Я выберусь отсюда

Я как сейчас помню этот день. Я потеряла самого близкого человека для меня тогда, это была моя сестра Мишель. Единственный человек, который никогда меня не предавал, она никогда не врала мне. Мишель была именно той музой, которая давала мне смысл жизнь. Мишель была моей младшей сестренкой, любящей молоко с маршмеллоу. Я помню, как всегда по дороге домой покупала ей небольшую упаковку этого лакомства и как она с возгласами «Салли пришла!» встречала меня во дворе нашего небольшого, но безумно уютного дома. А я всегда обнимала её и поднимала на руках, она была младше меня на 14 лет, и даже эта разница не мешала нам общаться, так сказать, на равных. Я помню её звонкий и живой смех, который я больше никогда не слышала, её большие глаза, доверчиво взирающие на меня. И волосы, густые и очень длинные, что я всегда заплетала в разные прически, которые ей так нравились! Я всегда заботилась о ней, когда наш отец бросил нас, мне тогда было 16, и я знала, что он бросил нас из-за неё. Он не хотел иметь двоих детей, плюс считал, что Мишель не его ребёнок, хотя знал, что наша мать ему не изменяла, слишком она любила этого человека, даже больше, чем нас. После развода мама начала изрядно выпивать и я была вынуждена пойти работать, так как нам нужно было на что-то есть, проводила 6-7 часов на ногах, работая в ближайшем супермаркете. Училась я заочно. Мама через несколько лет перестала пить, не знаю, что её сподвигло на это, но я была рада этому. Мама стала сидеть с Мишель и параллельно работать на дому. Она взялась за голову, она надеялась на прощение. Простила ли я её? Тогда, да. Хотя сейчас, вспоминая все те ужасы, происходящие тогда я не могу забыть. Мы голодали, терпели решения, я терпела вечную пьяную критику от матери: какая я не благодарная тварь, и что лучше бы она сделала аборт. Какой же тварью она была! Какая сука жила со мной под одной крышей! Я воспитывала Мишель, учила её алфавиту, немного научила писать, а еще мы всегда играли. Игра заключалась в том, что когда она видит мать, Мишель должна быстро убежать в другую комнату и закрыться там. Я не хотела, что бы она видела пьяную маму, чтобы её волшебный мир не был разрушен словами пьяной женщины. Так пролетели года, и в один из таких же дней, когда я уже работала на «Меркофф», я как всегда возвратилась домой. Тогда в четыре часа дня я по обыденному вошла в дом, и застала плачущую Мишель в гостиной, она ревела в кожаный диван, подаренный мне Блэром. Я подбежала к ней, обнимая. На мой вопрос, кто ее обидел она сказала, что мама. И тут, в этот ебучий момент вырвались все те эмоции, которые я так скрывала. Мать я застала на кухне, она сидела на стуле и пила коньяк, половина которого была разлита на полу. Единственное, что я испытывала тогда — это гнев. Я так сильно хотела ее тогда задушить, все её обещания о прекращении пьянства, все те многочисленные извинение, были лишь обманом. Блядским обманом, этой чертовой суки, как я сразу её не раскусила? Я накинулась на неё, тремя за воротник её халата, женщина была не вменяемая, она зырила на меня пьяными глазами и качалась туда-сюда. Я толкнула её, брезгливо и сильно. Ты упала на пол, захрипев. Когда я обернулась, моя сестра стояла в проходе, с ужасом смотря на меня, то на мать. Та пыталась встать, но лишь вновь и вновь падала. Я видела в глазах своей любимой сестрички лишь страх и недоверие ко мне. Именно тогда я поняла, что натворила. Мишель, в отличии от мня любила мать. Ей было горестно смотреть на это зрелище. Последними её словами были: «Как я тебя ненавижу!» Она выбежала из дома. Мгновение. Я сорвалась с места и быстро побежала за ней, я была на каблуках, что сильно усложняло мои движения, но именно мысли о сестре давали мне силу. Вот мы выбегаем из дворика и бежим к дороге. Мишель не обращает внимание на мои окрики и просьбы остановится, она продолжает бежать к дороге. Машина…сестричка отлетает в сторону, тяжело падает на асфальт. Я стою в полном шоке, не понимая, что вообще происходит. Через минуту до моего мозга доходит все произошедшее, я в отчаянии кричу и подбегаю к телу своей сестренки, она не дышит, у неё сломаны ноги, и открытые зеркальные глаза. Я трясу её, плачу, кричу проклятья этому мудаку, что отнял её у меня. Мои ладони были в крови моей сестры, льющиеся из головы, я просто кричала от безысходности. Потом приехала полиция и врачи. Они буквально оторвали меня от Мишель. Дальнейшее я помню смутно. Той ночью я не ложилась, просто сидела на лавочки в нашем дворе. Я не знал, а как жить дальше, все то хорошее, что было в моей жизни, ушло с моей сестрой. Ни один мужчина в моей жизни не дал мне то, что давала Мишель. Не знаю, не зыблема ли для меня семья, но отношения с ней точно. Меня терзала и терзают её последние слова. Не такие слова я хотела услышать, господи, да я Фреше на, да я последняя тварь, но почему именно она? Почему ты, мать твою небесную, забрал её у меня?! Как ты посмел?!

***

Прости, я не могла продолжать те мысли, слишком много воспоминаний нахлынуло, и я не могла писать. Теперь я готова. Так вот, на следующее утро приехал Джер, он был обеспокоен тем, что я не брала трубку. Он застал меня на той же скамейке, мокрую с воспаленными от слез глазами, сжимающую игрушку Мишель. Он не спросил, что случилось, он понял все без слов. Мужчина лишь сел рядом, обнимая меня. Я плакала в его сшитый на заказ костюм, пачкая его белую, накрахмаленную рубашку. Он ничего на это не сказал. Знаешь, не смотря на то, каким человеком был Блэр, тогда он был, пожалуй, самым близким для меня человеком. Он не осуждал, даже не говорил, лишь поглаживал меня по голове. Он не поехал тогда в Маунт-Мессив, он повез меня к себе, понимая, что в такой атмосфере оставаться мне нельзя. Я была в его особняке, он дал мне хорошую дозу успокоительного и я уснула. Мне снились кошмары, уже даже не помню, какие именно. Джереми сказал, что я вскрикивала во сне. Когда я проснулась, была глубокая ночь, Блэр лежал рядом со мной, посапывая. Бедняга, тоже измотался, даже одежду не снял, спал прям в костюме. Я медленно встала. Голова сильно кружилась. Я пошла на первый этаж, мне безумно хотелось пить. Меня очень сильно знобило, я обнимала себя руками, чтобы хоть немного согреться. Лестницу я прошла быстро, через ступеньку, у меня была какая-та необоснованная паника, я добежала до кухни. Войдя в неё, мой взгляд упал на стоящую на барной стойки бутылку мартини, часть которого было налито в фужер. Я не стала его трогать, лишь налила воду из куллера и пошла обратно в комнату, шатаясь. Паника нарастала, я чувствовал, что на меня смотрят со стен, с картин, с пола, из всех щелей на меня смотрят полчища чужих глаз, готовые поглотить меня. Я быстро прошла в комнату, Джер все также спал на кровати. Я не стала его будить, а просто тихо заплакала, ложась в кровать. Я поняла, что потеряла в тот день смысл жизни, и теперь мне незачем жить. И да, ты можешь возразить, мол, а почему я так холодно пишу об этом? Я отвечу: когда человек переживает такую потерю, и когда проходит определённое время, чувства притупляются, ты вспоминаешь самые ужасные моменты. Я лишь поверхностно все описала тебе. Потому что вновь переживать все время не могу. Да и зачем? Она мертва, как и все мы здесь, в месте, где люди зарабатывают деньги на страданиях других людей. А хотела ли Мишель видеть меня такой, какой я стала? Она никогда ведь не знала о том, где и кем я работаю. Не знала, чем я занимаюсь и о чем знаю. Возможно, если бы моя маленькая сестричка знала об этом, наши отношения были бы совсем другие…