убей меня (любовью)

В голове тысяча мыслей, руки трясутся от внезапного волнения, и он только с нескольких неудачных попыток застегивает как можно быстрее рубашку, прежде чем вылететь из комнаты вслед за Антоном. Он слышит его голос, который повысился на несколько тональностей, и это очень плохой знак, потому что голос Антона меняется только тогда, когда он нервничает. Он сам не знает, почему так нервничает, правда. Не так он представлял свое знакомство с его родителями. Он спускается по лестнице, когда в поле зрения в прихожей видит пожилого мужчину в костюме. Если бы Арсений встретил его, то в жизни бы не подумал, что это отец Антона, потому что они вообще не похожи: он гораздо ниже Антона ростом, даже, скорее, ниже Арсения, и немного пухловат. Седые пряди волос лезут в глаза, из-за чего он хмурится, а взгляд именно такой, от которого мелкие мурашки проходят по спине. По нему видно, что он считает себя хозяином положения, и Арсению никогда не нравились такие люди. Мужчина вальяжно проходит в гостиную, осматриваясь, и Антон плетется за ним, как маленький щенок. Он поворачивается, осматривая с ног до головы Арсения, и ухмыляется, из-за чего Попову становится слишком неловко. — Я думал, ты познакомишь нас, сынок? Арсений испуганно смотрит на Антона, и тот пожимает плечами. Он закатывает глаза и обнимает Арсения за талию. — Это Арсений. Арсений мой… молодой человек, — он прожигает мужчину взглядом. Тот громко смеется. — С каких это пор ты заводишь серьезные отношения? Где фраза «это мой друг, и он уже уходит»? Ты серьезно сейчас говоришь, что у тебя появился он? — он кивает на Арсения, и тот чувствует себя так, словно это Антону тридцать с лишним, а ему только за двадцать. — Вообще-то, — начинает Арсений, но мужчина поднимает руку. — Даже слышать ничего не хочу. Он садится на диван и достает телефон. — Ты знаешь, что ты уже с двух дел съехал? Мы теряем деньги, сын. Я теряю, точнее, а ты просто не получаешь их. Надоело жить в роскоши? У нас был уговор. Арсений смотрит на Антона и ничего не понимает, а тот лишь с белым как снег лицом смотрит в пол, не поднимая глаз ни на кого из них. Попов чувствует, как его сердце падает и составляет компанию его пяткам на холодном полу. — Вы не хотите объяснить мне, что происходит? — требует Арсений, и мужчина удивленно вскидывает брови. Его лицо растягивается от омерзительной улыбки. — А ты… ничего не сказал своему благоверному? — усмехается он. — Ты совсем головой ударился? Арсений, — он притворно улыбается ему, — куда, по-Вашему, Антон ездит по ночам? Арсений непонимающе смотрит на него. — На работу, полагаю? — А какая у него работа? — Он не говорил. Я предполагал семейный бизнес, но в интернете написано, что вы занимаетесь финансами. Ему даже не стыдно сейчас говорить, что он когда-то давно искал на Антона информацию. Шастун все еще смотрит вниз. — Финансами, верно. Но не совсем точно. Никто же не станет осознанно писать, что работает в коллекторской компании, — хмыкает мужчина. Арсений чувствует, как разбивается все внутри. Он знает, блять, прекрасно знает, что это значит. — Стало быть, вот так ты ему доверяешь? Получается, ты и про Решетова ему не сказал. Антон вытаращивает глаза и начинает дрожать. Арсений умирает второй раз за минуту. — Да, Антон, про Решетова. Не сказал ему, что твои парни забили его до смерти? Подумал, что не стоит посвящать своего… «молодого человека»? Ноги подгибаются, и он в последнюю секунду хватается за столешницу, пытаясь оставить себя в вертикальном положении. Антон смотрит на него с испугом в глазах и делает шаг навстречу. — Не подходи ко мне, — Попов выдыхает из последних сил. В голове внезапно исчезают все мысли, и кровь в висках настолько стучит, что он не слышит ничего, кроме последней фразы, произнесенной его отцом. Он убийца. Он убивает людей. Он ничего не знает о нем. Он влюбился в человека, который запросто сможет убить и его, если захочет. Он хватается за голову и оттягивает волосы, будто ему это поможет. Будто ему хоть что-то поможет исчезнуть отсюда прямо сейчас. Его начинает тошнить от этого места, и если он задержится здесь еще хоть секунду, то попросту приляжет на кухонный паркет и больше никогда не сможет встать. Он выбегает из дома, забывая про пальто, но ему сейчас настолько не до этого, серьезно. Он чувствует грубую хватку на своей руке. Антон пытается его остановить и что-то кричит, но до его ушей, кажется, ничего не доходит. Это странное чувство, будто он находится в бассейне, и кто-то кричит сверху, но он словно привязан веревкой ко дну. Или его привязали. Он вырывается из хватки и начинает бежать хоть куда-нибудь, лишь бы не оставаться здесь больше. Он надеется, что больше никогда не увидит этот дом и этого человека снова. — Постой, Арс! Ну пожалуйста! — Не смей меня так называть! — орет он, останавливаясь. Антон врезается в его грудь. — Не смей, слышишь! Да как ты мог?! Я же… я верил тебе, Антон! Я готов был на все, принял бы все, понимаешь, абсолютно все, но только от тебя! Антон опять молчит. — Я… я думал, что у нас действительно есть надежда на что-то. Я спрашивал себя много раз, не пожалею ли я о том, что дал ему шанс? И я был уверен, что нет. Но вот я просто стою и вижу тебя, и ты… не тот человек. Я вижу только грязного преступника с кровью по самые локти. И эти руки обнимали меня по утрам! Как мне жить дальше и не видеть крови, красного цвета повсюду?! Я не вижу… я вижу только гадкого вруна. — Я хотел тебя защитить, — пытается Антон. Арсений качает головой. — Если бы хотел, ты бы защитил. А ты защитил себя от вероятности того, что я не приму тебя. Где же… где же тот мужчина, которого я полюбил?! Скажи мне, пожалуйста! Я потерял его навсегда? Антон вздрагивает. В точку, в самый центр, в самую боль. Так ему и надо. — Я все еще он, я люб— Арсений громко кричит и закрывает уши. Он сейчас начнет качаться из стороны в сторону и смеяться. — Нет! Даже не смей, не открывай рта. Ты, блять, не любишь меня, Антон Шастун, даже не произноси этих слов! Он хочет сказать так много слов ему, чтобы парень почувствовал все то, что чувствует сейчас он. Даже не так, он хочет проехать по нему катком, чтобы он не смог дышать, он хочет заколоть его сердце тысячами иголок, но даже тогда он не уверен, что Антон почувствует то же самое, что чувствует сейчас он. Он чертова королева драмы, но ему плевать. Он в последний раз смотрит в этот зеленый омут глаз, который за слишком быстрый срок стали такими омерзительными и грязными, и он уходит, поджимая пальцы на ногах, потому что он только сейчас понял, что выбежал на улицу босиком. — Арс! Постой, я тебя умоляю, ты же заболеешь! Антон бежит за ним, и все это похоже на дешевую мелодраму, от которой уже порядком начало тошнить. Арсений шмыгает носом и с яростью в глазах поворачивается к Антону. — Пожалуйста, — просит Антон, — прошу, Арс, возьми мою машину. Я не хочу, чтобы ты заболел. Просто возьми ключи и все. Если это моя, так сказать, последняя воля, то пусть это будет хотя бы твое здоровье. Арсений молча вытягивает руку, пока не чувствует холодный металл ключей. Антон кивает и, поблагодарив его, стоит и смотрит, как он уходит, до боли в ладони сжимая ключ, чувствуя, как он впивается в кожу. Вот бы вскрыть себе сердце, а не открыть им дверь машины Антона. Он заводит машину, чувствуя, что в ней невыносимо холодно. Как и у него внутри, в принципе. Он выезжает из поселка и едет по шоссе, пока наконец не видит, что до МКАДа осталось пара километров. Автоматически включается музыка, и Антон обычно слушает радио, когда Арсений с ним… слушал. Но сейчас включается флешка, и Арсений чувствует, как свежие слезы жгут лицо, а дорогу перестает быть видно. Это его ебучая композиция. Это та самая мелодия, которую он играл на новом синтезаторе. Он издает вскрик отчаяния и ударяет по рулю рукой, но рука соскальзывает и в итоге поворачивает руль. Он с замиранием сердца смотрит, оцепенев, как дорога смещается влево, а его быстро относит с нее. Вот и все, думает он, застыв от ужаса. Он резко тормозит, пытаясь не улететь в мелкий обрыв. Машина наклоняется вперед, и прежде чем он ударяется о руль, срабатывает подушка безопасности, припечатывая со всей силы его тело к креслу. Не так он представлял свою смерть. Он чувствует, как темнеет в глазах, и ему кажется, что вот оно. Все, нет больше Арсения Попова. Арсений Попов оказался убит любовью к Антону Шастуну. Какая, блять, ирония в каждом из этих слов! Он словно под водой: не слышно ничего, кроме как гула мыслей в его голове. Он тонет и тонет, пока неожиданно не становится темно. Он резко получает порцию воздуха через какое-то время, чувствует, как грудь перестает сдавливать физически, оставляя только гидравлический пресс горечи на его сердце, который с каждой секундой добавляет атмосфер, чтобы поскорее его раздавить. Он слышит голос, и это, кажется, Сережа, но он в таком шоке, что даже не может сосредоточиться. Потом Арсений чувствует удары по щекам. Он открывает глаза, и это действительно Сережа, который смотрит на него с сожалением. Он все еще на водительском месте, и если честно, то в глубине души он расстроен тем, что машина не загорелась.  — Как… ты? — его голос охрипший, скорее всего, из-за той истерики, и Сережа не отвечает, подхватывая его за плечи и вытаскивая из машины. Попов видит, что бампер машины изрядно помяло, и из капота валит дым, и если Антон будет расстроен этим, то он счастлив, что угрохал это железо. — Ты уже совсем с головой не дружишь и решил так жизнью покончить? — Сережа укорительно поглядывает на него, и Арсений в шоке, что он мог так вообще подумать. — Этот пиздюк не достоин моей смерти. — Вот и правильно. Они доходят до БМВ Сережи в тишине, и Арсению уже реально все равно, как парень его нашел. Единственное, что он сейчас хочет, это в свою кровать и не выходить из дома ближайшие пару лет. Он отдает себе отчет о том, что история Омска повторяется и Сережа снова спасает ему жизнь просто потому, что Антон слишком заботится о нем, даже когда бесит Арсения. Только… сейчас он не бесит его. Он не злит его, ничего. Он просто очень сильно разочаровывает и делает больно. Настолько больно, что хочется умереть и больше никогда не видеть этого лица с зелеными глазами и губами вкуса жвачки. Ему больно от вранья, обидно, что его подвели, но больше всего ему досадно от другого. Он все еще, блять, чувствует эту гребаную любовь, несмотря ни на что. Часть его, которая, как он считает, думает иррационально и глупо, велит ему вернуться, понять, простить и быть с Антоном, но другая его, причем огромная, сторона ультразвуком разрывает его мозг, крича: «Уходи! Уходи! Уходи!» Он доверил свое сердце человеку, который убивает и калечит людей, и он, как оказалось, выполняет эту работу не только в физическом и буквальном смыслах. Он не отвечает на обеспокоенные взгляды Сережи, и они просто оба молчат, потому что…, а сказать-то и нечего. Арсений лишь смотрит в окно и, видя вокруг себя оживленную Москву, думает, что его композиции под названием «Антон Шастун» пришел конец. По крайней мере, он хочет думать, что пришел. Когда они поднимаются на нужный этаж к квартире Попова, тот внезапно вспоминает, что ключи он тоже оставил в пальто, поэтому в квартиру никак не попасть. Но Сережа лишь ухмыляется, доставая из кармана отмычку, и на вопросительный взгляд Арсения только пожимает плечами. — Ну, не впервой этим заниматься. У Арсения начинает болеть голова. — Пожалуйста, скажи, что ты не убиваешь людей. — Нет, только отвожу их трупы в лес. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, пока Сережа не начинает неловко улыбаться, похлопывая его по плечу. — Расслабься, я пошутил. Он, наконец, справляется с замком Арсения, не нанося повреждения двери, что самое главное, и открывает ее, пропуская хозяина вперед. — Я думаю, тебе больше не стоит заниматься юмором, — говорит Арсений, и Сережа театрально хватается за сердце, намекая, что друг до глубины души оскорбил его. — Звучит действительно обидно, чувак. В квартире пахнет одиночеством. Это первое, что он чувствует. Также улавливаются нотки парфюма Антона, и ему хочется выть от отчаяния. Выть от того, что его мозг так сильно издевается над ним, с каждой секундой все больше дырявя его и так разорванное сердце, потому что он уверен на восемьдесят процентов, что ему все это кажется. Он падает лицом на кровать, надеясь больше не шевелиться ближайшую неделю, но у Сережи, кажется, другие планы, потому что он распахивает занавески и открывает окно, думая, что так из этой квартиры выветрится вся грусть и отчаяние. Как бы не так. Арсений чувствует холод на теле и в комнате, и плакать хочется в миллиард раз сильнее, потому что он вспоминает это чертово утро, последнее их хорошее утро. Как же хочется взять и, зарывшись в одеяла и подушки, проспать до конца своей жизни или хотя бы до того момента, когда ему не перестанет быть больно от упоминания имени Антона. Сережа уходит куда-то и потом возвращается с бутылкой коньяка, и Арсений тут же садится и кивает. Он согласен на что угодно, даже на выпивку и опьянение, честно. Ему уже все равно. Они с Сережей молча выпивают, потому что… Арсению нечего сказать, а Сережа не хочет беспокоить его, поэтому они просто молча опрокидывают кружки Арсения, так как Сережа не нашел ничего другого. — Он… он честно любит тебя, — говорит наконец Сережа, и Арсений икает. Он вздыхает и качает головой, тут же чувствуя головокружение. — Я бы так не сказал. — Арс, поверь, я видел его, когда тебя не было рядом и вы даже еще не говорили нормально. Он… не был похож на себя. Арсений удивленно вскидывает брови. — В каком это смысле? — Он действительно любит тебя. Когда ты прислал ему спасибо за что-то в первый раз, он улыбался, как последний идиот, словно вот-вот распечатает твое фото и повесит. Арсений грустно усмехается. — Он обещал, — он умолкает и горько качает головой. — Он много чего обещал, только вот не сдержал одного: быть со мной честным. Сережа с тоской в глазах смотрит на него и наливает еще, и Арсений чувствует, как алкоголь размешивает его грусть. Он не хочет пока даже видеть его, как бы ни болело сердце, а он ни осознавал, что сам все еще любит его, потому что чувства, конечно, не кончатся сразу. Он надеется, что когда-нибудь все же прекратятся. Пока что он лишь хочет оградить себя от него настолько, насколько возможно. Если понадобится, на вечность, лишь бы эти иллюзии крови на его ладонях, обнимавших его, закончились. Они пьют и пьют, и вторая бутылка каким-то образом появляется на столике, что немного удивляет уже подвыпившего Арсения, потому что, когда он был в трезвом уме, он точно помнил, что никаких запасов алкоголя в его доме нет. Сережа прочесывает его волосы, и Арсений смотрит на него снизу вверх, лежа на его коленях, и черт, он не может отделаться от ощущения, что когда-то он так же лежал на коленях Шастуна и улыбался ему, зависая на долгие минуты от его очаровательного смеха и морщинок возле глаз. Он не может поверить, что все, что он делает, когда-то происходило между ним и Антоном. Вся его чертова жизнь начала крутиться и зависеть от одного человека. Он чувствует, что начинает засыпать, но он не хочет отпускать Сережу, да еще и пьяным. — Останься, — просит он, и Сережа кивает, зевая. Они засыпают на его кровати, и Арсений тут же проваливается в сон. Он стоит напротив дома Антона, и на улице, вероятно, глубокая зима, судя по сугробам вокруг. Он видит только сам дом и белоснежное окружение, и Арсений с непониманием идет прямо. У него не открывается рот, чтобы крикнуть, не работают связки, и он молча двигается к двери, пока не слышит хруст снега под ногами. Он удивленно опускает взгляд и тут же чувствует волну тошноты, а потом в панике оборачивается. Его ботинки оставляют красные следы на тропинке, и он был бы идиотом, если бы не понял, что это никакая не краска. Но самое ужасное ожидает его тогда, когда он поворачивается обратно. Дом превратился во что-то из фильма ужасов, потому что светлый до этого фасад яркими пятнами окрашен в красно-бордовый, и Арсений испуганно оглядывается. Он бежит в дом и открывает дверь, пачкая ладонь в крови, а потом пытается отдышаться, закрыв глаза. — Арс? Он вздрагивает, когда слышит этот голос, от которого так долго бежал. — Арс, я здесь. Он открывает глаза и видит Антона, точнее, только его лицо, потому что взгляда опустить не решается. Антон берет его окровавленную руку и ведет в зал, и Арсений подавляет приступ тошноты, когда видит, что руки Антона по самые предплечья богатого винного цвета. В панике он старается развернуться и убежать, но ноги, как назло, ватные и не хотят двигаться. Он раскрывает рот, но кричать не получается. Последним он видит Антона, улыбающегося над бездыханным телом мужчины в некогда сером деловом костюме. — Арсений!!! Он испуганно вскакивает и начинает хватать воздух ртом, тут же получая удар головной боли в виски и помутнение в глазах. Сережа с ошарашенными глазами держит его за плечи. — Я… я в порядке. Он выдыхает и Сережа, приподнимается на локтях, недоверчиво всматриваясь в его глаза. — Ты кричал во сне. А кто бы не кричал от такого? Он чувствует, что с каждой секундой тело пробивает легкая дрожь, и ему кажется, что картинки из сна как будто отпечатались на его сетчатке глаза. Он закрывает глаза и видит все это снова, словно двадцать пятый кадр. По голове словно бьют молотком, и тысяча мыслей крутится вокруг, каждая из которых в конечном итоге связана с именем Шастуна. Он засыпает под умеренное дыхание Сережи, когда на небе вместо звезд появляются холодные облака. В следующий раз он просыпается с еще более дикой болью, которая не дает даже пошевелиться, поэтому он наощупь ищет Сережу, который должен быть где-то в зоне его вытянутой руки, но натыкается лишь на мятые и холодные простыни. Он обреченно стонет и лежит в тишине, пока не прислушивается к каким-то звукам из соседней комнаты. Значит, парень все-таки не кинул его, что уже радует. Он лежит так еще некоторое время, и когда открывает глаза, и видит на тумбе стакан с водой и таблетки, ему хочется кричать от того, что Сережа такой замечательный. Спасибо всем богам за него, вот серьезно. Но рано или поздно Сереже приходится уехать, и вот тогда Арсений понимает, что он создал сам себе западню в квартире, потому что его голова не позволяет ему выйти на улицу, а сердце слишком сильно ёкает, когда он понимает, что никуда не убежит от воспоминаний об Антоне. Он ест себя изнутри и старается заглушить тот хаос, от которого звенит в ушах и трещит в висках, но он не пьет, потому что и так слишком плохо. Арсений отказывается идти на пары и не принимает звонки Димы, не открывает Вотсапп, потому что у него там всего один диалог. Когда Арсений думал, что Антону не составит труда его и убить, он и не знал, что карма вернет ему это предположение пощечиной по лицу. Жизнь та еще сука, серьезно. Он проводит последующие несколько дней одинаково и монотонно, просыпается, ест, смотрит в стену, в окно, в потолок, куда угодно. На третий день он уже выключает телефон, потому что Дима не перестает ему звонить, и Арсений сейчас так рад, что Позов достаточно хорошо знает его, что еще не приехал к его квартире со стуками в дверь. Свои печали принято топить в чае и хорошей книге, но Арсений погружается все глубже и глубже в Марианскую впадину самоненависти за то, каким глупым был, невидящим и наивным. Эти звонки посреди ночи, эта чрезмерная роскошь, которая вряд ли досталась бы человеку, который занимается такой неустойчивой вещью, как курсы валют. Антон — вышибала, и эти два понятия никогда не увяжутся у Арсения в голове. Он готов с радостью принять смерть от депрессии, когда неожиданно стучат в дверь. Он по манере стука знает, кто это, и сердце болезненно замирает. — Я знаю, ты мне не откроешь, — произносит Антон, и он уже знает, как громко нужно сказать это, чтобы Арсений услышал это из зала, но при этом не орать как полоумный. Арсений кусает кулак, чтобы предотвратить истерику раньше времени, и это как-то мало помогает. — И все же, — продолжает Шастун, — Арс, я не могу без тебя, буквально. Я правда пытался, но… у меня не получается. — он слышит, как парень тяжело вздыхает и еле слышно царапает ногтями его дверь, скорее всего надеясь, что он не услышит. — Первый раз, когда я увидел тебя за роялем, то сразу же подумал: «Ох, вау, он такой красивый». И я подошел и не знал, как начать разговор, и тогда в голову пришла идея — сделай так, как ты делаешь обычно. Кто же знал, что я все эти годы был полным дураком. Потребовалось всего лишь встретить тебя, чтобы это осознать. Я не говорю, что полностью изменился, но я правда стал другим после встречи с тобой. Я хотел бы все исправить. Арсений кусает подушку и зажмуривает глаза, пытаясь остановить этот поток слез и дрожание рук. В горле образовывается ком, и ему кажется, что еще секунда и он сорвется на такую истерику, что не сможет успокоить себя даже горсткой таблеток. Антон, кажется, ударяет кулаком о дверь, и Арсений издает писк, задерживая дыхание. Он не может сказать ему даже слова, потому что знает, что попросту не справится и начнет содрогаться в рыданиях. Он сворачивается калачиком на диване, ожидая дальнейших слов, которые убьют его вконец, и он получает их: — Я не прошу открывать эту дверь сейчас, я знаю, что мы оба еще не отошли, но… если ты захочешь дать мне шанс, то я расскажу тебе все от начала и до конца. Я знаю, что я не заслуживаю твоего прощения, но, пожалуйста? Он слышит, как Антон всхлипывает, и ему хочется закричать, потому что этот ублюдок не имеет права давить ему на жалость. Он не имеет права вообще что-либо чувствовать, а особенно по отношению к нему. — Арс, я люблю тебя. Я так чертовски люблю тебя. Я не мог нормально заснуть все эти дни без тебя, я не могу вообще ничего делать без тебя, потому что каждая часть моей жизни переплелась с тобой. Я не хочу, чтобы наше «мы» заканчивалось вот так. Я знаю, что в глубине души, хотя бы малая часть тебя тоже не хочет этого. Арс, я правда… я правда буду ждать ответа столько, сколько тебе потребуется. Напиши хотя бы точку, если ты… если ты готов снова впустить меня в свою жизнь. И я обещаю, что сделаю все, чтобы исправиться. Все, чтобы заслужить твое доверие вновь. Арсений сидит и смотрит на дверь, и какая-то его часть усмехается над ним. Он выглядит жалко, Антон выглядит жалко, вся ситуация так выглядит, черт возьми, но что поделать, когда жизнь поворачивается так, что человек, которого ты… любишь, неожиданно исчезает с места на диване возле тебя и оказывается за дверью с размазанными по щекам слезами? Арсений вытирает лицо и, шмыгая носом, идет умываться. Он бросает на себя взгляд в зеркало и видит, что приемы пищи в виде сухих хлопьев не сказываются положительно и он выглядит, как ходячий мертвец. У него происходит такая внутренняя борьба с самим собой, какой у него не было даже в момент, когда его избили в Омске. Но и ситуация здесь другая: здесь уже Антон нанес ему раны, от которых хочет его излечить, и Арсению надо решить, позволить ему обмотать его ссадины на сердце бинтом или же оставить их покрываться коркой на воздухе. Он набирается мужества и подходит к двери, не глядя в глазок, а потом приоткрывает ее. Картина, которая открывается ему, бьет прямо в израненное сердце и заставляет его чудовищно саднить. Антон прислонился к стене напротив и сидит на холодном полу с головой в коленях, подложив под щеку руки, сложенные вместе. Он не спит, а просто сидит с закрытыми глазами, и Арсений такой идиот, но он не хочет позволять ему умирать на холодном бетонном полу, как бы он ни заслужил этого. — Входи, — тихо кидает он, и Антон вздрагивает, поднимая голову. Арсений испуганно ахает, когда видит синяк под его глазом, и он намного темнее того, которым одарила его изнуренность. У него под глазами впадины и фиолетовый фонарь, а лицо бледное, как снег, и он выглядит… уставшим и грустным, и Арсений замечает ссадину на его губе. Он хочет плакать сильнее. Антон молча входит в квартиру и стоит в коридоре. Арсений разглядывает его лицо. — Что… — С отцом поругался, — прерывает Антон. — Из-за меня? — недоверчиво спрашивает Арсений. Антон поднимает взгляд к потолку. Он втягивает носом воздух. — Из-за нас. Арсений некоторое время стоит, а потом проходит в кухню, берет оставшийся коньяк и ставит его на стойку. У него, если честно, нет никакого желания узнать, расспросить, потому что он слишком зол, чтобы проявлять беспокойствие, поэтому он просто не задает никаких наводящих вопросов. Антон не маленький мальчик, нечего жалеть каждую его ссадинку. Арсению интересно поразмыслить и понять, верит ли он сам в то, что ему плевать. — Рассказывай, — говорит он Антону, который идет следом за ним и садится на стул. Антон наливает алкоголь в кружку, из которой Попов пил вчера. Антон выглядит как подбитый щенок, с огромными глазами и грустным лицом, и Арсений упирается взглядом в коньяк в его кружке, не смотря вперед. У него нет на это сил. Он видит, как у Антона трясутся руки, и ему хочется накрыть его ладонь своей, но он лишь впивается ногтями в джинсы, чтобы потом не пожалеть из-за своих действий. — Все началось еще в детстве, когда отец брал меня с собой на работу, приговаривая, что потом всем этим владеть буду я. Я тогда был еще совсем мелким ребенком, который считал, что отец целыми днями работает с бумажками, не выходя из офиса. Позже, когда мне исполнилось семнадцать, я узнал, чем на самом деле занимается его фирма. У него в подчинении было около двадцати самых крепких парней, которые выбивали деньги и зубы любым, независимо от возраста и пола. И после моего совершеннолетия он подставил меня вот к таким трем бугаям, а мне, кажется, тогда было весело. Антон залпом выпивает содержимое стакана, морщась, и наливает еще. — Я обычно занимался частью переговоров, а парни избивали, если того потребуется. Но один раз был мужчина. Директор какой-то маленькой фирмы, который задолжал пару миллионов. И я… я пару раз приложил кулак к его лицу и ему стало плохо. С сердцем что-то. Шастун останавливается, неуверенно посматривая на Арсения, который кусает губы, боясь услышать продолжение. — Я клянусь, я не спал после этого нормально полгода. Но отец сказал, что я слишком драматизирую, поэтому я старался просто забыть это, словно страшный сон. У Арсения кружится голова от количества информации, и Антон жалостливо смотрит, пытаясь взять его за руку. Попов отдергивает ее, словно от огня, и встает, направляясь к окну и пытаясь переварить все происходящее. — И это не все, — шепчет Антон, и Попова вновь пробирает дрожь. Он морально готов к продолжению, и он, кажется, знает, что он скажет дальше, поэтому, не в силах остановиться, спрашивает: — Сколько? Антон с удивлением смотрит на него, но оно исчезает так же быстро, как и появляется. — Двоих. Арсений горько кивает и указывает ему на бутылку. Антон наливает себе еще и вздрагивает. — Я… это вышло случайно, честно. — Отчего-то я тебе не верю. — Хорошо. Первый раз вышел случайно, а второй… В общем, я расскажу тебе про первый раз. Это был… мой друг. Арсений чувствует холод по коже и стылость в крови. — Мы учились вместе, и когда я узнал, что он в списке должников, я готов был волосы на себе рвать, чтобы его защитить, но отец не позволил. Он должен был огромную сумму одному банку, и нас попросили разобраться. Мы ездили к нему трижды, и он все отмаливался, что все вернет вот-вот, на днях, но так и не делал этого. А еще у меня тогда была девушка, — он осекается на последнем слове и, не заметив реакции от Арсения, продолжает. — Я… она мне нравилась, скажем так. Я думал, что предложу ей встречаться, и хотел сделать это на следующий день после последнего визита к другу. Но я появился не в то время в ненужном месте, потому что я открыл дверь, которая была не заперта, и увидел там ее. Арсений не скрывает своего удивления, хотя он и ожидал такого поворота событий, но все же надеялся не оправдать свои ожидания. Антон тяжело вздыхает и сглатывает, и Арсений садится обратно на стул. Он не берет Антона за руку, просто держит свою ладонь рядом, чтобы не разрушать тех хрупких стен, которые он успел поставить наспех вокруг себя за время отсутствия Антона. — Оказалось, что все эти деньги, которые он задолжал, он тратил на нее. А она говорила мне, что все эти дорогие подарки ей дарят родители, — он сглатывает. — Тогда я действительно разозлился. — И ты...? Антон кивает. — Я толкнул его, и он упал и ударился об угол стола затылком. Поэтому можно сказать, что это произошло случайно, отчасти. — Если бы что-то… — начинает Арсений. — Я бы просто не пережил, Арс, — говорит Антон, и Арсений понимает, что он догадался о вопросе. «Если бы что-то подобное случилось со мной?» Они сидят в тишине, бутылка с коньяком уже практически пуста, и Антон менее напряжен, чем раньше, поэтому он продолжает: — Самое страшное было в последний раз. Это было полтора года назад, его звали Олег Решетов, он был хакером. Мы звонили ему около десяти раз и ездили навещать около трех, и он все говорил, что обязательно вернет то, что украл. Но когда мы вернулись в четвертый раз, его не было на квартире. Тогда я реально запаниковал, потому что… если должник не выплачивает деньги, то их где-то достать должен я и наша компания. А он должен был просто огромную сумму, которую я не смог бы добыть за короткий срок. Мои ребята нашли его на другой квартире, которая была также зарегистрирована на него. Меня почему-то это так разозлило, и я избивал его прямо там, пока он не отключился. Мы перевезли его в наше место, и когда он очнулся, он… он не начал говорить о том, что вернет все деньги, не начал просить о пощаде. Он принялся говорить обо мне, он знал всю мою биографию вдоль и поперек, он знал все мои слабые места. Он говорил мне, какое я животное, и я… сорвался, как то самое животное, будто бык на красную тряпку. Я сказал парням делать с ним что угодно, и они начали беспрерывно бить его, пока он не отключился, в этот раз насовсем. И знаешь, что самое страшное? Это была единственная смерть, о которой я не переживал. Он задел меня за живое, и я поддался этому, хотя не должен был. Я ходил спокойно по этой земле, пока одним вечером, примерно месяц спустя, меня не подкараулила какая-то молодая девушка. Она со слезами на глазах сказала, что я убийца и вообще не заслуживаю ничего в этом мире. Это была его жена, а я... и правда не заслуживал. Я не знаю, она что-то изменила во мне в тот вечер, и я пришел домой и сразу же расплакался от своей никчемности, от осознания того, что я творю. Тишина, наполняющая комнату спустя секунду после умолкания Антона, оглушает сильнее любого ультразвука, и давит на уши и мозг. Арсений ошарашенно смотрит в стол, пытаясь переосмыслить то, что он сейчас услышал. Антон опускает голову и прячет лицо в руках, и он тоже молчит. Арсений чувствует себя так, словно его сейчас разорвет от количества ощущений внутри него, но он не может дать название ни одному из них, не может толком понять, какие эмоции сейчас таятся внутри его сердца и разума. Он хочет заставить себя злиться, кричать о безрассудстве Антона и упрекать его, но только… он не может, потому что ему до ужаса грустно от того, что Антон только что рассказал. Эта история выжала из него все соки, как из тряпки выжимают воду, и он словно иссушенный до самых костей сидит и не понимает, что делать дальше. Антон обреченно кивает себе в руки. — Я все… понимаю, — говорит он. Он убирает ладони от лица и с красными глазами встает, утирая нос рукавом. — Я пойду. Главное, что я сказал тебе правду и ничего больше не скрываю, так ведь? Он отворачивается от стола, и Арсений ловит его ладонь в последний момент, сжимая ее в своей. Антон испуганно смотрит на него. Арсений подходит к нему и, последний раз шмыгнув носом, обхватывает его руками, стараясь сжать так сильно, как только возможно, чтобы он прочувствовал все эмоции Арсения от дикой злости до безграничной любви. Он утыкается в его плечо носом, а Антон прерывисто дышит ему в ухо, губами касаясь мочки. Антон не говорит ничего, не показывает, что Арсений слишком больно его сдавил или вот-вот перекроет ему дыхание, сдавив легкие, и Попов просто дает ему принять каждую дольку, каждую частицу своих чувств, чтобы он как можно максимальнее понял, насколько бессилен сейчас Арсений. Антон не начинает заново плакать, и Арсений тоже, но плечо Антона все равно остается с мокрым пятном на нем. Арсений чувствует самый крохотный и незаметный поцелуй на своем виске, когда наконец расслабляет свои объятия. — Мне нужно время, — шепчет Арсений, и Антон быстро кивает. — Да, конечно, сколько угодно, — клянется он. — Мы ведь справимся? Арсений пожимает плечами и сжимает его кофту в руках. — Постараемся. Я постараюсь хотя бы принять тебя, поэтому мне и нужно время. Антон закусывает тыльную сторону ладони и смотрит в потолок, и его глаза опять блестят, но он выглядит счастливее. Они постараются справиться, потому что Арсений знает, что Антон научился ждать.