Go Under

***

Хела — обновленная, из пепла выточенная, другая — смотрит насмешливо-насмешливо, взмахом руки манит подойти ближе, но он же не полнейший дурак, чтобы верить в хороший исход уравнения, в котором они оба идут константами гибели всего живого. — А ты изменилась, лапа. Не претензия, не игра, лишь сухая констатация факта, от которой почему неприятно зудят кончики пальцев. В этом аду непривычно холодно, нет вездесущих Теней и вычурного трона из чьих-то костей; Джон невольно ежится, липкое чувство то ли разочарования, то ли злости отгоняет из мыслей старательно. Эта Хела не оценит истерик и разговоров на грани. Эта Хела вряд ли оценить даже его самого. — Лишь отчасти, Константин. Или же лучше Джон? Хела — еще более темная, смертоносным огнем сверкающая вдоль вен — сама делает шаг навстречу; магический меч совсем не эфемерной тяжестью царапины прочерчивает на полу острием совсем-совсем рядом с ним. — Лучше скажи, зачем я здесь. Не улыбок ради же ты меня вновь втащила в свой ад. У нее до нелепого много эмоций и страсти для олицетворения смерти — ирреальность происходящего хорошим ядом-паралитиком расходится по линиям его жизни. Смешко до истерики, но Джон скучает по прежней — холодной, жестокой, своей — Хеле. Эта Хела — безумная, в едко-зеленом огне все еще горящая — словно искаженная осколками битой амальгамы версия /его/ Богини Смерти. Все еще пробирает холодом по разъехавшимся ребрам, но не так сильно, не так глубоко забирается за клетку хрупких костей одним только взглядом. Константин усмехается неискренне, прикуривает сигарету и ждет, что же будет дальше. В конце концов, он всегда успеет спасти свою шкуру, а отыскать свою богиню в этом подобии отчего-то невероятно важно.