Боги и чудовища

«Синие бабочки не умеют летать, Крылья их сгрызаны диким зверьем. Если заплачешь — молись, Кобальта цвет погружается в плоть. Желание есть — загадай, Пусть сангрией раскрасится этот рай, Ведь синие бабочки не умеют летать» *** Он думал о смерти чаще, чем ему можно было позволить подобные мысли. Люди — всего лишь люди. Им отведено небольшое количество времени, что они могут прожить. Ни больше, ни меньше. Его пугала жизнь. Он совсем её не понимал. Не знал, как вести себя, что делать. Как думать? Вся жизнь, что знал он — состояла из страха и боли. Ненависти уже давно не было, оставалась только обида и непонимание. За что? Не все любят говорить о своём детстве, он же и вовсе молчал. Язвил, огрызался, но не говорил. Да и можно ли говорить о таком? Жалости ему не надо, а вспоминать не только неприятно, но и стыдно. Позор. Его семья была проблемной, что для города вроде Камелии — редкость. Мать умерла при родах, и он остался с отцом. Мифрил не знает, скучал ли он когда-то по той, что подарила ему жизнь или нет. Возможно, есть вещи, которые ему не дано понять. Виноват ли он в этом сам или же является всего лишь жертвой? Как знать, есть ли ответ на этот вопрос. Некромант не помнил свою мать. Ни голоса её, ни внешности. Он не знал ничего о ней. Портреты были слишком дорогие, а фотографии тогда ещё даже не создали на Земле. Зато отца Мифрил запомнил отчётливо. Вилем не был плохим человеком, ведь есть и хуже, но уж хорошим его было не назвать. Это был жестокий человек лет сорока с огромным круглым пузом. Его глаза были глубоко посажены и почти не виднелись под слоями жира и множественными гнойниками по всему телу. У Вилема был высокий рост и мощные руки, которыми он часто держал в руках топор и разрубал мясо. Мифрил боялся своего отца. Громких тяжелых шагов, голоса, пропитанного ненавистью и алкоголем, а также его гнева. Некромант никогда не знал, что может вывести Вилема из себя, но чем старше становился, тем лучше он мог это чувствовать на подсознательном уровне. Хотя, возможно, тогда стала просыпаться и его интуиция мага. Отец никогда не бил Мифрила ногами или руками. Он мог брать сковороду и ударял туда, куда попадется, будь то голова или же тело, мог использовать ремень, обливать кипятком, швырять пустые бутылки или ножи. Наверное, только лишь это должно вызывать страх у ребёнка, но некромант боялся больше всего именно голоса. Казалось, что толпы диких зверей покидают свои убежища и идут загрызать виновного заживо. Маг всегда был лишним. Наверное, он понял это ещё в школе. Все дети были из богатых и знатных семей, имели корни или иные связи среди нечеловеческих рас, одарены в магическом искусстве. Мифрилу было около тринадцати, когда его, наконец, приняли в школу. Он не умел читать, писать, считать. Грамоте его никто дома не обучал. Да и возможно ли такое в семье мясника-пьяницы? Некромант с трудом находил еду, воруя у более состоятельных соседей, а уж о книгах и образовании, речи и быть не могло. Либо сгореть, либо утонуть. Что в школе, что дома — его считали ничтожеством и издевались настолько, насколько могли. Все изменилось в тот день, когда им стали преподавать некромантию. Тогда, человек, всеми униженный, человек, что плачет постоянно, человек, чьи руки изрезаны ножом, дабы заглушить душевную боль, понял свою исключительность. Никто более уже двухсот лет не был одарен в некромантии. И вот, в свои шестнадцать, Мифрил обрёл свой свет. В жизни, что отказывалась дарить ему счастье, в смерти, что никак не приходила, маг нашёл смысл своего существования в трупах. Тогда все смотрели на него со страхом, а он упивался этим чувством превосходства. Некроманта пусть все также не любили, но теперь хотя бы стали с ним считаться. Закончив учёбу, Мифрил немного поработал в Камелийской школе, а после рванул в Элию. В место, где начнётся его новая жизнь. В место, где его никто не знает. Каким-то чудом ему удалось попасть на торговый корабль за приличную звонкую монету. Обычно элийцы не перевозят магов, но его все же согласились доставить на материк. Стоя на корабле, окруженный глубокими синими водами, мужчина смеялся, а по его щекам текли слезы. Он был, словно маленькая бабочка, увязшая в паутине страха и боли. Он был самим отчаянием. — Ты не бабочка, — возле некроманта находилась длинноволосая женщина в белом платье. — Ты мотылек. Мифрил обернулся, встречаясь с ее черными глазами. — Кто ты? — прошептал он. Молодая леди ему не ответила и лишь печально улыбнулась. А когда корабль качнулся, то и вовсе исчезла. Тройка уходила все дальше и дальше. За горизонт, а новая жизнь становилась гораздо ближе. Может, там, на Элии он обретет свое счастье? *** Мир не состоит только из чёрного и белого. Мир — это огромное полотно, для которого можно использовать мириады цветов и всевозможных оттенков. Какой цвет у зеркала? Да и есть ли он? Белое маленькое зеркало лежало на песке, отчаянно цепляясь за берег, а волны океана пытались забрать безделушку в свои бездонные глубины. Из чего состоит ненависть? Как она пробуждается? Это дело минуты или же для этого нужно более длительное время? Чайка села возле зеркала и внимательно уставилась в отражение своим мутным глазом. Секунда и вот уже птица злостно клюнула стекло, оставляя трещины. Расправила крылья и гордо поднялась ввысь. Грозовое небо застилают тучи, накрапывает небольшой дождик. Из чащи джунглей выходит чернокожий человек с белыми узорами на теле, перьями в волосах и с ожерельем из костей. Шаги размеренны и осторожны. Островитянин внимательно осматривает берег, сжимая в руке копье. Замечает нечто блестящее и аккуратно подходит, погружая стопы в глубокий песок. Берет в руки маленькое зеркало и удивленно смотрит на себя. Сначала улыбается, потом строит зверскую морду и в ужасе роняет безделушку на землю. Потом туземец убегает, а после возвращается к сокровищу вместе со своими сородичами. Человечки крутятся вокруг зеркала и пытаются изучить сей странный предмет.