Трудно быть богом, маленькая

Погода в Арканаре царила на редкость мерзостная. Пожалуй, в Арканаре таким было все, но накрапывающий мелкий дождь и завывающий ветер лишь добавляли унылости и серости. И как нельзя погода была под стать настроению. Румата сидел у себя в кабинете за рабочим столом и писал очередной отчет. В принципе особой необходимости в этом не было, ведь на Землю и так поступали все данные, и проанализировать их вполне могли без его помощи. Но ему так было проще. Он делал это, скорее, для себя. Переносил на лист факты, во всех подробностях расписывая свое о них мнение, и в конце каждого такого отчета ставил дату. Чтобы, когда предоставится случай, потрясти этими бумажками перед носами коллег, бормоча "я же говорил!". Впрочем, когда дело дойдет до такого случая, что-то кому-то доказывать будет уже поздно. Он никак не мог взять в толк, каким же образом донести до коллег, что серый террор в Арканаре - явление исключительное, а не естественно историческое? Как объяснить, что нужно бросить все силы на его изучение, на расчет возможных последствий, на борьбу с ним, в конце-то концов. Но от него лишь отмахивались, словно от ребенка, которому в голову некстати пришла идея фикс, с которой он считает нужной пристать ко всем взрослым, занимающимся серьезной работой. А ведь это он, он тут занимается серьезной работой! И было даже как-то больно от осознания, что польза от нее будет лишь одна. Смотреть в растерянные лица толпы ученых, прошляпивших такое событие, и чувствовать собственное превосходство. Да только будет ли он его чувствовать? Вряд ли. Не до этого будет. Да и найдется умник, который пожурит его, мол, Антон, ну как же так? Настойчивее надо быть, настойчивее, раз уж ты был так убежден в верности своей теории. Непременно такой умник найдется. А, может, ты не так уж и прав, Антон? Мысль эта подкрадывалась к нему все чаще. Подбиралась каждый раз незаметно и обхватывала его холодными, склизкими, что у спрута, щупальцами. И каждый раз пробирала до дрожи. Сам подумай, Антон. Сколько уже было ученых, которые сошли с ума на своей работе? Сколько уже ученых, хорошо подготовленных, быть может, даже лучше, чем ты, неожиданно срывались? Бунты, захват власти. Хороша политика невмешательства, правда? А ты ведь ненавидишь серых, Антон. Ненавидишь всем сердцем. За гонения на грамотных, за притеснения простых людей. Твоя бы воля, Антон, ты бы их лично перевешал, как они вешают неугодных. Румата Эсторский (Антон) Вешатель. Хорошенькое имя, с которым ты войдешь в учебники истории что в метрополии, что в Арканаре. И будешь бормотать свое "я же говорил" где-нибудь в специальном учреждении на Земле таким же, как ты. Если, конечно, не пристрелят из жалости, как бешеного пса. Румату даже передернуло, когда его живое воображение услужливо нарисовало ему все эти картины. Опомнился он вовремя, так как услышал поскрипывание ступеней на лестнице. Ну Уно! Вроде и дать бы затрещину за то, что так и не занялся ступенями, но как же это было удобно. Румата уже привычными движениями спрятал свои письменные принадлежности из метрополии в ящик стола и схватил первый попавшийся лист бумаги, уткнувшись в него лицом. Вид у него, похоже, был как у нашкодившего подростка, так как ухмылки его слуга сдержать даже не подумал. Мужчина изобразил раздражение, но на душе все же стало хоть немного легче. - Там рыжая Ваша, - с привычным пренебрежением сказал Уно. Скрывать свое осуждение он даже не намеревался. Ишь чего удумали! К благородному какая-то там девка шастает. Но, пока он держал эти мысли при себе, Румата не рявкал на него лишний раз. - Ее зовут Кира, сколько раз повторять? - Так чего с ней делать-то? - чуть смущенно пробормотал Уно, и Румата едва сдержал улыбку. - Проводи ко мне. И распорядись насчет чего-то горячего. Только не подогретое вино, Кира не будет. Когда приготовят обед, накроешь в кабинете, - спокойно произнес он, а когда мальчик собрался уходить, спохватился. - И, Уно, - слуга повернулся, - еще раз заставишь ее топтаться в прихожей, уши откручу, - произнес он все так же серьезно, глядя в глаза. - Все понял? - Да понял я, понял, - проворчал Уно, - умные вы такие, благородные. Мысли я что ли должен Ваши читать? - привычно заворчал он, удаляясь из кабинета. Когда шарканье ног Уно стихло, Румату охватило приятное волнение. Как и всегда перед встречей с Кирой. Была у нее удивительная способность появляться поразительно вовремя. Казалось, с ней становилось тепло и светло в любое время суток и в любую погоду. Когда-то давно ему казалось, что ему нравилась Анка. Много же лет ему понадобилось, чтобы понять, какой же в сущности глупостью были эти "чувства". Он никогда не видел в Анке внутреннего, всепоглощающего света. И никогда Анка не могла одной лишь легкой улыбкой заставить его позабыть обо всем. Как только Кира шагнула в кабинет, Румата поднялся и поспешил ей навстречу. Девушку ужасно хотелось обнять, прижать к себе, поцеловать в щеку, наверняка, еще прохладную. Но он сдержался и лишь привычно церемонно поцеловал ей руку, заставляя ее улыбнуться. - Кира, ну куда же ты пошла по такой погоде? - ласково пожурил ее Румата и провел в комнату, все еще держа за руку. Он усадил Киру в кресло, немного постоял возле нее, затем сел сам. Антон, прекрати суетиться. Ведешь себя, словно влюбленный школьник. - Мне не надо было приходить? - робко спросила она, поднимая взгляд. - Ну что ты? - Румата тут же обругал себя за то, что заставил ее так думать. - Я очень рад тебе, Кира. Просто мне не хочется, чтобы ты простудилась и заболела. Ты не сильно промокла? - Нет, все хорошо, - Кира чуть улыбнулась и тут же опустила голову. Она почему-то всегда стеснялась улыбаться. А Румата боялся напугать ее, признавшись, что он не видел ничего прекраснее, чем ее улыбка. Они немного помолчали, когда в комнату пришел Уно и поставил на стол чашку с ароматным травяным настоем, напоминающим чай. - Пей, Кира. Тебе надо согреться. - Она обхватила чашку двумя маленькими ладошками и поднесла ее к губам, осторожно принюхиваясь. После отпила немного настоя и облизала губы. - Мне не очень хочется заниматься сегодня, а тебе? - тихо спросил Румата, наблюдая за Кирой с легкой улыбкой, которая просто не желала сходить с его лица. - Мне тоже, - тихо призналась она и сделала еще несколько небольших глотков из чашки. Ее бледные щеки слегка раскраснелись. - Как твои дела, Кира? Тебя никто не обижает? - Никто. Брат почти целыми днями на службе, а отец работает. Так что я часто дома совсем одна, - откровенно произнесла Кира. Она аккуратно поставила кружку на стол и наконец посмотрела на Румату. Без излишнего смущения. И он мягко улыбнулся ей. - Тогда приходи ко мне почаще, Кира. Не хочу, чтобы ты скучала, - Румата понадеялся, что это прозвучало не пошло. Обидеть Киру ему хотелось менее всего. - Я постараюсь, - она чуть склонила голову, и он заметил в ее глазах промелькнувший огонек любопытства. - Что такое? - тут же отреагировал мужчина, догадываясь, что девушка пока постесняется спрашивать сама. - Что это? - она кивнула на его обруч, и тут только Румата понял, что до сих пор не снял его. Он поспешно избавился от обруча и убрал его в ящик. - Это, маленькая, глаз бога, - улыбаясь, сказал он. - Ты бог? - она посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Казалось, даже если бы он ответил утвердительно, она бы даже не подумала сомневаться в его словах. - Нет, я не бог, - Румата тихо рассмеялся. - Если я расскажу тебе, ты обещаешь мне поверить? - Обещаю, - ни секунды не задумываясь, сказала Кира. - Тебе очень хочется верить. И он, не сомневаясь больше, стал рассказывать ей о том, откуда он и кем является. Сперва Кира смотрела на него недоверчиво, даже со страхом в глазах. Но после либо посчитала, что такое придумать просто нельзя, либо действительно захотела поверить ему, и внимала ему уже с искренней заинтересованностью. Наверное, она понимала далеко не все. Но главное - она слушала его. Кажется, она была единственным человеком во всех мирах, кто слушал его так внимательно и слышал каждое его слово. А объяснить... объяснить он успеет всегда. Когда он закончил говорить, у него даже слегка охрип голос, а Кира все так же сидела, глядя на него широко раскрытыми глазами. - Ты правда веришь мне, маленькая? - Верю, Румата. Он вновь улыбнулся ей. И она ответила на его улыбку.