***
Через полчаса такого выяснения отношений, выдохшиеся и перепачканные, мы сидели посреди устроенного нами бедлама и припоминали, какие ещё ругательства можно использовать. Но в голову больше ничего путного не приходило, поэтому мы тупо уставились друг на друга. Я не выдержала и расхохоталась. — Блин, серьёзно, Джон, ха-ха, пойди умойся, ах-ха-ха! А то я со смеху помру! С волос капал желток, на плече красовалась царапина, а в взгляд был полон праведного гнева. — Повезло тебе, что я не тронул Гефестину… — Ну правильно, если бы ты с ней что-нибудь сделал, я бы тебя вообще убила! — Как? Заморила бы голодом? Я заискивающе улыбнулась и прищурилась. Гефестиной я называла нашу плиту, в которую влюбилась буквально сразу, как въехала в дом. Но при Джоне она была жутко грязной, хотя и работала прекрасно. Я вычистила её, оттёрла до блеска и даже решила дать ей имя: плита была изготовлена фирмой «Гефесто» отчего и называлась в честь отчей компании. Чего мы с ней только не готовили! — Ну… У меня громко заурчало в животе. — Не в этот раз, Джонни. Только нужно привести себя в порядок. Джон улыбнулся и пошёл в ванную, а я в это время подошла к Гефестине и провела рукой по гладкой, блестящей поверхности. — Доброе утро, подруга! Сегодня придумаем что-нибудь новенькое!Утренняя Санта-Барбара, или Знакомьтесь, Джон
8 октября 2017 г. в 18:09
Рано утром, едва встало солнце, меня разбудил жуткий грохот, донёсшийся с кухни. Я резко подскочила на кровати: несмотря на ранний час, сон как рукой сняло.
Выругавшись про себя, я нехотя свесила ногу с кровати, в попытке нашарить свои тапочки, так как вставать мне всё равно было лень. Вдруг грохот возобновился, причем с новой силой, а затем послышался какой-то стук, как от молотка, и это в пять утра! От неожиданности я вздрогнула и, твердо решив как можно скорее настучать этому удоду по куполу, оставила поиски тапочек и переодевание до лучшего момента и, пошатываясь, пошла на кухню.
Выйдя в коридор, я поняла, что сюрпризы на этом не закончились: из ванной, озираясь по сторонам и стараясь не шуметь, вышла незнакомка. Довольно симпатичная, но с растрёпанными волосами и плохо смытым макияжем. На её голое тело была накинута мужская рубашка, и судя по тому, что незнакомка на ходу торопливо застегивала джинсы, она явно не собиралась оставаться у нас надолго. На вид она была старше меня года на два. Наконец, она заметила меня и одарила таким удивлённым и даже возмущённым взглядом, что даже мне, хозяйке дома, стало неловко. Мы молчали так где-то минуту, пока она, совладав с собой, не заговорила:
— Что ж… доброе утро. Ам… А ты… кто? — смущенно протараторила гостья, и нервно одёрнула ворот рубашки. — Что ты тут делаешь?
— Кто я? Я хозяйка этого дома, — как можно более непринуждённо ответила я, — и я тут живу.
Она уже было открыла рот, чтобы возразить, но я перебила её:
— Да, мне тоже непонятно, чем мой братец думал, когда приглашал вас, так сказать… в гости. Может, останетесь? Заодно он нас познакомит, я как раз шла на кухню, очень интересно посмотреть, чего он там суетится в такую рань. Но куда же вы так торопитесь? — с едва заметной издевкой спросила я, и улыбнулась от уха до уха.
Девушка подошла ко мне вплотную, снова оглянулась и, убедившись, что нас никто больше не слышит, сказала:
— Передай своему брату, что ему следует поучиться сначала правильно обращаться с девушками, ну, с гостями… И что у меня много дел, увы, я даже не успеваю попрощаться! Повторной встречи не обещаю. Что ж, пока!
Она махнула мне рукой и пошла в прихожую. Я едва успела отдать ей её кофточку, а то так бы и ушла в рубашке, вот растяпа! Однако, даже не сказав мне спасибо, она просто убежала.
Когда я вошла в кухню, я увидела замечательную картину: Джон сидел на полу, в одних трусах и, склонившись над табуреткой, отчаянно пытался её починить. Рядом лежали разбросанные по полу инструменты и, почему-то, сковородка, а на столе разместилась какая-то книжка, вероятно инструкция. Разумеется, увлечённый своим занятием Джон меня не заметил. Так я простояла в дверном проёме минуты две, прежде чем мне это порядком надоело:
— Кхэм… Извини, что отвлекаю, но я тут уже, как бы, две минуты стою. Доброе!
Джон обернулся. Рыжие волосы торчали в разные стороны, под глазами темнели круги, однако усталым он не выглядел. Напротив, он с двойным усердием принялся колотить табуретку, но прежде оглядел меня с ног до головы и невозмутимо произнёс:
— Мэри, ей-богу, какой адекватный человек вскочит в пять утра в выходной? Если ты так хотела посмотреть на то, как твой брат трудится на благо обществу, пусть даже и такого малочисленного как мы с тобой, то будь добра, не отвлекай болтовней, я занят. Ты лучше пойди и умойся по-человечески, а если тебе так интересно, расскажу позже в подробностях. — он ухмыльнулся и вернулся к своему занятию.
Это стало последней каплей.
Как я поняла, Джон собирался приготовить глазунью. Специально для этого он достал из холодильника яйца и масло. Недолго думая, я подкралась к столу и, схватив со стола яйцо и вилку, разбила это яйцо прямо на его рыжую голову, и заорала ему прямо в ухо:
— Это ты пойди умойся, дятел!
От неожиданности Джон подпрыгнул, ударился лбом о край столешницы и уронил книгу рецептов, приготовленную мной ещё вчера, прямо мне на ногу.
— А-а-ай, зараза! — вскрикнула я и схватилась одной рукой за ногу, другой за столешницу. Джон, воспользовавшись моментом, взял с плиты чайник, и вылил воду мне на голову.
— Удод!
— Истеричка!