Трудно быть богом, маленькая

Румата шел по улицам Арканара, охваченным самым настоящим безумием, но даже не смотрел по сторонам. Никто не трогал и его. То ли просто не замечали. То ли по одному его виду становилось ясным, что благородный дон пребывает в крайне скверном расположении духа и не откажет себе в желании одним ударом меча снести чересчур буйную голову. В занимающейся заре под красным солнцем реки крови, пыли, осколков, обезображенные тела смотрелись особо причудливо. Словно все это были декорации, неумело окрашенные дурным художником. Словно его разум отказывался принять то, что это действительно происходит. А ведь он говорил. Говорил. Кричал в пустоту о том, что история тут идет другим путем. Что все происходящее уже давно вышло за допустимые рамки, и с этим срочно надо что-то делать. Что что-то назревает. Что еще немного, и они пропустят острейший взрыв. А потом тебя же и обвинят, Антон. Мол, недостаточно громко кричал. Надо было доносить свои мысли убедительнее и настойчивее. Ночь была для него одновременно и стремительной, и бесконечно долгой. Столько событий с ним не приключалось давно. И их было так много, что для него они перемешались в бесформенную жижу. Серую жижу. В которой было невозможно отделить одно от другого. Что-то неладное он чувствовал сразу. Но пытался списать это на то, что в этот вечер Кира слишком уж бойко и упорно просила его не ходить. Цеплялась за его руки, чего давно себе не позволяла, и просила, просила... Слезно и трогательно. Наверное, прояви она чуть больше упорства, он бы сдался. Но все же нашел в себе силы. И свое предчувствие старался списать на впечатление от этой сцены. Антон, Антон... как ты прожил-то столько, если на бабье чутье полагаешься? Отставить и идти делать свою работу. А потом к Кире. Потом еще вместе посмеетесь над ее глупыми страхами. Так он пытался успокоить тебя. А потом понял, что во дворце происходит переворот. И почему это происходит именно с тобой, Антон? Если и существует переселение душ, то в прошлой жизни ты ел младенцев. Не иначе. Главное, только никому эти мысли не озвучивай. Не хватало еще тебе помимо прочих проблем обвинения в ереси. Он хотел спасти принца. Не вышло. А жаль, хороший был мальчишка. Если бы не переворот, у Арканара еще могло быть хоть какое-то будущее. Но история, как известно, сослагательного наклонения не терпит. Его самого схватили серые. Серые свиньи, которых давным-давно взял под свой контроль дон Рэба. И только и ждал удобного случая, чтобы заставить эту серую грязь полностью наводнить город. Серые твари набросились на него огромным скопом, не оставляя ни единого шанса даже ему, прославленному дону Румате. Потом был долгий допрос у нового хозяина Арканара. Нового ли? Такое не происходит просто так. Арканар уже давно был под его контролем. Пора признать, что Рэба перехитрил тебя, Антон. Ведь ты все же прошляпил, как в паутине этой твари, как мушки, оказались все. И даже те, от кого ты этого не ожидал. Рэба купил всех. А ты и не заметил. Не удивила его и новость о том, что Рэба знал, что никакой он не дон Румата, а самозванец, хоть и, по оценкам Рэбы, весьма талантливый. Интересно было только, давно ли он догадался. И как быстро узнал, что догадки его верны. Эх, Антон, Антон, и как же ты все это пропустил? Пытки стерпеть было легко. Посчитав это достойным наказанием за свою невнимательность и глупость, побои он терпел даже без стонов. Стойко. Чем только сильнее злил своих мучителей. И дона Рэбу. И он знал почему. Рэба не хотел признавать, но он боялся его. И, когда ему не удалось купить Лжерумату, как и всех остальных, наглядно продемонстрировал свою слабость пытками. И от этого сердился только больше. Странно, что не захлебнулся в собственном яде, который так и сочился из всех пор его кожи. И в этой схватке Румата вышел победителем. Выбил право уйти и освободить пленников из Веселой Башни. Находиться там было тяжело. За время его пребывания в Арканаре невинных было замучено столько, что можно было и привыкнуть. И все же, идя по коридорам и слушая стоны и крики несчастных, он чувствовал, как в нем закипает злость. Мечи он сжимал так, что белели костяшки пальцев. И лишь огромным усилием воли вдавливал мечи глубже в ножны. В Башне были одни пьяницы и слабаки. Пусть их и было много. Скорее всего, он бы даже вышел отсюда живым. Но не мог не понимать, что, перебей он всех серых в Башне, долго он живым оставаться не будет. Вот и осталось лишь, наконец, обрести давно утерянного Будаха. Что называется, мимоходом вызволить невесть как попавшего в Башню барона и отправить их в безопасное место. Если здесь вообще оставалось безопасное место. Судя по тому, как общались с ним "коллеги", им ничего не стоило проглядеть аналогичную катастрофу на вверенной им территории. А уж кому, как не квалифицированному историку, знать, что вспышка в одном месте непременно повторится и в множестве других. Такой уж он - закон развития человеческого общества. И пока еще никто не научился идти против него. Подходя к дому, он вновь стал чувствовать неладное. Дверь, очевидно, пытались выбить. Явно хотели воспользоваться тем, что хозяина не было дома. Он подошел к двери и отчетливо постучал несколько раз, не рискуя сразу входить. У слуг был самый что ни на есть четкий приказ. Стрелять, кто бы ни зашел. Хоть сам черт, хоть Господь Бог, если он перед этим не представится и не получит разрешение войти. - Кто? - услышал он скрипучий, но уверенный голос Муги. - Я это, Муга, открывай, - произнес он, заметно хмурясь. Почему Муга? Дверь тут же открылась, и Румата поспешил зайти внутрь, чтобы и без того настороженные и напряженные слуги могли ее запереть. Румата медленно скользнул взглядом по слугам, встречающим его в прихожей. Явно никто из них ночью не сомкнул глаз. У каждого в руках было хоть какое-то оружие. У кого хорошее, оставленное хозяином, у кого - обычная кухонная утварь. Каждый был готов защищать дом, чем мог. И тем не менее, помимо усталости и явного нервного напряжения улавливалось что-то еще. Слуги тушевались, опускали глаза. Словно каждый боялся, что именно ему придется сообщать недобрую весть. - Уно где? Почему не встречает? - наконец чуть срывающимся голосом спросил Румата. Понял, наконец, что же именно кажется ему таким странным. Не хватало мальчишки. Напряжение в воздухе стало вязким и ощутимым. Окутывало его и сжимало в своих тисках, с трудом давая продохнуть. - Ну? - требовательно произнес он, не в силах больше ждать. - Убит, - через силу выдал Муга. Как и все, избегая смотреть хозяину в глаза. - В гостевой он. Румата стремительным шагом прошел в гостевую. Уно лежал на столе, прикрытый простыней, пропитавшейся кровью. Руки его были скрещены на груди, глаза закрыты. Румата почувствовал приступ страшной ярости и исступленного бессилия. Захотелось броситься к Уно. Схватить его за плечи и трясти. Трясти, пока он не проснется, не очнется и не начнет снова ворчать. - Кто? Кто убил? - предательски дрогнувшим голосом спросил он, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, а глаза болезненно щиплет. - Серые, - вновь заговорил Муга. - Они в дом рвались, требовали открыть. Мы не хотели, сперва, ведь дон не велел. Но они грозились поджечь, и пришлось, - он сделал паузу, собираясь с мыслями. - Они драться полезли, мы защищались. Они стали наверх рваться. Уно вышел с двумя арбалетами. Двоих убил. А они его... ножами. Как он рухнул, стали ногами пинать. И всех бы забили, если бы не монахи. Едва дослушав рассказ, Румата тяжело опустился на скамью и зарыдал, спрятав лицо в ладонях. Слуги тактично молчали, опуская взгляд, чтобы не смотреть на трясущиеся плечи своего хозяина. И делали вид, что не слышат его рыданий и тяжелого дыхания. Уно... бедный мальчик. Каким же он был хорошим. Ворчливым, сварливым, скупым, но таким верным, что еще поискать. И сегодня эту верность доказал. Отдав жизнь за его дом и его Киру. Немного успокоившись, он поднялся и вытер лицо. - Вы все, - он обвел взглядом слуг, - сделали этой ночью гораздо больше, чем я мог от вас просить. Скоро это все кончится. Когда я уйду, все деньги, все, что найдете, забирайте себе и делите по-честному. И бегите отсюда, - произнеся это, он пошел наверх. Никто из слуг не задал ему и вопроса. То ли были шокированы такой речью, то ли слишком впечатлены. А, может, опасались за духовное здоровье хозяина, которое могло и пошатнуться, и решили не раздражать лишний раз. А то мало ли. Он прошел в свой кабинет и сразу увидел Киру. Девочка, как и всегда, свернулась калачиком в давно облюбованном ею кресле. Как только он вошел, Кира встрепенулась, поднялась на ноги и подбежала к нему, сию же секунду угодив в его крепкие объятия. Румата поднял ее и слегка покружил, прижимая к себе, словно какое-то сокровище. Впрочем, она и была его сокровищем. Единственным, что осталось у него во всем мире. - Я за тебя так боялась, - тихонько произнесла она и прижалась к нему только еще ближе, когда Румата, наконец, поставил ее на ноги. - Я же обещал тебе, что вернусь. Ты мне разве не веришь? - спросил он, через силу улыбаясь. Какая же она еще девочка. Его родная, маленькая девочка. И он непременно заберет ее с собой. Она ведь умная, смышленая. Станет для него на Земле самой настоящей радостью. - Верю, - смущенно произнесла Кира, держа его за руки. - Но ты бы слышал, что тут происходило! Тут так шумели, дрались! - эмоционально поведала она, широко распахивая карие глаза. И Уно... - она запнулась, кусая губу. Глаза ее заблестели. - Я уже знаю, маленькая, знаю, - мягко произнес он, проводя большим пальцем по щеке девушки и стирая побежавшие по коже слезы. Хорошо, что сам успел успокоиться. Не хватало еще им двоим тут горько рыдать в объятиях друг друга. - Не надо плакать, маленькая. Он сейчас в лучшем мире. - В метрополии? - немного оживившись, спросила Кира, и Румата едва не рассмеялся. Какая же она хорошенькая. - В метрополии, маленькая. Но только не в той, куда мы поедем, а даже в еще лучшей, - твердо произнес он, чтобы окончательно успокоить девушку. Кира, кажется, хотела спросить еще что-то, но тут с улицы донесся шум. К их дому, судя по громким разговорам, приближались очередные серые. И собирались брать его штурмом. - Так дон же дома. - И что? - Так он, говорят, дерется, как черт. - Ты черта о помощи молить будешь, если Рэба узнает, что ты мелешь, - доносилось до них с улицы. Девушка вновь побледнела и снова сильно сжала пальцы Руматы. На несколько мгновений он даже побоялся, что Кира сейчас лишится чувств, и приготовился ловить ее. Но обошлось. Она осталась стоять на ногах, но пока не могла вымолвить и слова. Просто в ужасе смотрела ему в глаза, вытянувшись и замерев. - Маленькая, ну что ты? Неужели серой грязи испугалась? - Румата мягко улыбнулся ей, осторожно высвободив одну руку и погладив ее по волосам. - Ничего они нам не сделают. Они только и умеют, что кричать, - Румата на всякий случай проверил, на месте ли его мечи. К счастью, даже находясь в состоянии весьма подавленном, он их нигде не оставил. Сказывалась хорошо выработанная привычка. - Ты собирайся. Сейчас этих прогоним, и поедем с тобой. В метрополию. Он склонился и коснулся губами губ Киры. Так трепетно и нежно, как умел только с ней. Вот и все. Вот и решилась их судьба. Теперь им оставалось только бежать из города. Наверное, к Пашке. По крайней мере, только его друг первым приходил ему в голову. Он бы помог им укрыться, а там бы Румата уже связался с институтом, и их бы забрали. Кира отошла от него к окну. В ее восхитительных рыжих волосах играли огни с улицы, и Румата лишь силой заставил себя отвести от нее взгляд. К сожалению, не время сейчас любоваться ею. Какой бы красивой она ни была. И торопить ее он тоже не стал. Ничего. Пусть пока придет в себя. У них еще есть время. Румата открыл ящик стола и склонился над ним, чтобы забрать все необходимое. Когда он выпрямился, Кира уже не стояла. Она съехала по стенке вниз. Без единого вздоха и всхлипа. Так, что он даже не сразу сообразил, что и произошло. Одна арбалетная стрела вонзилась в ее тонкую шею, вторая - в грудь. Он подбежал к ней, рухнул на колени и аккуратно приподнял. Кира... Она была у него в руках. Хрупкая. Еще совсем теплая. Ее губы были приоткрыты, словно в них все еще жил тот вздох, который так и не успел выпорхнуть наружу. В глазах ее не было и тени испуга, лишь легкое удивление. Похоже, даже не успела понять, что случилось. Ее огненно-рыжие волосы постепенно обагрялись кровью, становились грязными и слипались. Маленькая... Румата осторожно положил хрупкое тело на пол, поднялся и взял мечи, слушая, как пытаются выломать его дверь. Он мог стерпеть многое. Но Киру он им не простит. И пусть о нем пишут в учебниках истории как о лишившемся рассудка ученом. Он пропитает этот город кровью. Как пропитывались кровью волосы его рыжеволосого ангела.