю с неба. Возможно, с этого всё и начнется.***
Мобильный телефон начал трезвонить, когда Катя уже допила чай и собиралась встать из-за стола. Девушка удивленно посмотрела на свой карман. Кто это может быть? Родителей и брата этот звонок заинтересовал не меньше. Олег, скрываясь, скосил глаза, мама постаралась не подать виду, что ей это любопытно, а вот отец спросил прямо: — Кто звонит? Девушка вытащила телефон из кармана. «Вадим». Боже! Она подскочила и унеслась на балкон, не сказав родным ни слова. — Что это с ней? — задал риторический вопрос Олег, но тут же вернулся к еде, буркнув: — Совсем чокнулась. Мать тут же укоризненно посмотрела на парня, но добилась от него только закатывания глаз и пожимания плечами. Тогда женщина решила поделиться своей теорией: — Мне кажется, у нашей Кати появился мальчик. Жующие отец и сын синхронно поперхнулись и схватились за свои кружки. — У Катьки?! — чуть не заорал Олег. — С чего это ты взяла? — так же выразил недоверие и отец. — Моё материнское сердце чувствует, — уверенно возвестила женщина. Но её мужчины только отмахнулись от этих слов и продолжили ужинать. Дальше на этом она настаивать не стала, хотя у неё и был козырь в рукаве. Катина мама, Ольга Тимофеевна, была очень наблюдательной женщиной. И, как она считала, любые изменения в собственной дочери она может заметить и на расстоянии. А они, изменения, были. Возможно, всё это было из-за сессии и волнений в связи с экзаменами. Но Ольга Тимофеевна больше склонялась к версии с парнем, особенно после приезда Кати домой. Женщина в первый же вечер заметила новое украшение дочери — золотое колечко на пальце. На безымянном пальце правой руки! Катя, конечно же, начала говорить что-то о том, как в поезде ехала с каким-то навязчивым пареньком и, желая избежать общения с ним, она незаметно надела кольцо на этот палец, а потом попросту о нём забыла и потому не возвратила на своё законное место. Ольга Тимофеевна кивнула, но словам дочери не поверила. Естественно, она не догадалась о свершившемся браке. Просто её Катя, как и любая девушка, подаренное парнем кольцо тут же нацепила на правую руку, дабы полюбоваться и помечтать — что в этом плохого? А раз у Кати появился мальчик, то она рано или поздно скажет об этом сама, у неё ведь никогда не было секретов от своей мамы.***
Отчаянные слова сорвались с губ легко: — Пожалуйста, скажи, что это затянувшаяся шутка. Вадим оборвал сам себя по ту сторону телефона. Ну вот, приплыли… И что тебе сказать, Катя? То, что ты хочешь? Или то, о чем ты спрашиваешь? — Да, это дурацкая и очень затянувшаяся шутка, — после короткого молчания наконец выдал Гронский. — И что теперь? Разведемся и разбежимся, потому что ты чего-то боишься? Савинова закусила губу, сжимая левую руку в кулак и елозя ногтями, чтобы было больнее — может, тогда бы она очнулась и поняла, что всё-таки нужно делать, чтобы было правильно, а не так, как всегда. Но отрезвляющей боли почему-то не было. — Разве не смешно? Мы три года учились на одном курсе. — И что? — терпеливо ждал продолжения Вадим. — И не общались. Вообще. Как я могла тебе понравиться? — Она же слишком мало общалась вообще с кем-либо, разве что только со своими одногруппниками. Поступление в универ так и не смогло изменить в ней её стеснение, настолько чрезмерное, что Кате иногда было легче ошибиться несколько раз, только бы не помешать вопросом или просьбой другому человеку. — А как я мог понравиться тебе? — в ответ с интересом спросил Гронский. — Ты? — удивилась глупому вопросу Катя. Он действительно не понимает, или в этих словах есть какой-то подвох? Да в первый год даже старшекурсницы бегали за обаятельным голубоглазым пареньком с милыми ямочками на щеках! — Ну, ты общительный, веселый, добрый… — начала перечислять девушка, но надолго её не хватило. Уж лучше помолчать, чем ляпнуть какую-нибудь несусветную глупость, но, наверное, об этом уже можно не беспокоиться. Ага, тупица! — Ух ты! — тем временем восхитился Гронский. — Да, я такой. А откуда ты всё это знаешь. Мы же с тобой не общались, — повторил аргумент Кати Вадим. И железобетонный факт теперь казался старой картонкой. — Ну, все знают, — буркнула Савинова. — А еще я начинающий алкоголик, и об этом знают только мои самые лучшие друзья. И еще одна трусиха, которая хочет разбить мне сердце. — Я не трусиха! — возмутилась девушка. — Но ты не против того, что я алкоголик? — весело уточнил Гронский. — Моя честь поругана! После таких слов ты просто обязана выйти за меня замуж! — Вообще-то это совсем не смешно! — недовольно воскликнула Катя, добавив: — И мы итак женаты! Парень уже ухохатывался по ту сторону трубки, совсем не подозревая, что к Савиновой подкрался белый и пушистый зверь писец. Он подкрался незаметно, в лице родителей. Катя испуганно подпрыгнула, услышав возглас мамы, и, обернувшись, проследила за тем, как тело женщины оседает на пол. Что происходит? Что вообще происходит? — бежало в голове бегущей строкой. Девушка замерла без движения с телефоном у уха и наблюдала будто со стороны, как отец с красным от гнева лицом бросился к ней,схватил за плечи и начал трясти, как грушу. — Что? Что ты сказала?! — кричал он ей. Под его напором дочь сделала шаг назад, натыкаясь спиной на раму балконного окна. Почему оно открыто? Сейчас же зима! Что же происходит на самом деле, до Савиновой дошло только тогда, когда она под рингтон своего телефона вывалилась спиной вперед. Это сон! Девушка открыла глаза, ударившись о землю. Музыка её звонка всё не умолкала, а за плечо Катю тряс Олег. — Просыпайся, тормоз! Тебе телефон уже полчаса трезвонит. Сознание медленно начало осознавать реальность. Отпихнув уцепившегося в неё брата, девушка села и потерла лицо руками. Боже, что за дурацкий сон? Правильно, что она никогда по вечерам не спит, а то с такими снами... Настолько реалистичными и ужасными они были на первом курсе перед сессией, когда во сне ей сообщали о смене преподавателя практических работ по общему землеведению, и требовалось полностью переделать уже готовый гипсометрический профиль меридиана и всю его характеристику, над которыми она мучилась весь семестр. Так, и кто же это ей звонит? Глаза округлились от удивления, а тяжелый сон слетел мгновенно. Вадим действительно снова ей звонит после того позорно-короткого и неловкого разговора? Катя быстро схватила телефон и умчалась из комнаты. Олег посмотрел ей вслед, неодобрительно покачал головой и буркнул себе под нос: — Чокнутая! Сестра, конечно же, его не услышала. Парень тем временем поудобнее устроился у неё на кровати, положил себе на живот её ноутбук и открыл его. Компьютер, стоящий в его комнате, был занят мамой, решившей посмотреть какую-то мелодраму, которую недавно приметила по телевизору. Ноутбук сестры находился в спящем режиме, и, открыв его, Олег обнаружил один из диалогов в ВК. Парень был честным и вежливым и чужую переписку читать не хотел, но что ему еще оставалось делать, когда его взгляд зацепился за словосочетание "твой Вадим"? Это что же, его сестра все же встречается с кем-то? Воровато оглянувшись на дверь, парень зашел в друзья к сестре и ввёл имя. Вадимов оказалось три, из них знал Олег только одного — Вадима Боброва, бывшего одноклассника сестры. Оставались некие Петушков и Гронский. — Катька, прошу, не будь дурой! — тихо буркнул паренёк. Он и сам не знал, кого бы хотел видеть рядом со своей сестрой — высокого и челкастого Петушкова в больших модных очках и джинсах с драными коленками или веселого спортивного Гронского, под каждой фоткой которого отметилось с десяток оголтелых девиц. Точно бабник. "Юлия Красниченко прислала вам личное сообщение" — со щелчком обвестил ВК. Рука на автомате сама кликнула. Да-да, сама, вот честно! И Олег жадно прочитал: "Когда наворкуешься с Гронским, соизволь и мне позвонить" Как чувствовал, что Катькиным парнем окажется именно этот мудак! Не зря у Олега сразу же при просмотре его страницы появилось желание ему врезать. И пока его глупая сестра сидит тут дома, этот её парень гуляет там вовсю! За закрытой дверью послышался шум, очень похожий на шаги. Олег всполошено оглянулся и быстро закрыл все вкладки.***
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Катя, опускаясь на старое кресло в углу балкона. В детстве за ним девушка хранила свой личный дневник и запасы сладостей от хитрюги Олега. — Что? — спросил Вадим. — Не знаю. — Катя укуталась в оставленную здесь рубашку. — Что-нибудь интересное. Или смешное. Гронский задумчиво молчал, а потом, глубокомысленно хмыкнув, поинтересовался: — Слышала историю про то, как мы в последнюю ночь геобазы первого курса от Ежикова по всей территории бегали? Конечно, слышала. — Нет. Расскажи, — попросила Катя. Пускай он расскажет и никогда не узнает о том, что всё это Савинова уже слышала. Боже, как же это все-таки глупо — тайком искать о человеке информацию, выспрашивать невзначай у других людей и копить, копить всё это в своих мыслях, лелея каждую мелочь! Постаравшись отбросить дурацкие мысли, девушка вслушивалась в голос Гронского и даже могла смеяться, где надо, хотя эту историю в разных пересказах и с разными деталями Катя слышала уже несколько раз. Несколько десятков раз. На первом и втором курсе весь поток недоделанных географов обычно перекидывали для прохождения учебной практики в натуральных условиях на геобазу. Это знаменитое и всеми любимое место находилось в тьмутаракани области, вдали от больших городов, но зато на природе: половину территории занимал лес, и домики преподавателей успешно в нём прятались, а вот окна общаги студентов выходили на обширное поле, мелкую речку Ульку и виднеющиеся вдалеке избушки вымирающей деревеньки Курлыки, в которой доживали свой век пять-десять стариков. Такое малое количество народа юным умам было только на руку. Во время практики по почвоведению или геологии никто им не орал через забор, что шурфы и разрезы в его огороде копать нельзя, будь там хоть трижды отличающаяся морена или супесь. Больше всего Кате на первом курсе понравилась практика по топографии, хоть она и была самой длинной и во время неё девушка несколько раз обгорела, как жаренная курица. Парням из её группы эта практика также пришлась по вкусу, но только потому, что после обеда можно было слинять с полигона в соседнюю большую деревню. Шесть-семь километров туда и обратно — плевое дело, если знаешь, что на обратном пути с наслаждением выпьешь холодного пива, а также купленное вино и мясо для шашлыка будут покоиться в рюкзаке. Ночью, после отбоя и проверки, многие сбегали с территории на гору Дружбы, где устраивали костры с песнями под гитару. Катя и сама была на таких мероприятиях, благодаря Юльке — не единожды. Тогда её эти ночные вылазки пугали до дрожи в коленях, потому что никогда не знаешь, не решат ли преподы устроить проверку среди ночи. Но стоит только перелезть через неровную дыру в проволочной заборной сетке, дико смеясь в ладони и наощупь, потому что нельзя включать фонарики, чтобы преподы или сторож не запалили, как тут же страх выветривается из головы, будто его и не было. Слабый фонарик телефона почти не помогает, а лишь подсвечивает дорогу под ногами, со всех сторон наступает кромешно-черный лес, но тебе совсем не страшно, ведь рядом топают еще три или четыре таких придурка, звеня алкоголем в рюкзаках. Поднимаясь на гору (да, сильно сказано), Катя всегда смотрела вверх, на звезды. Они на ночном, освобожденном от деревьев небе мерцали так загадочно, будто были живыми, и оттуда, с высоты, подмигивали, словно говоря: "Ну давай, допрыгни! Узнай наши тайны!" Но Савиновой приходилось опускать голову, чтобы вглядываться в нечеткую картинку перед глазами, стараясь не наступить в одну из промоин от дождя, которых на крутом склоне было предостаточно. А на горе уже не до неба и звезд. Теплое уютное веселье не иссякало почти до самого рассвета. Пошатываясь и держась друг за друга, студенты небольшими компаниями возвращались на базу до светлеющего неба, чтобы лечь в кровать и поспать хотя бы пару часов до обязательной утренней зарядки. В последнюю ночь базы проводился большой костер, все не спали до утра, тайком попивая вино из термокружек. Многие храбрецы пили в открытую прямо из бутылок, всё равно внимание преподавателей в эту ночь было минимальное. А вот в предпоследнюю ночь они требовали такую же дисциплину и нарушения давней традиции по забрасыванию связанных за шнурки пар обуви на деревья. Катя в своё время, как и все, пыталась подсчитать эти "подарочки", висящие по всей территории базы, иногда на такой немыслимой высоте, что начиналось верится в умение некоторых людей летать. Савинова насчитала двадцать шесть, но она слышала, что кто-то приметил сорок три. Обычно обувь забрасывали в предпоследнюю ночь. В тот год мальчишки-первокурсники решили следовать традиции. Их даже не остановили угрозы начальника базы Ежикова, невысокого мужчины средних лет, который вёл у них геоботаническую практику и ненавидел нарушения правил. Почему-то Катя сравнивала его с Поклеп Поклепычем, завучем Тибидохса из серии книг о Тане Гроттер. Правда, магии и глаз-буравчиков у этого индивидуума не было, но уважаемый Захар Потапыч задалбывал своих подопечных и без этого. И в предпоследнюю ночь многие выглядывали в окна, стараясь не шуметь, чтобы их не засекли. Хотя Ежикову тогда явно было не до неспящих студентов. Преподаватель был занят тем, что пытался высветить фонариком диверсионную группу, чтобы на утреннем построении выставить их из строя и хорошенько поорать. Его задача усложнялась нежеланием парней быть пойманными. В итоге студенты у окон наблюдали за тем, как сначала мимо проносилась группка из тусклых и хаотично мечущихся фонариков, а следом за ней грузно проплывет еще один, но более яркий. Сделав несколько кругов вокруг общежития, диверсанты все же сумели оторваться от казалось бы медленного и неповоротливого Захара Потапыча и заскочить в двери. А наутро всех порадовали новые кроссовки, висящие на ветке сосны прямо над асфальтированной площадкой, на которой проводились собрания. Виновников подозревали, но доказательств не было. — ...он еще по всему нашему этажу прошелся, смотрел, как кто одет, но на первом этаже всегда холоднее было, чем у девчонок, мы иногда в одежде спали, так что он тут прикопаться не мог, — вспоминая, улыбался в трубку Вадим. — Я бы сейчас съездил на базу. — Я бы тоже, — мечтательно протянула Катя, вспоминая свой первый курс. В один из ночных походов на гору Дружбы за ними с Юлькой и еще одной девчонкой, собирая народ, зашли Вадим и Костя. Так уж вышло, что и назад они возвращались вместе. И в тот момент находящейся под веселым градусом Савиновой хотелось чуть ли не визжать от счастья, когда Вадим схватил её за руку, страхуя от падения на крутом склоне. Боже, дура, чему ты радуешься? Что он подержал тебя за руку? Сейчас он вообще твой муж, алло! Смешная интересная история закончилась, в трубке вновь воцарилось молчание. И Катя поймала себя на мысли, что хочет повторить вопрос про розыгрыш из своего дурацкого сна. Хотя не такой уж он и дурацкий! В нем Вадим озвучил главную причину Катиных переживаний! Всю свою жизнь Савинова боялась выглядеть глупо в глазах близких людей. Мысль о том, что её поступки или слова в ком-то из них вызовут недоумение, переходящее в разочарование, действительно пугала Катю. Она понимала, что всем не угодишь, под каждого не подстроишься, но для десятка человек исключение сделать-то можно. От Размышлений над этой мыслью девушка, естественно, не становилась менее косячной или более умной — нет! Но, впуская человека в свой ближний круг, Катя каждый раз немного грызлась подобными мыслями. Но в какой-то момент ей, похоже, надоедало стыдиться, и она уже со спокойной душой ляпала что-нибудь эдакое, случайно роняла предметы и спотыкалась обо всё вокруг. Может, и сейчас пора прекратить тупить? И не убьют тебя родители, хватит зря волноваться! — Ты там заснула? — подал голос Вадим. — Почти. Я задумалась. Извини, иногда веду себя глупо. — Из груди помимо воли вырвался тяжелый вздох. — Ничего. Зато ты не дура! — весело обрадовал захандрившую жену парень.