Теперь-то я знаю, как сходят с ума: Не могут понять, не умеют смириться… Как серой стеной возникают дома, И с серой стеною сливаются лица… Как время течёт непрерывно назад: Пытается вспомнить… вернуть и исправить… Свершённых событий случившийся факт В потоке событий всех перенаправить… Неважно становится: год или час… Вот-вот и, похоже, все рамки исчезнут: Былое всецело поглотит «сейчас»… И это былое окажется бездной… Теперь-то я знаю, как сходят с ума: Срываются, жаждут в реале забыться… Не веря, что кончится эта зима… И учатся заново Богу молиться… Аннастасия Ларецкая
Я, Мадж Андерси. Мне восемнадцать лет. Я из Дистрикта-12, мэром которого является мой отец. Полжизни я любила шахтера из Шлака ‒ Гейла Хоторна, а ему всегда была нужна только моя подруга ‒ Китнисс Эвердин. Я возненавидела и прокляла его за это. Теперь он мертв. Я накликала ему смерть. Я, такая же жестокая, как президент Сноу, поставивший свою власть превыше всего, я такая же, надменная, как Альма Койн, пославшая на гибель необученных юнцов в сердце Дистрикта-2 ради своей победы. Я лишила Руту отца, отобрала у Хейзел Хоторн сына, отняла у Рори, Вика и Пози брата и защитника. Я есть сама смерть, и нет мне прощения, ибо я сама себя не прощу... ‒ Мадж, ‒ голос мамы доносится откуда-то издалека. Раздираемая внутренними противоречиями она шепчет, пытаясь обнять меня. ‒ Не стоит убиваться раньше времени. Что если, все это неправда, пустота? Неправда… Воспаленное многомесячными стрессами сознание вгрызается за внезапно поданную идею, как голодная собака в случайно брошенную ей кость. Вгрызается и отдавать не хочет. Мама может оказаться права. Неправда, неправда. Неправда все, что было. Это жуткий кошмар, страшный сон, который навеяли мне походы на кладбище. Ничего не было: ни обвалившегося дома, ни прощания Гейла с Китнисс, ни ее обещания, ни моих дьявольским смыслом наполненных слов. Гейл жив…Гейл жив! Рассудок требует доказательств. Я с легкостью нахожу их. Одиноко стоящие, уже пожелтевшие от времени подснежники почти кричат о своем присутствии в моем доме. Их подарил Гейл. Я помню. Должно быть, он дома со своей семьей. Я пойду туда. Я расскажу ему. Все как раньше. Я люблю его, люблю до безумия. И прощаю. Ненависти нет. Злоба прошла. Это все глупости, все пустое. Есть только любовь. Лишь бы он был дома, лишь бы был жив… ‒ Мадж, ‒ отец кричит мне вслед раненым зверем. ‒ Остановись, ‒ я не слышу его. Нет привычных пальто и перчаток. Не нужно. Я стерплю, вынесу и боль, и холод. Лишь бы Гейл был жив. Привычные узкие улочки, узловатые деревья и покосившие дома от старости и недостатка средств ведут меня знакомой дорогой. Иногда я падаю, не рассчитав скорости или не заметив глубокую выбоину. Мои колени все еще чувствуют твердость гравия, но я поднимаюсь. Скорее. Скорее. Мне нужно увидеть Гейла. Порою мне приходится поднять голову, и в эти минуты я замечаю, как кроваво-красный закат поглощает нежную синеву неба. Обычно такое явление мне казалось живописно-прекрасным, теперь я чувствую новую ассоциацию: ненависть и боль превращают мягкость измученного безответной любовью сердца в бескрайнюю черноту… Не думать. Не вспоминать! Я найду Гейла дома. На небе чудным образом появляются звезды. Одна из них, растерянно покачнувшись, вдруг срывается с неба и словно в замедленной съемке старых черно-белых фильмов начинает падать вниз, чтобы слиться с землей и умереть. Мэри говорила, что когда звезда падает с неба, нужно загадывать желание. Учительница астрономии рассказывала о том, что падают с неба метеориты, а звезды просто гаснут от времени, из голубых превращаясь в красные, из огненно-горячих в ледяные, как сегодняшнее небо, как моя любовь… Нет, только не она! ‒ Эй, небесное тело, ‒ кричу я безымянной звезде-метеориту. ‒ Пусть Гейл будет жив! Все, что хочешь, бери взамен, только заставь его дышать. Хочешь, забирай меня! ‒ звезда молчит, со скворчащим грохотом опускаясь на землю. Кажется, она упала вблизи моего дома. Не помяла бы клумбы Мэри, а то старушка расстроится. Зарево от упавшей звезды продолжается несколько секунд, и я даже останавливаюсь на миг, залюбовавшись небывалым зрелищем, но вслед за сестрой и другие звезды продолжают падать, устроив фейерверк огней. Теперь я знаю, как выглядит метеоритный дождь. Может, и Гейл видит это из окна своего домика. Я почти пришла. Вот он: второй, третий, пятый… Знакомая крыша. Я дергаю деревянную дверь, но не успеваю постучаться. Высокая худощавая женщина с накинутым на голову черным платком выходит мне на встречу. Одной рукой она прижимает к себе Пози, сморкающуюся в широкий подол ее юбки, другой приобнимает за плечи Вика, утирающего рукавом набежавшие слезы. Рори стоит чуть поодаль, он старательно прячет взгляд, и мне это не нравится. ‒ Миссис Хоторн, ‒ начинаю я. ‒ Мне нужно поговорить с Гейлом. Пожалуйста, позовите его. ‒ С Гейлом? ‒ она всматривается в мое лицо и обмирает на глазах. ‒ Бедная девочка! ‒ она прижимает меня к себе, целует в щеки и гладит по волосам, зачем-то особенно сильно перебирая в руках прядь у самого лба. ‒ Миссис Хоторн, ‒ у меня заканчивается терпение. ‒ Я хочу увидеть Гейла! ‒ Нужно идти, мама, ‒ Рори проходит вперед. ‒ Все полыхает огнем! ‒ Гейл, умоляю Вас, Гейл! ‒ Мадж, ‒ Пози вцепляется в меня мертвой хваткой, прогоняя с крыльца. ‒ Гейл погиб! ‒ Погиб, ‒ я трясу головой, все еще не веря, а она продолжает выкрикивать мучительные слова, как заведенная. Звезды продолжают падать с небес, взрываясь и умирая, а затем в моих глазах наступает темнота. **** ‒ Ты слышишь, Гейл, кажется, кто-то плачет и зовет на помощь? ‒ говорю я, беря любимого за руку. ‒ Я ничего не слышу, ‒ он улыбается, и накрывает мои пальцы своей широкой загорелой ладонью. ‒ Тебе показалось. Мы одни в лесу. И, правда, кроме Гейла, меня и Китнисс в лес никто не ходит, но моя подруга сейчас с мужем и дочкой, значит, мы одни. Мы сидим на небольшом пригорке в окружении высоких и стройных деревьев, на поляне, покрытой разноцветным цветочным ковром. Почти два года назад Гейл нашел меня здесь зимой, тогда, когда я хотела помочь ему с ловушками и потеряла варежки. Тогда он злился, сейчас привел меня сюда сам. ‒ Я скучал, ‒ он прикладывает мою руку к губам. ‒ Как хорошо, что теперь ты со мной. ‒ Навсегда, ‒ шепчу я, кладя ему на грудь голову. ‒ Больше никакой Китнисс! ‒ Больше никакой Китнисс! ‒ он улыбается, а по моей душе растекается сладкая нега. Я почти умерла, а он меня воскресил. Взаимная любовь творит чудеса. На моих коленях покоится худенький букетик сухих подснежников; на поляне много цветов, и они все могут быть моими, но этот самый первый, и потому особенно дорог, а еще я не хочу даже на мгновение отпускать от себя Гейла. Одна наглая белка пыталась отобрать у меня цветы, но я закричала, и она ушла несолоно хлебавши. То же самое пыталась проделать и какая-то чересчур смелая сойка. Не отдам. Мои. ‒ Я люблю тебя, Фея, ‒ Гейл целует меня в голову. ‒ Люблю очень давно. ‒ И я люблю тебя, ‒ несколько слезинок выкатываются из моих глаз. ‒ Не плачь. ‒ Это от счастья. ‒ От счастья поют песни, ‒ он снова улыбается, утирая мои слезы. ‒ Я не умею, так хорошо, как… ‒ имя застревает в моем горле, Охотник не позволяет его произнести, накрывая мои губы своими. ‒ Ты не пробовала. ‒ Хорошо, ‒ сдаюсь и начинаю тихонько мурлыкать мотив давно забытой песни: А хочешь, я выучусь шить?А может, и вышивать? А хочешь, я выучусь жить, И будем жить-поживать? Уедем отсюда прочь, Оставим здесь свою тень, И ночь у нас будет ночь, И день у нас будет день. Ты будешь ходить в лес С ловушками и ружьем. О, как же весело здесь, Как славно мы заживем! Я скоро выучусь прясть, Чесать и сматывать шерсть. А детей у нас будет пять, А может быть, даже шесть... И будет трава расти, А в доме топиться печь. И, Господи мне прости, Я, может быть, брошу петь. И будем, как люди жить, Добра себе наживать. Ну, хочешь, я выучусь шить? А, может, и вышивать...
‒ Мадж, дочка, нужно идти, ‒ неизвестно откуда взявшаяся миссис Хоторн настораживает и заставляет меня покраснеть. ‒ Гейл? ‒ Иди, милая, ‒ он помогает мне подняться. ‒ Ты должна быть послушной невесткой для моей матери. ‒ Ты пойдешь с нами? ‒ Я приду позже. Грубая ладонь миссис Хоторн крепко держит меня, словно боится, что я исчезну или уйду куда-нибудь. ‒ Мы полетим на планолете в тринадцатый, ‒ объясняет она туманным голосом. ‒ Там нам будет лучше. ‒ Хорошо, ‒ я киваю ей. ‒ Нужно оставить место для Гейла, ‒ она молчит, из серых глаз начинают струиться крупные слезы. Я приобнимаю ее за плечи. Я почти не чувствую полета и лишь иногда смотрю вниз на Дистрикт-12. Звездопад был сильным. Зарево никак не унимается. ‒ Миссис Хоторн, а мы надолго уезжаем? Мне нужно предупредить родителей. Они будут волноваться. ‒ Все пройдет, милая. Время все лечит, ‒ женщина гладит меня по голове, я улыбаюсь ей. Я уже излечилась. Гейл со мной. Что еще нужно? ‒ Мадж, ‒ легкий поцелуй опускается на мою шею, я оглядываюсь и снова вижу его. ‒ Гейл… ‒ Верь в меня, кто бы что ни говорил. ‒ Я всегда в тебя верила. ‒ Не оставляй меня. ‒ Никогда. ‒ Теперь уже немного осталось. Больше ты не будешь страдать. ‒ Мадж, ‒ слабый голос свекрови заставляет меня обернуться. ‒ Нужно выходить. Огромные валуны и незатейливый вход. Бесконечно белые стены режут глаза. Я ищу Гейла… ‒ Не ищи виноватых, ‒ знакомый шепот почти интимно щекочет мое ухо. ‒ Постарайся простить всех. До встречи, любимая. Я вскрикиваю. Я вижу, как он уходит, растворяется вдали, снова оставляя меня. ‒ Гейл. Гейл! Не уходи! ‒ я скулю, как побитая собака. Я срываюсь с места. Больничная каталка едва не сбивает меня с ног. Я опускаю глаза. Еще совсем молодой военный лежит на ней, на голове крупная марлевая повязка в красных пятнах величиной со сливу, китель прорван в двух местах, но все же он жив. Я чувствую его дыхание и слышу биение сердца. Я узнаю милые черты лица. ‒ Гейл. Гейл! ‒ я вспоминаю, ‒ Гейл, ‒ падаю на колени возле его каталки. ‒ Кто Вы? ‒ немолодая, но все еще красивая женщина с хорошо уложенными седеющими волосами подает мне руку, помогая подняться. ‒ Я, Мадж Андерси. Я та, что прокляла того, кого любила.