***
Их весёлые крики — вернее сказать, восклицания Кирка и визг Дэйва, едва за ним поспевавшего — разрывали тишину, отвлекали рабочих, которые за ними лезть, впрочем, не спешили — видимо, слишком мало им платили, чтобы они таким занимались, — до самого вечера. Они, может, самую малость устали, но останавливаться пока что не собирались. Мастейн, вопреки своим опасениям, почти не выдохся, не упал в обморок и не помер голодной смертью, хоть живот и отдавал неприятной резью, хоть и жгло в желудке. Не только, впрочем, там — горели мышцы, но назвать это болью было сложно; всё-таки ощущение было даже отчасти приятное. Одышку он перебороть не смог, но даже с ней, широко раскрыв рот и высунув язык, он мог осилить несколько вагонов на вполне приличной скорости; потом притормаживал и бежал дальше, дальше, дальше.... Он бегал по крышам в ботинках — это доставляло массу неудобств, но даже так он смог вырваться вперёд. Ветер надувал его шевелюру, поднимал пряди, хлестал ими по его лицу, по плечам; наскоро завязанный на поясе пиджак норовил остаться на покатой крыше, но не падал, — а если бы и упал, Дэйву было бы плевать; он был так счастлив, что даже не сразу заметил, что его вот-вот догонят... Догнали, повисли на плечах, обхватив ногами поясницу, сцепили руки перед его грудиной. Ему всё-таки пришлось остановиться, но Кирк слезать не спешил. Дэйв стоял на ржавом шифере и смотрел вверх, на него, жмурясь от солнца. Лучи грели его обнажённые плечи — как-то успела оторваться верхняя пуговица, оказались расстёгнуты ещё две. Его ладони держали Хамстера за икры. Он оказался совсем худым — его вес не доставлял рыжему дискомфорта. — Как тебе? — он наклонился, залез Дэйву в лицо кончиками кудрей. Тот сощурился. — Прекрасно. Чувство охватывает восхитительное, — для Дэйва оно было в новинку. Он игнорировал страх, игнорировал проблемы... Теперь ему всё было ни по чём. Кирк улыбнулся до ямочек на щеках, наклонился ещё чуть ниже, умудрившись держать при этом баланс, и прошептал: — Свобода, Дэйви, сво-бо-да. Рыжего вдруг осенило; в голове его родился коварный план мести за простуду, за мокрую форму, за тот инцидент с Луи... — Слушай, ты на ней будто помешан. Она так для тебя важна? — Хэмметт в ответ очень осторожно кивнул. — И ты никогда не пренебрегал свободой ради формальностей? — Нет. И не стану, — он попытался пожать плечами, но пошатнулся и благоразумно замер. — Она, знаешь, всего дороже. И этот его ответ Дэйва более чем удовлетворил. Он легко улыбнулся; внутри же торжествовал, предвкушая исполнение плана. Мастейн ещё покажет, какой он сообразительный, какой хитрый, какой непредсказуемый. Он — ровня Кирку, и последнему придётся в этом удостовериться. Может, это их поссорит, может, сблизит — один чёрт знает, но будь что будет. — Следующее желание за мной, верно? Кирк кивнул. Он достал коробку из сумки — даже с ней за плечами он умудрялся очень быстро бегать — и улыбнулся, поджав губы. Его, наверное, удивило, что Дэйв достаточно осмелел, чтобы взять его на слабо, и, судя по его взгляду, в его успех он не особо верил. А зря...2
15 ноября 2016 г. в 15:09
Дэйв долго не мог заснуть. Ворочался, почти даже успокаивался, а потом его занимали мысли — так случалось, когда он волновался; уже, конечно, было незачем — что сделано, то сделано, и остаётся только смириться с возможными последствиями, а всё равно не отпускало неприятное предчувствие, думалось, что с кем станет... Иногда проскальзывало и нечто хоть сколько-нибудь приятное — предвкушение встречи, перед которой следовало бы выспаться. Сном Мастейн, однако, пренебрёг.
Он постоянно поглядывал на циферблат будильника — стрелки ползли то быстрее, то медленнее, издавали щелчки, и когда часовая оказалась в двух часах от короткой, медной, при сношении с первой заставляющей часы орать блаженным звоном, он всё-таки не выдержал — вскочил и, потерев глаза, начал собираться. Утешала после бессонной ночи одна мысль — он точно придёт вовремя, и времени у них с Кирком будет предостаточно.
Он собирался тихо, несколько раз умывал лицо ледяной водой, не позавтракал, не глянул в окно, прежде чем выйти, и всё это было очень зря — с утра было пасмурно, прохладно, а он нацепил только лёгкую куртку, и теперь стоял на мосту, ёжась и согревая руки дыханием. Урчало в животе, подкашивались ноги, от монотонно вида текущей воды клонило в сон, но разом всех проблем не стало — за его спиной раздался знакомый металлический лязг.
Кирк держал в руках ту цветастую коробку и улыбался. Взгляд Дэйва сразу привлекли надетые вместо брюк джинсы с парой прицепленных на ткань значков — блестящих, с какими-то надписями на французском; взгляд не фокусировался, не позволяя их прочесть. Если верить наручным часам, которые рыжий на этот раз рискнул нести в зажатой ладони, до начала занятий осталось чуть больше часа. К Кирку они навряд ли пойдут, но его в таком виде не пустят за ворота школы, а если всё-таки и пустят — сразу отведут к завучам писать объяснительную, и ему очень повезёт, если при этом он умудрится не столкнуться с директором.
— Луи ведь не допустит тебя до занятий, — Мастейн указал пальцем на его ноги.
Кирк ухмыльнулся. Он посмотрел Дэйву в глаза, покрутив пальцем у виска.
— После вчерашней выходки нам лучше не появляться в школе неделю как минимум, — Хэмметт поймал на себе испуганный взгляд. Рыжий бы начал заламывать руки, но сил у него не было — он только стоял, не мигая, и прикусывал губы.
— Но... нас же отчислят? — голос его звучал тихо и хрипло; всё-таки он вчера благополучно простыл.
Хамстеру особого дела до этого не было — как казалось Дэйву, ему вообще было плевать, учится он где-нибудь или нет. Такое его отношение Мастейна почти выводило из себя, но вместе с тем о чём-то это всё-таки говорило: Кирк был бесстрашен, самоуверен, Кирк знал, что делает, и делал всё для себя. Хорошие качества, но люди, ими в полной мере обладающие, как знал Дэйв, очень плохо кончают.
— Если уже не отчислили, — он пожал плечами и махнул рукой, снова улыбнувшись.
Его, должно быть, забавлял растерянный вид Мастейна: тот стоял перед ним в помятой, едва успевшей высохнуть рубашке, небрежно завязанном галстуке, узел которого болтался ближе к левой его подмышке, брюках, покрытых сухими разводами, между тем одной рукой стараясь управиться с растрепавшимися волосами, завившимися от влаги в совсем мелкие кудри. На голове у него творился хаос, причём весьма очаровательный; а судя по тому, как вторая его ладонь подпирала собой щёку, внутри головы творилось то же самое. Видимо, расписанная по графику неделя внезапно обратилась в один пустой пункт. Впрочем, Кирк не позволил бы ему заскучать, даже если бы Дэйв был против.
Он задумался, и потому не сразу заметил, что его тащат за руку по набережной. Он особо не сопротивлялся, но затянувшееся молчание его смущало, и он решился спросить:
— Куда мы идём?
Кирк указал рукой в сторону порта. Рядом с особо крупным бетонным зданием расположились гаражи, протянулись на пару десятков рядов товарные вагоны и огромные, размером с комнату, а то и небольшую квартиру, контейнера.
— Боишься высоты? — Хамстер спросил как бы невзначай, и Дэйву уже от этого стало не по себе. Судя по улыбке первого, он заранее знал, как тот ответит.
Взгляд рыжего был прикован к асфальту, кончики указательных пальцев сомкнуло в немом стеснительном жесте.
— Нет, — ложь, наглая ложь. Он порою боялся выглядывать из окна, если оно находилось выше третьего этажа; слишком часто у него кружилась голова, слишком часто случалась одышка... Наверное, по нему и без того было видно, что он страшится всего и вся, и от этой мысли ему стало даже самую малость обидно: предсказуемость — ужасная черта, и ничего — и никого — хорошего она собою не метит.
— Тогда догони меня.
Кирк лихо взобрался на вагон и побежал, скользя подошвой кед по шиферу. Побежал в багровеющее небо — отходила ночная синь, проступали лучи, но казалось, будто сейчас не рассвет — закат; казалось Дэйву, по крайней мере. Наверное, только сейчас для него закончился вчерашний день — сейчас, когда исчезли проблемы, им причинённые, пусть даже и не полностью, пусть и грозили в недалёком будущем усугубиться. Они, быть может, просто встали на периферию событий, и пусть обязательно стались бы — сейчас Мастейн о них забыл.
Он начал рваться к небесам, но до чего сложно было ему, усталому и голодному, подтянуться на лестнице, приваренной к вагону...
— Что, Дэйви, слабо? — его крик почему-то задевал, и злило искажённое имя, и вообще...
Да, он его злил, но злил безобидно, ради, можно сказать, благой цели. Вспыльчивый рыжий даже готов был содействовать — взъелся, тоже без злого умысла, и напрягся, и взялся за вторую на лестнице перекладину. Теперь дело было за малым, и он, довольный своей маленькой победой, воскликнул:
— Не слабо.