Багряные письмена на теле Соло.

      - Привет, Марк, это Соло. – Тихий еле слышный выдох. – Знаешь, сегодня был ужасно тяжелый день и… слишком длинный. Да, понимаю, ты, конечно же, не можешь быть рядом постоянно, как бы мне не хотелось обратного, но... – от остроты эмоций пальцы излишне нервно, а значит, крепко сжимают хрупкий пластик мобильного телефона, пока в голове вихревая пустота с обрывками незаконченных мыслей. - Немного тебя, я слишком устал сегодня, чтобы противиться этому. Катастрофически, - с шумным выдохом и протяжно, почти заунывно. - Две пары экономики вымотали, а последующий разбор курсовой окончательно и бесповоротно вбил серебряный кол в мою, как ты знаешь, не достаточно крепкую для сопротивления металлу грудь. Ох, я знаю, что ты скажешь, поэтому не ворчи, мой клыкастый. Ты и так вечно хмурый, особенно когда мы встречаемся, а это, знаешь ли, нервирует меня, похлеще, чем обезбашенная экономичка. Господи, это ведь даже не профильный предмет! – гнев захлёстывает в один момент, заставляя последнюю фразу почти прокричать и обратить внимание нескольких прохожих на себя, взвинченного худощавого и встрёпанного, перепрыгивающего небольшую сероватую лужу и кутающегося в распахнутую клетчатую рубашку никак не согревающую на пронизывающем ветру. – Что за чёрт?! Господи, как я это ненавижу! – острые скулы багровеют, что очень заметно на светлой коже. Злость же находит выход только в более резком и быстром шаге по тратуару. – Знаю, знаю, преувеличиваю не возмущайся так сильно, ух, грозный какой! Ты же знаешь меня, как никто…мне это свойственно. – розоватые растрескавшиеся сухие губы расплываются в небольшой тёплой улыбке, пока светловолосый юноша зажимая телефон между плечом и ухом, открывает тихо скрипнувшую кованую калитку во двор, другой рукой почти волоча за собой тяжёлую сумку с ноутбуком. – Ладно, я уже дома, до встречи, ворчун.       Отнимая телефон от раскрасневшегося из-за холода уха, юноша большим пальцем с обкусанным под кровоточащий корень ногтём машинально нажимает в нижний угол раскуроченного тёмного экрана, без нескольких потерявшихся осколков стекла. На прошлой неделе тоже был сложный день и, естественно, не работающий последние месяцы аппарат попал под горячую руку, влетев с размаху в светлую стену за кафедрой, едва не задев высокомерно-напыщенного куратора. Уточним. Побледневшего «высокомерно-напыщенного куратора».       Неуместная гордость тихонько кольнула в груди.       В последние недели как никогда тяжело сдерживаться. Эмоции мгновенно, а главное с головой накрывают, погружая в свою пучину.       Он уже почти захлёбывается в их бурлении.       Единственное, что выручает, это доза адреналина, выброс алой бездны в кровь, когда скорость движения выше предела чёткости видения. Когда звериное сердце заполошно отбивает ритм эйфории.       Мгновения свободы от себя.       Неожиданно бухает в груди, вплавляя первую дозу. С чего бы это?       Быстрые шаги по высоким каменным ступеням до двустворчатых дверей.       …повернуть ключ…       Длинные пальцы обхватывают позолоченную ручку, сжимая.       …выжать сцепление…       Надавливают до характерного глухого щелчка.       Из распахивающейся под небольшим давлением двери, сквознячком вытягивает ранее запертые там запахи, ударяя в чувствительный нос издёрганного Соло, пытающегося не разбить старенький ноутбук в жутко неудобном кейсе, адским чудом, не иначе, зацепившемся потёртой ручкой за выпуклый деревянный лист арочной резьбы. Вычурная вязь медового плюща недобро бликует в свете заходящего солнца.       Слишком тихо.       Не может быть. Нет. Нет. Нет.       Юноша резко и коротко мотает головой, делая глубокий вдох-выдох.       …Включить первую передачу…       Делает несколько шагов и замирает на пороге, судорожно втягивая удушливый запах застарелой свернувшейся крови, приторных ванильных духов и холодной стали. Ноги врастают в пол, и Соло даже боится шевельнуться. Пожалуйста, только не снова. По телу проходит трансформационная дрожь, пока он, закрыв глаза, включает в прихожей свет и дрожащей рукой осторожно опускает злополучную сумку около стены на пол.       В голове вакуум. Звенящая пустота.       Острые, чётко вырезанные ноздри трепещут, раскладывая запахи дома.       …грудью прижаться к фальшбаку…       Распахиваются тёмные, чернеющие из-за раздавшихся вширь зрачков глаза.       …Чека сорвана…       В несколько огромных скачков юноша взлетет по широкой винтовой лестнице на второй этаж, за мгновения пересекая широкий коридор с множеством ответвлений, с размаху вышибая третью слева лакированную дверь бывшую запертой изнутри на один поворот ключа. Хруст косяка. Слабая преграда для взбешенного квартерона, даже если установленные замки изначально были рассчитаны против него.       Мощные лампы ярко освещают бликующий кафель пола и стен, отражаясь от глади раковины, длинных полок с множеством хаотично расставленных ящичков, резкими тенями гротескно обрисовывая худую израненную женскую руку, свешивающуюся с края ослепительно белой ванны. Багряная вода вровень с краем, чуть, и выйдет за границу, разливаясь по серой футболке, вымачивая клетки рубашки, ручейками скатываясь с извлекаемого из мокрых объятий тела, вытягиваемого мужскими руками.       Юноша загнанно дыша, отступает, оскальзываясь на мокром полу, заваливается. Группируется, ударяясь плечом об острый угол раковины, защищая голову молодой женщины безжизненно откинувшейся на руках, испещренных алыми следами капель, как письменами неизвестных рун.       Пересечение, пересечение, пустота.       Не время предаваться панике, пусть она и захлёстывает волнами, подбираясь всё ближе и ближе к последнему рубежу, за которым только истерика. В голове, как назло крутятся только ежедневные куски людских передач о здоровье с кучей бесполезной информации. Но…первая помощь при утоплении…сработает?       В несколько движений Соло укладывает безвольное тело на пол, благодаря свою память, подсказывающую правильное положение, вытягивая тонкие руки вдоль измождённого торса и резким движением, скрещивая свои ладони давит на рёбра и грудь, эхом слыша костяной треск.       Чёрт. Он делает только хуже. Не справится.       Дефектный…       Но мотнув головой, откидывая истерично визжащее отчаяние вместе с мешающими вьющимися волосами, считает, выжимая положенное количество биений и выдыхая в холодные губы порцию воздуха.       Ещё раз…и ещё!       Весь рот в крови, сохнет на подбородке.       Нажатие, нажатие, пока поверх посиневших тонких губ не появляется розоватая пена, а затем вода, вместе с хрипящим выдохом.       Судорожно распахиваются глаза с точкой зрачка в глубине неоново-голубой радужки. Красноватые белки из-за лопнувших капеляров страшной окантовкой поблёскивают вокруг. Ну же! Зрачки дёргаются. Глаза быстро моргают. Живые, подвижные. Господи, спасибо. Пусть и за продолжение кошмара.       Соло заваливается назад, приваливаясь к стене, пытаясь сдержать дрожь, не замечая, что его колотит с такой силой, что всклокоченный мокрый затылок часто-часто ударяется о кафель стены, оставляя розоватый след. От юношеского усердия взять себя в руки как можно скорее крайне сильно сжатые зубы вскоре начнут крошится. Чуть выступившие клыки уже потрескивают эмалью. Но собственное состояние волнует Соло – никак и не сейчас. Нет более важного, чем женщина за которой неотрывно наблюдает пульсирующая бездна заострившегося чёрного зрачка тёмных глаз. Свернувшаяся перед юношей, изгибающаяся тощим телом до хруста, с каждой прорисовавшейся костью и судорогой мышц. Выхаркивающая воду и делающая всё новые и новые вдохи-выдохи.       Она - жива.       Растерзанные запястья не кровоточат, хоть продольные порезы просто отвратительны и тянутся почти до локтя, но, к облегчению юноши полукровки чертовски живучи, поэтому страшные раны закрываются, пусть медленно, но неотвратимо. И переполненные водой лёгкие качают живительный воздух, часто-часто выталкивая инородную влагу в рот, затем пол.       Соло, вздрагивая на каждый полустон-полухрип неуверенно встаёт на ноги, жмуря с силой глаза, по стеночке выкарабкиваясь из окровавленной ванной комнаты, медленно спускается на первый этаж, чутко прислушиваясь к звукам жизни близкого человека, потерявшего себя.       Только бьётся в голове отзвук мёртвой тишины.       Это выход и для него тоже…       Нет!       Кулак когтистой руки со свистом врезается в стену, а клык всё-таки прорезает губу, пуская струйку крови. Собственная боль отрезвляет.       Надо позвонить.       Телефон, ему нужен телефон.       Два… четыре… шесть… один…       Палец замирает над древним домашним аппаратом, с прокручивающимся обратно циферблатом после набора последнего знака заветного номера.       Выдох.       Юноша облокачивается спиной о высокую стойку и оседает вниз, на пол. Прижимаясь, горячим лбом к согнутым коленям, обтянутым мокрым джинсом, крепче обхватывая необходимый изогнутый пластиковый корпус трубки, выпрямляя спираль провода под натяжением.       Гудок.       Один, другой, третий.       Щелчёк.       Отрывистое: - Да!       - Привет, Марк, это Соло. – наконец вдохнуть глубже, свободнее, - она снова.       Молчание.       Скрип кожаного кресла.       Грубое: - Скоро буду.       Частые гудки.