Бетанские ценности

      Эмир ненавидел утро. Особенно жизнерадостное субботнее утро. Он сидел на разобранной постели, поспав всего два часа после самой сложной на неделе смены, смотрел на носки. Телефон настойчиво вопил агрессивными гитарными рифами и пускал вибрацию по приставленной вплотную к кровати тумбочке. Какому-то уроду в десять утра не спалось. Сильнее жизнерадостного субботнего утра Эмир ненавидел звонящих уродов.       Он сморгнул и перевёл тяжелый взгляд на экран телефона. Антон.       — Ебучие жаворонки, — Эмир потянулся и взял мобильник. — Хуеморхен. До часа дня ещё прорва времени.       — Поговорить с тобой надо. Срочно и лично. Через пятнадцать минут жду у пропускного пункта.       Звонок завершился, а Эмир сквозь зубы выругался и побрёл натягивать штаны. Через десять минут, кутаясь в куртку, он торчал у пропускного пункта и сердито косился на бодрого охранника, делающего незамысловатые физические упражнения. Эмир отвернулся, чтобы не лезть с неуместной критикой к мужику, который неправильной техникой вот-вот заработает себе травму.       Рядом остановилась серебристая тачка и моргнула фарами. Эмир добрёл до нее, махнул Антону и плюхнулся на пассажирское сидение рядом с ним. Они поехали куда-то.       — Слушаю тебя.       — Погоди. Сейчас кофе возьмём, и я тебе все скажу.       — Этот разговор хоть стоит ебучей утренней бодрости?       Они резко въехали на парковочное место и остановились.       — Пойдём.       Эмир поплелся за Антоном к небольшой, почти пустой кофейне. Внутри Антон жестом указал на столик, Эмир тут же плюхнулся туда, продолжая кутаться в куртку, и принялся смотреть в окно. Ебучие жаворонки были уже повсюду: шли толпами в торговый центр, ведя своих визгливых спиногрызов развлекаться, толкались в автомобильном заторе на въезде, растаскивали гремящие продуктовые тележки. Антон сел напротив и поставил перед Эмиром бумажный стакан с американо.       — С двойной порцией эспрессо, — сказал он и отпил из своего стакана.       Эмир принюхался к аромату напитка.       — Ну, чего? Дома, как погляжу, не ночевал. Помятый весь.       — К делу, Эмир. Ты с химией не завязал до сих пор?       — А тебе чего? Жить скучно? — Эмир откинулся на спинку глубокого кресла.       — Мне из-за этих таблеток сейчас стало жить очень весело. На работе одна бетанская дрянь завела привычку совать нос не в свое дело. Очень этой дряни хочется меня с места подвинуть. И это всё — ерунда. Возня, недостойная внимания, если бы не одно «но». Догадываешься, какое?       — Тимчик, — Эмир скривил рот. — Тебя на него подцепили, что ли? Волнуешься? Сразу такой альфа-защитник униженных и оскорбленных, да? А не похуй, не?       — Не похуй, Эмир.       — Да брось. Тебя, кроме собственной репутации, в жизни вообще ничего никогда не ебало. Вот и сейчас ебать не должно. А Тимчик не сопля, сам выплывет. Не тут, так через полгода в другом месте. У него и карьера, и жена-бетка, и поголовье сопляков будет. Нахер ему полунищий альфа всрался? Сам прикинь его жизненные ценности.       — Я твоего совета не спрашивал, — Антон сверкнул глазами и переломил большим пальцем зажатую в кулаке деревянную палку для размешивания сахара. — Если я сказал, что мне не похуй, значит, это так.       — Усёк, положим. Чего хочешь?       — Чтобы ты сбросил весь товар прямо сегодня, потому что могут по твою душу из полиции прийти. И чтобы ты сам позаботился обо всех, кто может начать болтать о твоих делах. У нас в отделе есть такой Александр Васин, он — бывший студент-медик, обиженный Эвелиной Германовной за «неуд». Тим доложился, что этот парень в курсе, кто в меде химию твою производит.       — Понял. Васин, говоришь? — Эмир громко отхлебнул кофе. — Я этого суку знаю немного. Бездарь и прилипала. Кишка тонка что-то сделать.       — У него — да. Но с него только информация была и нужна. Свидетелем будет в твоем деле, если всё не прекратишь.       — Я стесняюсь спросить: а с хуя ли меня вообще вплели в вашу мышиную грызню? Можно подумать, вы там государственный бюджет пилите, а не нищеёбскую зарплату и святое место на насесте.       — Мы тебя не вплетали. А нашим противникам нужны рычаги давления на Тимура. Ну, и отчасти на меня. Хотя, на меня они тоже кое-что накопали. Зацепят вряд ли, но неприятные минуты доставят — это наверняка.       — Чего это Тимчик против бет пошел? Ты совсем ему мозг отконифолил?       — Я вообще ничего специально не делал, Эмир. Это было его полностью осознанное решение. Скажем так: я — справедливый лидер, а у Тима обострённое чувство справедливости. Я дал ему возможность сравнивать и выбирать.       — И трахнул. В мозг и в жопу. Молодец. Возьми с полки пирожок.       — Я не буду тебе говорить, что я не настаивал.       — …И что тебе совершенно не нравятся омегаподобные бетки. Знаю-знаю. Понравилось?       — И у меня серьёзные намерения.       — Понравилось, — Эмир захихикал в стакан.       Антон за напускной сердитостью прятал тревогу: она то и дело проскакивала в мимике. Он распотрошил уже пять салфеток, сложив обрывки кучкой на столе и примяв обломками двух деревянных палок-мешалок. Антон доламывал третью, челюсти были крепко сжаты, в глаза Эмиру он не смотрел с самого начала встречи.       — Вот чего, — Эмир съехал в кресле и устроился поудобнее, — я сделаю, как ты говоришь. Спасибо, что предупредил. Но у меня встречные условия есть.       — Какие?       — Если из-за тебя Тимчик вылетит с работы или попадется на крючок к этим вашим уебанам, то я это так не оставлю.       Антон засмеялся.       — Ты не ржи. Просто прикинь, что дело будешь иметь с очень-очень рассерженной Эвелиной Германовной. Она за Тимчика тебя сама в землю вкатает. И дубовый крест сверху голыми руками поставит.       — Угроза, достойная омеги, Эмир, — Антон улыбнулся и посмотрел Эмиру в глаза, наконец. — Условия приняты. Я рад, что ты о нём заботишься. Пойдём. Отвезу тебя домой и поеду к себе собираться на эти ваши семейные смотрины.