Боги и чудовища

«Позволь, мне рассказать тебе о ней, Нет в мире ничего, что б смело с ней сравниться Та-инис — свет во тьме, а также полный мрак при яркости светила. Ее любовь особенна, иная… Такая, что менять способна все. Она — мать, сестра, любимая и дочь Она не знает грани, ибо видит лишь одно. То жизнь олицетворяет, то муку смертную несет Та-инис — истина, ты знаешь Лик ребенка, но мысли, столь седы и стары, что меньше века ей не дать. В глазах ее застыли все миры, Время не смеет властвовать над ней. Ты слышишь голос? Это бог, Создатель говорит с тобой… Услышь ее вокруг, а также в голове, ибо грань она не знает. Позволь, мне рассказать тебе о ней О ребенке, чья жизнь ни разу не прервется, О той, что лепит, словно пластилин, вселенную. Мы все — ее игрушки, она — наш бог, создатель Та-инис — истина, ты знаешь» *** Это казалось сном. Закрыв глаза, Лариэль погрузилась в мир, что не смеет существовать в реальной жизни. Девушка шла в полной темноте. Где-то вдали был свет. Яркий. Настолько яркий, что, казалось, еще чуть-чуть и глаза начнут болеть, а после, и вовсе ослепнут. Но разве это могло ее остановить? Нет, конечно, нет. Упрямство, сродни глупости людской, было главным качеством в семье Камы. Лазурь. Прекрасный свет в дали. Живой. Полубожка думала, что где-то она уже видела это. Светло-голубой. Цвет родного дома. Истины. Той, что сотворила мир. Саму его душу. Шаг за шагом. Мысль за мыслью. Ларри знала, что Кама была права. Нет ничего более прекрасного, чем единство со своим создателем. И в этом стремленье, сильнейшая из серафимов, была прощена во всех грехах. Вспышка. Лазурь полностью захватила глаза в плен. Вокруг Лариэль уже не было темноты. Лишь свет. Яркий настолько, что поглощал все вокруг. Это было, словно туман, что так любила Кама. Но, если же, в силе Серафимы был холод и смерть, то здесь же, чувствовалось тепло и любовь. Нечто, похожее на материнскую заботу. Ласка, равная самой жизни и рождению нового. Как слепой котенок, девушка следовала по одному, понятному только ей, пути. Возвращение в лоно матери. Светло-голубой утрачивал свою яркость и становился все бледнее и прозрачней. Ларри, будто сквозь дымку рассматривала все вокруг. Это был сад. Вокруг полубожки росли клумбы с цветами, аккуратно подстриженные кусты и высокие, раскидистые деревья. Окружающая обстановка, словно дышала и жила сама по себе. Лариэль ни капельки бы не удивилась, если бы внезапно камень сдвинулся со своего места или же сказал какую-нибудь витиеватую фразу. Наверное, для этого места это было бы в порядке вещей. Оглядываясь по сторонам, она, наконец, поняла, что звало ее сюда. Дело было даже не в лазурном свете, что манил своей необыкновенностью, а в воздухе. Во тьме, что так недавно окружала юную богиню, нечем было дышать. Полное отсутствие кислорода. Но здесь, в этом саду, девушка могла вдохнуть полной грудью. — Чайка, — голос, принадлежащий какому-то бесполому существу, раздался в голове и одновременно со всех сторон. Истина, что находилась везде и вместе с этим нигде. Один лишь миг и целая бесконечность. Жизнь и смерть. Боль и удовольствие. Смешалось все в единое целое, ибо сама сущность Та-инис олицетворяла все. — Кто ты? — слова Лариэль разносились эхом, разбиваясь о мир, что был то ли сном, то ли, наоборот, самой реальностью. — Чайка знает, — звучало где-то совсем близко. Полубожка обернулась вокруг своей оси, но так никого и не заметила. — Где ты? — девушка уже сомневалась, что все же получит ответ на свой вопрос. — Смотря, где Чайка желает меня лицезреть, — голос разносился по всему саду, но все же стал еще ближе, чем был. — Я хочу видеть тебя. Рядом со мной. В облике живого существа, — Ларри говорила отчетливо и твердо. На миг, воздух замолчал. Дыханье ветра растворилось в небытие. Вспышка. Еще одна. Столь яркая лазурь. Нечто живое коснулось плеча. Вздрогнув, Лариэль посмотрела на стоящее рядом существо. Это было нечто похожее на ребенка. Девочку. Наверное, лет десяти. Да уж, десяти тысячелетий, если не более… — Чайка здесь ради меня? — вековое дитя ласково улыбнулось. — Та-инис, верно? Я здесь ради истины, — объяснила полубожка, хотя какой смысл объяснять той что-либо, если она и так все про всех знает. Существо рассмеялось. Так громко, что девушка опустилась на колени и закрыла руками уши. Смех шел отовсюду. Он походил на гром, что предвещает о приходе дождя. И, да. Верно. Он пришел. Крупные, ледяные капли падали с неба и больно разбивались о голову. — Обмен? — существо держало в руках алый зонт. — Зонт? — что, серьезно? Обмен на зонт? Ларри покачала головой. — Чайка глупа, — проворчала девочка недовольно и, дернув юную богиню на себя, скрыла от дождя. — Зонт — не обмен. — Тогда что? — Лариэль чувствовала себя лучше, находясь под зонтом. Но маленькие холодные ручки страха, где-то на грани подсознания, тянули свои противные конечности. — Я дам Чайке то, ради чего она здесь, — говорит Великая Матерь всего мироздания. — А я? — и вновь ей приходится заключать сделку. Которая уже по счету? В принципе, скоро и список придется составлять. За долги принято платить, а Ларри их набирает от души. — Пробуди меня, — просит девочка. — И как же? — полубожка удивленно смотрит на создательницу миров. — Чайка узнает. Поймет, когда придет время. Для начала, найди тело, — как-то туманно рассказывает Та-инис. — Чье? — было ясно, как день, что тело должно быть особенным. — Чайка знает, — заявляет богиня. — Нет! Чайка ничего не знает! — возмущается Лариэль. — Чайка согласна? — девочка игнорировала. — Но, я не знаю! — отчаянно молвит девушка. — Чайка согласна? — тем временем повторяет существо. — Да! Ладно, черт. Согласна чайка! Я, в смысле! Мы. Черт, — Ларри рассеянно взмахивает руками. Будь что будет. — Тогда прими ее. Свою истину, чайка. Стань той, кем должна, — Та-инис убрала зонт. Вдох. Один глубокий вдох. Воздух быстро проникает в легкие и, вот уже, Лариэль парит над землей. А была ли вообще земля? Кругом небо, что кажется бесконечным. Оно было везде. Вокруг всего и одновременно внутри нее самой. Полубожка чувствует власть каждой частичкой своего существа и как воздух покорен ей. Она очнулась на рассвете. Все также лежащая на алтаре, но одновременно с этим уже другая. Не только внешне, но и внутренне. Истина меняла все, стоило лишь только принять ее. Равноценный обмен.