Выживай

Холодный ветер выл там, за окном, громче голодного соседского пса, что скулил каждое утро. Снежинки весело кружились, танцевали в его отнюдь не стройных потоках и медленно сходили вниз, к земле, пополняя растущие сугробы собственными телами. Зима. Леденеющий воздух проникал и в дом, пробиваясь сквозь оконные щели, а Анна смотрела на улицу из-за стекла, то ли наслаждаясь стихией, то ли пугаясь ее безграничной силы. Девчонка во все глаза пялилась на тонкорукую сестру, работавшую этим утром за них двоих. Старшая. Эльза складывала тяжелые ветки на заднем дворе, сгребала их в одну большую кучу, перевязывала и подтягивала к себе. Перчатка на ее правой руке порвалась, зацепившись за острый сучок, и небольшая, но явно причинявшая ей неудобства дырка оголяла красную от холода кожу. Девушка снова и снова перевязывала хворост толстой веревкой и складировала тюки вместе, под крышей, чтобы в нужный момент хворост был сухим и трескучим. Зима выдалась очень холодной. Может быть, им совсем скоро пригодится пара-тройка связок, чтобы немного согреться самим. Благо, что хвороста в лесу было в избытке. Анна хотела помочь, но Эльза не разрешала сестре выходить из дома. Знала, что ей-то от холода ничего не сделается, а вот Анна простынет, столкнувшись с трескучим зимним ветром. Лишних денег у них не было, и покупать настоящие лекарства, которыми пользуются только богачи во время болезни – слишком большая для них роскошь. Жадная темнота медленно спускалась с небес, закатываясь за горизонт, скидывая с небосклона звезды. Одну за другой, одну за другой, в ожидании светила. Хорошо, что Эльза успела до рассвета. Она завязывала последний узелок, и пальцы уже заплетались меж собою. Монотонная работа ее не пугала, но утомляла, как утомляет каждого из нас. Девушка закусила губу, закидывая последнюю связку на плотную кучу хвороста, пальцем чувствуя остроту связанных вместе веток. Маленькая победа маленькой сироты. Больше ей похвалиться нечем. Сироты. Теперь никто за ними не присматривает, не занимается этим лично, навещая девушек изо дня в день. Два месяца назад родители девушек погибли, и управляющий лесопилкой даже не смог найти их холодные, заледеневшие в снегу тела. Это случалось. Случалось часто, ведь лавины сходят почти каждый месяц. Просто кому-то везет убежать, укрыться, быть дома в страшный момент опасности… Но родители Анны и Эльзы пытались прокормить скромную, но уютную семью, добывая древесину близ тех самых засыпанных снегом гор. А что толку? Теперь их нет, а сестры умрут от голода этой зимой или следующей, если не успеют выйти замуж за хороших и состоятельных мужчин или разбогатеть иным способом. Девушка стряхнула с головы снег, испачкавший ее поеденную молью серую шапку, скинула его и с покоцанной старой накидки из жесткого сукна. Эльза провела веником по сапогам, смахивая остатки снега, приводя себя в относительно благоприятный вид. Ей не хотелось приносить снег в дом, чтобы потом счищать с пола мокрые лужицы. Дел и без того хватает. – Эльза, ты в порядке? – спросила Анна, кинувшись к только что вошедшей сестре. – Там такая буря, что даже ты со своей особенностью… Могла бы сегодня остаться дома. Потолок в их прихожей был чуть ниже, чем в первой комнатке, встречавшей гостя. Всего в доме было четыре отделенных друг от друга помещения, считая кухню и прихожую, но не считая глубокого погреба и пыльного чердака. В одной комнате спали сестры, тесно прижавшись друг к другу, во второй когда-то спали покойные ныне родители. Теперь там нет никого, только кошка, бывает, свернется у изголовья скрипучей кровати, или пес украдкой заглянет внутрь, поведя шершавым носом. Сестры избегают этого места. Семья держала и небольшое хозяйство. Корова, которую изредка водили к соседскому бычку, семерка рыжих кур и большой петух черного цвета, одна кошка, ловящая и крыс, и мышей, и даже мелких жучков, норовящих пробраться в дом, и самый добродушный пес на свете. Пушистый, черношерстный зверь. Лукас был их любимцем, и его задорный лай всегда веселил сестер. – Конечно, Анна, не волнуйся, все со мной хорошо, – ответила Эльза, скидывая верхнюю одежду и водружая ее на крючок. – Там не очень-то холодно, если честно. Только ветер крутит, а так ничего серьезного. – Хочешь, я сбегаю в сарай, заберу свежие яйца и сварю их, чтобы ты взяла с собой на работу что-то поесть? – спросила Анна, чуть приободрившись. – Нет, я сегодня остаюсь дома, – тише ответила Эльза. – Мистер Кретчет взял выходной и закрыл магазин. Старшая сестра работала давно, около двух лет. Она стояла за прилавком в магазине, продающем лечебные снадобья и мази всех сортов, и советовала покупателям, что лучше всего снимет зуд, а что скорее вылечит их старческую подагру. Чаще всего к ней приходили молодые девушки, и каждой из них нужно было одно – средство, способное устранить очень деликатную проблему, пока кто-то из прозорливых родных не заметил ее появления. Хозяин необычного магазина – мистер Кретчет. Старый и неприветливый, всегда угрюмый мужчина с длинным крючковатым носом. Он овдовел пару лет назад и с тех самых пор стал еще и неопрятным. Всклоченные седые волосы на голове и в носу, засаленные линзы в старых черепаховых очках, неглаженый костюм, потрепанный им самим и нещадным временем. Горничных он не держал: экономил, считая, что это ему и не нужно, и платил Эльзе крайне мало, хотя обходился с ней предельно вежливо. Благо еще, что вручил ей пару лишних монет, сопроводив их скупыми, неловкими соболезнованиями, когда услышал о смерти ее родных. – Старый козел того и гляди развалится, – улыбнулась Анна, не любившая его всей душой. Она прошмыгнула на кухню, минуя не обрадованную таким заявлением сестрицу. Анна не работала, когда случилось их общее несчастье. Мать поручила ей домашнюю возню, и Эльза, проводившая за прилавком тогда лишь четыре дня в неделю, охотно помогала младшей сестре с этими делами. Теперь же блаженное безделье – непозволительная роскошь для них обеих. Эльза работала всю неделю, Анна продавала некоторую часть яиц и молока соседям, нанялась вычищать сараи и таскать хворост из лесу, а летом планировала продавать ягоды и травы. Все сбережения ушли на письма, разосланные немногочисленным родственникам, на богохульно дорогую панихиду в церкви и на воздвижение небольшого, но приличного надгробия для погибших. Тел никто не нашел, и обнаружат их ближе к весне, но похороны… Они должны быть. Должны поставить точку в земном существовании родителей, вывернуть сестер наизнанку, выбить из них все оставшиеся слезы, чтобы потом можно было идти вперед, не оглядываясь, чтобы сожаления хоть чуть, хоть немного отошли. – Нет, он еще нас переживет, – почти грустно ответила Эльза. – Мне сегодня нужно будет сбегать в город, а потом я буду свободна. Анна плохо слышала сестру, потому что гремела посудой. Жестяными тарелками, мисками, ложками. Со вчерашнего ужина осталась пара разваренных картофелин, с утра Анна успела подоить корову, и теплое молоко ждало ее, томясь в темной глиняной крынке. Завтрак выйдет сытнее, если добавить к нему пару чесночных сухарей, только Эльза все экономила их, опасаясь, что пшеничная мука кончится до того, как поспеет новый урожай. В общем-то, огород у семейства Эльзы был скромным. Пять или шесть грядок с картофелем, одна с озимым луком, одна с жесткой и безвкусной морковкой. Пшеничного поля не было, и муку они выменивали у соседей на что-то иное. Эльза всегда предлагала им лечебные травы, лаванду, засушенную ею для того, чтобы одежда пахла лучше, несколько капель настойки, а родители всегда платили золотом, заработанным потом и кровью. – Зачем? – спросила Анна, запихивая в печь плоскую чугунную кастрюльку. – Нужно будет обговорить кое-что с Кретчетом насчет работы. Эльза обманула. Траур, конечно, еще омрачал их жизнь, и старшая из сестер слышала, как Анна плачет по ночам, зажимая рот рукой, скрывая боль от сестры… Но сегодня ей исполнялось шестнадцать лет. Это не то время, что нужно потратить на сожаления и грустные мысли. Чудесный возраст, полный иллюзий о лучшей жизни, ждущей за углом, и жажды приключений. Девушка знала, что сестре давно хотелось получить в подарок колечко, и уже присмотрела одно. Медное, с небольшим янтарным камешком, в котором когда-то давно застрял тонконосый комарик. Вышло недорого, заработок за неделю – всего семь золотых монет и две серебряных. Если Анна и угадала истинную причину отлучки сестры, то виду не подала. Она приготовила для Эльзы завтрак и подала его с особым изяществом. Пару картофелин, очищенных от кожицы, Анна украсила колечками острого лука. Его в погребе было много, и есть можно было хоть всю зиму, хоть всю жизнь. Молоко красовалось в большой грязно-голубой кружке, и кошка, до этого момента мирно дремавшая в углу комнатки, любопытно выглянула, учуяв знакомый запах. Она потянула носом, тонкие белые усы дрогнули. Ей хотелось прыгнуть на стол, чтобы выклянчить угощение, но лень путала планы. Стареющая Люси не двинулась с места. – Ты лучше запри дверь, – громко сказала Эльза, закончив трапезу и натягивая более-менее приличное пальто. – Я покричу тебе, когда вернусь. Огромный пес – Лукас, конечно, внушал старшей сестре доверие, был единственным их защитником в трудные времена, но смутное чувство тревоги всегда теплилось в ее не избалованной спокойствием душе, когда Анна оставалась дома одна. Две молодые девушки, брошенные на произвол судьбы, две молодые девушки на самой окраине города, хорошенькие девушки без опеки – мишень для проходимцев. Магазины, конечно же, располагались в центре. Эльзе приходилось добираться до них пешком, тратя на это от тридцати до сорока минут каждое утро, или же прыгать в проезжавшую мимо повозку, надеясь, что ее подвезут прямо ко входу в магазин. Милый парнишка, возивший лед с вершины горы – Кристофф, он иногда подвозил ее до работы и обратно. Бывало, что мальчишка даже завязывал разговор, делился впечатлениями. На его повозку всегда обращали внимание, и не потому, что в ней сидела красивая молодая девушка. Просто тащил ее крупный олень с ветвистыми рогами, поросшими мелкой колючей шерстью. Эпатажно. Но сегодня и надеяться нечего. Снег шел крупный, и редкие, но сильные порывы ветра бросали его в лицо тем смельчакам, что выбрались на улицу. Эльза шла вперед, проталкиваясь сквозь белеющую дорогу, шла, прикрывая лицо руками. Для выхода в город у нее была другая одежда. Другое пальто, другие перчатки и сапоги. Потому что работать в магазине, стоять за прилавком – быть лицом целого торгового дома – это слишком ответственное дело, и покупатели не хотели бы видеть здесь простую крестьянскую девчонку в цветастом платке. Лопаты бились о мощеную камнем улицу, сгребая снег. Хозяева лавочек и магазинов, предприимчивые мальчишки, готовые выйти на подработку, бывшие побирушки, сторожа и лакеи чистили снег. Раз – сгребали, два – откидывали прочь. Город шумел, скрежетал, а снег все падал и падал им назло. Труд был напрасным, потому что снегопад обещал продолжаться весь оставшийся день. Вывеска нужного девушке магазина трепыхалась на ветру. Туда и обратно, туда и обратно. «Сияющие глаза». Она не скрипела, как большинство остальных, не издавала гадких звуков, болтаясь то в одну сторону, то в другую, никому особенно не мешая. Эльза робко отворила дверь, нажав на нее сильнее, и тут же огляделась по сторонам, явно чему-то радуясь. Покупателей почти не было, даже прилавок пустовал без продавца. На стульчик за витриной была брошена книга, рядом с ней валялась плоская золотая закладка. Эльза помялась на входе, раздумывая. Может, магазин все же не работает в такую дикую метель? Может, дверь просто забыли запереть, а настойчивая покупательница вломилась внутрь? Одна рука сама собою взяла другую, чуть сжав. Это придало Эльзе уверенности, и она все же шагнула внутрь. Вот оно. Красивое маленькое колечко, что точно налезет на изящный палец сестры. Комарик протянул тонкие лапы в предсмертной агонии, янтарный камень застыл, сохранив в себе его тело с завидной усердностью. Оно прячется за витриной, и зеркало отражает заднюю сторону кольца, освещая каждый ракурс изделия. Тоненькое, легкое, красивое… Засмотревшись на игру света на металле, на разноцветные камни в аметистовом ожерелье, что висело рядом, Эльза не заметила тень за спиной, не почувствовала тепла чужого дыхания. Но в ее внимании нужды не было. Главное, что тень заметила посетительницу. – Могу я как-то помочь? – спросила тень скорее грубовато, чем вежливо. Голос был приятным, сладким, но достаточно холодным, чтобы собеседница поежилась не то от неудобства, не то от страха. Такое с разговорчивой тенью случалось часто, но она не переставала пугать посетителей внезапным появлением. Эльза вздрогнула, она испугалась резкого шума за спиной, но совсем немного. Пол скрипнул под ногами, и девушка развернулась к говорившему лицом. Он удивительно… Удивительно гармонично вписывался в местный интерьер: витрины, полные блестящих украшений и изящные гобелены на стенах. – Я уже определилась, – ответила посетительница смущенно. И незнакомец почти улыбнулся ей. Какой-то хищной улыбкой белых, чуть заостренных зубов, согнутым краешком тонких губ. Мужчина протянул Эльзе руку, намереваясь взять ее ладонь в свою, и та подала ее с грациозностью городской кокетки. Она хорошо выучила правила поведения, рассматривая прохожих из окна своего магазинчика. Все правильно, так поступают богатые дамы, вступая в эту игру. Здесь не ведут бесед без масок. Легкий румянец украсил ее бледные щеки, взгляд опустился к полу. Как же блестят ботинки у незнакомца! Его губы оказались холодными, чуть колючими. Мужчина поцеловал ее бледную ладонь, и сильная рука не сразу отпустила ее, медлила. Черный фрак облегал точеное тело, перешагнувшее небольшой порог юности, но не ставшее старым. Золотая цепочка от часов тянулась к карману на брюках с идеально ровными стрелками, и была единственным пятном цвета в его безукоризненно черном костюме. Незнакомец не был простым человеком, обычным продавцом или консультантом. Его класс был выше уличного торгаша, может быть, даже гораздо выше, чем у хозяина данного заведения. – Я так и понял, – произнес незнакомец, облизнув губы. – Я уже видел тебя здесь, даже не один раз, если вспомнить. Это вальяжное «ты» не смутило ее. Богачи всегда так с теми, кто ниже их не на одну ступень, но на лестницу. Видел? А вот Эльза его не видела. Она мало рассматривала окружающих ее людей, но такого эпатажного человека заметила бы непременно. Черные волосы зачесаны назад, глаза удивительного цвета: то ли песочно-карие, то ли янтарные, как камешек в выбранном ею кольце. Нос без горбинки, удлиненный, с птичьим наклоном вниз и странным переходом ото лба к переносице, а брови тонкие, словно выщипанные. И эта зловещая полуулыбка на тонких губах угасла так легко, превратив губы в тонкую ниточку… – Но где же мои манеры, верно? – спросил мужчина уже задорнее, но все еще скучающе. – Питер Пеллинор Себастьян Блэк. Звучит не царственно, конечно, но я, тем не менее, хозяин магазина… Сети магазинов, если быть точным. Да, уточнение Эльзе пригодилось. Она не выбиралась дальше своего уютного городка, понятия не имела о том, что там, за поворотом, на конце которого стоит табличка: «Эренделл». Почему-то ее ноги дрогнули, и тело хотело бы прилечь от накатившей вдруг слабости. Но девушка удержалась на весу, решив, что перед столь важным человеком должна предстать в самом лучшем свете. – Меня зовут Эльза… – ответила она, смутившись от такого внимания. – Рада знакомству, сэр. Кажется, я вас раньше не встречала. Эльза тактично умолчала о роде своих занятий, не рассказала Питеру о том, что по утрам она собирает в курятнике яйца, а потом целый день стоит за прилавком дешевенького магазина, торгующего сомнительными мазями и настойками на резко пахнущих травах и спирте низкого качества. Что-то промелькнуло в глазах мужчины, и кануло в глубину его души. Красиво так, словно погасшая навсегда звезда. – И что же вы выбрали? – спросил Питер, помедлив. Девушка снова подняла взгляд, немного осмелев. Мама как-то покупала себе брошь из мелких раздробленных аметистов в этом магазине, долго выбирала и примерялась, выискивая нужную ей модель. В тот момент ее глаза светились, руки, отсчитывающие монеты с несвойственной ей радостью, почти дрожали от восторга. Потому что такая роскошь была семье не по карману, и любая покупка, стоящая больше пяти золотых – словно подарок, шажок к высшему классу. – Вот это, сэр, – произнесла Эльза, указав на кольцо. Странно, но взгляд мужчины изменился. Эльза расстроилась, решив, что он посчитал ее выбор бедняцким и жалким. Темно-синий верх ее опрятного платья вдруг стал казаться девушке бледным, коричневая юбка словно стала тяжелее, жестче, а аккуратные ботинки с тонкой цветочной вышивкой заставили ее стыдиться собственного вида. Она как будто стала меньше в его глазах. Но Питер вовсе не осуждал Эльзу за бережливость или бедность. Он прикидывал, пытался вспомнить, выудить из глубин памяти… Где ее видел прежде? Этот изящный пальчик, указывающий на витрину, явно знаком ему, притом вполне неплохо. Мужчина снова облизнул нижнюю губу, шурша рукой в кармане. Он силился достать ключ, чтобы примерить колечко покупательнице. – Хороший выбор, конечно, – начал он аккуратно. – Но к твоим прекрасным очам подойдет бирюза. Светлая. Он не предложил ей сапфиры, похожие на темно-синюю ночь, топазы, окрашенные всеми яркими цветами. Он не предложил ей дорогих камней, давая себе отчет о материальном положении Эльзы с самого первого взгляда на ее стан. Питер сталкивался с разными людьми, служба сводила его и с богачами, и с бедняками, и этот лихорадочный блеск в светло-голубых глазах посетительницы во время дорогой покупки давал ему понять: Эльза совсем не богата. – Это не для меня, сэр, – ответила она, чуть улыбнувшись. – Моей сестре исполняется шестнадцать лет. – О, замечательный возраст, – ответил Питер все так же сухо. – Скажи, Эльза, как там поживает старый мистер Кретчет? Он все вспомнил. Та девчонка, что стоит за прилавком так называемой «Народной Аптеки», та улыбчивая и милая девчушка, что приносит покупателям мешочки с сухими травами и цветные склянки со спиртовыми настойками, совершенно не осуждая ни одного из них. Слишком хорошенькая для такого гадкого магазина, слишком красивое у нее личико, скромный с виду нрав. И главное – что-то там есть, внутри. Что-то под кожей, под мышцами, за простой девичей душой. Смутно знакомое и манящее, словно внутри девушки таится нектар, а он – Питер, он – жадный до сладостей мотылек, летящий к цели сквозь мрак наступившей ночи. – Он немного болен, сэр, – ответила Эльза, пока хозяин сети магазинов доставал для нее колечко. – Взял пару выходных на прошлой неделе и на этой, чтобы немного прийти в себя после болезни. – В таком возрасте выходные просто необходимы, – ответил Питер, снова закрывая витрину. Он в три или четыре больших шага добрался до кассы, достал небольшой, но яркий пакетик из-под прилавка, даже убрал колечко в украшенную бархатом коробку, все это время не поднимая взгляда. Эльза прикусила губу. Она точно не знала, входит ли упаковка в стоимость кольца, и если входит, то ей точно не хватит. Пальцы неосознанно сжали монетки в кармане, холодное золото ласково коснулось руки. Деньги не всегда так любезны к беднякам… – И ты, что… Работаешь на него одна? – спросил любопытный мужчина. – Никаких других продавщиц? – Никаких, сэр. Только я и мистер Кретчет, сэр. Питер кивнул. Он не смотрел на Эльзу, только сжимал в руках пакетик с колечком, думая о чем-то своем. Янтарные глаза светились интересом. Какая очаровательная покупательница, какое славное начало дня! Блэк положил бумажный пакет на стойку и взглянул на Эльзу снова. Оценивающе, придирчиво. Чуть растрепанная коса из густых светлых волос, румяные полные щеки, удивительно тонкое тело с этими длинными непропорциональными пальцами. Светло-голубые глаза смотрят так жалостно, словно Питер отобрал у Эльзы последнюю крошку хлеба, лишил средств к существованию… Мило, ничего не скажешь. Простецки так, как все хорошенькие крестьянки в пору молодости. – И давно ты на него работаешь? – Чуть больше двух лет, сэр. «Умная девочка», – отметил про себя Блэк. Знает свое место, отвечает без лишних вопросов и волнений, не сотрясает воздух своим присутствием. Эльза понимала, что она – крестьянская дочка, а Питер – богатый хозяин сети магазинов, которому принадлежит слишком многое. Наверняка не только их хозяин. С богачами всегда так. Они владеют сразу всем. Куда бы ты ни зашел, а это здание сдается в аренду не то мэром, не то главным меценатом города или каким его подручным из казначейской касты. Все в одних руках, все принадлежит только им, классу правящих, жадных, высших, пытающихся усесться на все стулья сразу. – Немалый опыт для столь юной… Могу ли я узнать: сколь юной? – не слишком вежливо спросил Питер, одарив девушку пристальным взглядом. – Мне двадцать лет, сэр. На ее бледных, покрытых мелкими шрамчиками пальцах нет обручального кольца, но это не может точно означать, что девушка одинока. Крестьяне редко позволяют себе такую роскошь, как украшения, пусть даже свадебные. Их можно потерять, а купить – почти невозможно. Невозможно, если твой доход смехотворно мал. Питер тут же отвернулся, на секунду задумавшись о том, почему он вообще этим интересуется. – Прости за допрос, – не слишком виновато произнес мужчина. – Держи, – сказал он, указывая на покупку. – Сколько я должна, сэр? Блэк опомнился. Он и забыл о том, что не делает новой знакомой подарка, как это с ним бывало много лет назад в пору необузданной юности. Разговор принял более фамильярный тон, отвлек и Эльзу, и его самого от главного дела, от продажи драгоценностей. Девчонка ведь могла бы и не вспоминать об оплате, утащить колечко домой просто так. Дверь тихонько скрипнула, белая улица на минутку мелькнула в открывшемся промежутке. Низкорослый мальчишка прошмыгнул мимо, виновато сняв запорошенную шапку. Обычно он стоял за прилавком магазина и улыбчиво встречал частых посетителей. Питер одарил его холодным взглядом, и его тонкие губы сложились в кривую полосу, похожую на неровный стежок спешащей портнихи. – Три золотых монеты, – ответил мужчина куда мягче, чем планировал. – Могу и чек выписать, если нужно. Эльза удивилась. Питер же с упоением наблюдал за ее реакцией, за игрой лицевых мышц. Ему даже показалось, что он хотел, хотел, но не мог продать ей кольцо за поцелуй в его сухую гладко бритую щеку, и потому только снизил цену чуть больше, чем в два раза. Кольцо все равно никто не возьмет, янтарь расходится плохо. Камень для бедняков и старых дев. Да и глаза у покупательницы такие… – Но я думала, сэр, что… – Скидки, – бодро ответил Питер. – На разницу могу предложить тебе чудесное колье с бирюзой. – О, нет, нет. Большое спасибо, сэр, для меня это слишком много новых украшений в один день. Мальчишка мял в руках шапку, а Эльза копошилась в карманах. Она вытащила три золотых монетки, довольно протянула их щедрому продавцу. И когда рука ее коснулась его шершавой ладони, что-то теплое протекло от кисти к упругому животу. Питер слегка улыбнулся, заметив ее нервную дрожь, улыбнулся он сам себе. Такая скромная. Приятное дополнение к хорошенькой мордашке, дополнение, что нынче не встретишь средь знатных особ. Ветер крепчал, и дорога становилась все меньше, тоньше и неудобней от завалившего ее снега. Сугробы росли, заполняя своими телами все пространство, копились на мощеных улицах с удивительной скоростью. Эльза еще пару раз поблагодарила приглянувшегося ей мужчину и открыла дверь, не без усилия толкнув ее вперед, сдвигая огромный пласт снега, упавший с крыши. Питер пожалел о том, что не стоит там, рядом, и не может сейчас помочь ей со столь тяжелой работой, а мальчишка слишком глуп, чтобы догадаться сделать это. – Поздравь сестру от меня, – крикнул хозяин магазина напоследок, после переключив все внимание на опоздавшего продавца. – Удачи. По дороге домой она долго еще думала о случившемся. Какой приятный мужчина! И не груб с ней, отнюдь не груб, хотя мог бы высказать что-то гадкое, что-то злое и не быть наказанным из-за своего положения и статуса… Интересно, все ли богачи таковы? Приходящие в аптеку люди всегда стараются вести себя так, словно они в этом месте первый раз, многие прячут лица платками и высокими воротами, когда приходят за особенно сомнительными средствами. Эльза почти никого из своих клиентов не знала, не знала, каково материальное положение хамов и грубиянов, каково оно у любезных барышень и галантных молодых мужчин. Пара старушек, что приходили за мазями для скрипучих суставов представились ей, но характера их девушка так и не разобрала. Старухи то бранили целый свет, то излучали неподдельную детскую радость. Снег ложился на снег, он рос и рос в геометрической прогрессии. Сугробы мешали. Ноги проваливались к дороге, застревали там внизу, у самого камня, и когтистый ловкий холод забирался под сапоги к ступням, облизывая кожу. Колкое ощущение мороза бросало прохожих в дрожь, трещали их зубы, тряслись руки. Зиму никто не любит, бедняки ее боятся, а богачи презирают. Эльза морщилась, плотнее кутаясь в шарф, связанный не так давно. Парадный убор грязно-синего цвета с крупной вязью, любимый ею шарф, сделанный любящими руками покойной матери. Девушка старалась идти быстрее, потому что теперь ей сильнее хотелось домой, поздравить Анну с долгожданной датой и вручить дорогой сердцу подарок, который она будет хранить долгие-долгие годы. Она добралась до порога не сразу, приложив немало усилий, чтобы ногами разгрести снег. Потом, когда соседи крепко уснут, девушка обязательно выйдет во двор, уберет весь выпавший на их участок снег, засыпавший дорожки, не используя ни лопаты, ни веника. Она только шевельнет непропорционально длинными пальцами, осторожно отодвинет мороз в сторону, как делала это всегда. – Анна! – закричала Эльза, стряхивая с себя остатки мокрого снега. – Анна, ты, что, дома? Я же просила запереться. – Да, я дома, Эльза, пройди ко мне, в комнату! – послышалось из спальни. – Пожалуйста, – добавила сестра жалостливее. Голос у нее был каким-то… Невеселым. Нет, это не из-за того, что Эльза ее отчитала с самого порога. На такие вещи она всегда реагировала не слишком бурно. Эльза заметила эту напряженность не сразу, только потом, когда уже ворвалась в комнату, сжимая в руках пакетик с дорогим украшением. Она быстро миновала коридор, продолжая улыбаться, прошла вперед, заглянув в открытую дверь. И замерла. Замерла то ли от ужаса, то ли от неожиданности. – Здравствуй, здравствуй, Эльза. А мы тут тебя ждем, скучаем, смотрим за разгулом стихии за окошком, – произнес юноша, противно улыбаясь, рассматривая ее слишком пристально и слишком долго. Светлые волосы его всклочены, беспорядочны, как обычно. Черная рубаха из недорогого сукна закрывает тело, делает кожу белее за счет контраста. Ноги в массивных сапогах из оленьей шкуры. Юноша смотрел на Эльзу с вызовом, и она должна была ответить ему таким же взглядом, но не решилась, отвела глаза в стыдливой попытке убежать прочь, не выходя все же из дома. Анна сидела смирно, сложив руки на коленях. Интересно, как долго она вот так сидит, слушая бесконечные истории Фроста, охотливого до долгих разговоров ни о чем? – Здравствуй, Джек, – как можно непринужденнее ответила старшая сестра, но не смогла скрыть дрожи в голосе.