Какого чёрта?

Ян зашипел от боли, резко отдёргивая руку от полоски солнечного света, лившегося в комнату через небольшое отверстие между занавесками, которые неугомонный Йенс так неосторожно раздвинул. Знал же, мелочь поганая, что Ян не выносит свет, так зачем было открывать? Что он там увидеть надеялся? Пришлось сильнее забиться в угол комнаты, забираясь на односпальную кровать с ногами и сжимаясь в комочек. Только глаза видны остались, и Ян неустанно злобно буравил ими лучшего друга, которому, в отличии от вампира, от солнечного света было ни холодно, ни жарко. - Йенс, мать твою! – рыкнул чистокровный, швыряя в парня подушку. Не будь он вампиром, удар получился бы не таким сильным, а так голова Йенса заметно мотнулась в сторону. Тот наигранно болезненно застонал. - Прости, старик, я забыл совсем, что тебя беречь от солнышка нужно, не то ты рассыплешься трухой, - с ехидцей заметил Йенс, задёргивая шторы и садясь рядом с другом на кровать. – Выдохни уже, окно занавешено. - Спасибо, капитан очевидность. Без тебя бы не заметил, - в тон ему ответил Ян, расслабляясь и позволяя себе сползти с этой маленькой, пропахшей пивом кровати. И как на такой спать, вообще, можно? Фу, мерзость какая! – И почему из-за тебя я постоянно оказываюсь втянут в какое-то дерьмо? Ты нормально жить можешь? Не ища приключений на задницу? Парень задумчиво почесал подбородок, шипя, словно кот, когда длинные пальцы неосторожно коснулись наливающегося синевой места удара. Подарок от одного из местных придурков, сколотившего свою маленькую банду, состоящую из выпивох и дегенератов, которые считали себя законом в данной части города. Йенс таких терпеть не мог и нарывался на них постоянно совершенно специально, чтобы позлить и подраться. Ян никогда не мог понять, почему этот придурок так настойчиво ищет любой повод для того, чтобы оказаться избитым? Родители Йенса приставили Яна к парню только лишь за тем, чтобы чистокровный охранял их неусидчивое чадо и не позволял тому находить приключения на задницу. Что ж, миссию свою Ян давно уже провалил, потому что Йенс как приходил, так и приходит в особняк избитым. Раймунд и Марлен пытались сделать какой-то выговор обоим, но Яна от обязанностей телохранителя не отстранили. Что-то подсказывало вампиру, что сам предмет охраны поспособствовал. - Нет, наверное, - наконец ответил он, изображая полнейшую сосредоточенность и серьёзность. – Я же не Эрих, так что быть примерным сыном не могу по определению. Эта роль у нас в семье ему досталась. Ян недовольно тцкнул, потому что лишь одно упоминание младшего брата Йенса приводило его в полнейшее бешенство. Он терпеть не мог этого примерного мальчика, кажущегося всем таким золотцем, что с него едва ли не весь клан пылинки сдувал. Конечно, а как же ещё? Умница, учится в архитектурном на третьем курсе, практически с отличием, а Йенс бросил на середине первого, потому что ему стало скучно и было «слишком много домашки». Красавчик, каких поискать, хотя – это чисто мнение Яна – Йенс был куда как привлекательнее своего смазливого и сахарного младшего брата. Он был более сексуален и горяч, хотя никогда не старался акцентировать на этом внимание. Скорее всего, сам об этом не догадывался. А ещё, что больше всего бесило Яна, Эрих казался слишком уж добрым и заботливым, постоянно бросался всем на помощь и ничего не требовал взамен. Ну просто Мать Тереза какая-то! Такие люди, чаще всего, могут запросто воткнуть нож тебе под лопатку, когда ты от них этого меньше всего ожидаешь. Не верил Ян таким людям и с удовольствием бы перегрыз младшему горло, но был уверен, что Раймунд с Марлен, да и Йенс – чего уж там – по головке его не погладят за такое. Слишком уж Эриха холили, лелеяли и любили. И больше всего – Йенс. А вот это уже чересчур сильно выводило Яна из себя. - Если ты сейчас начнёшь, как обычно, перечислять достоинства своего брата, я тебя убью, - прорычал Ян предупреждающе, обнажая сверкнувшие в полумраке комнаты зубы. Скрывать от друга свою неприязнь к его брату он не собирался. Йенс поднял руки в знак капитуляции. Он прекрасно знал, как Ян ненавидит Эриха, потому старался говорить о нём в присутствии друга как можно меньше, хотя и не понимал причин такой сильной ненависти. - Ладно-ладно, как скажешь, только не заводись, - парень улыбнулся. Делал он это настолько редко, что Ян на пальцах пересчитать все его улыбки мог. Йенс не любил показывать настолько «оголяющие» человека – как он всегда выражался – чувства. Даже при Яне, которого знал практически с пелёнок. – Я хочу есть, так что пойду проведу ревизию холодильника. И он махнул рукой, скрываясь в дверном проёме. А Ян тяжело вздохнул, презрительно осматривая маленькую комнатушку на восьмом этаже общежития, где им придётся коротать время до заката, когда они смогут, наконец, вернуться в особняк. Комнатушка принадлежала кому-то из давних знакомых Йенса в универе, учитывая, что туда он не ходил уже полтора года. Парнишка настойчиво отказывался помочь, когда они заявились к нему все перепачканные в крови и грязи, но клыки Яна у горла не позволили ему сказать «нет». Вот потому-то теперь они вдвоём ютятся в этом пристанище неудачников-студентов, полностью соответствовавшем типичной холостяцкой берлоге. Везде валялись не убранные в шкаф вещи, висящие на спинках стульев, лежащие скомканной кучкой на кроватях, постели были не заправлены, на некогда белых простынях – пятна от чего-то жирного, в клетчатых тапочках торчат чёрные, заношенные носки. Тарелки и чашки, покоящиеся где угодно, только не на кухне в раковине. И эта до ужаса тошнотворная смесь запахов пота, пива и дешёвого одеколона. И как, скажите на милость, можно быть настолько свиньями? Неужели так лень поднять задницу и банально отнести тарелку на кухню или комнату проветрить? Не желая проводить время в компании стайки шугающихся по углам тараканов, которых Ян успел заметить краем глаза, чистокровный поднялся со скрипнувшей проржавелыми пружинами кровати и направился на кухню, где Йенс слишком громко шнырял по холодильнику и что-то мурчал себе под нос. Настроение у него явно было лучше некуда. На пороге пришлось замереть и зажмуриться, потому что вся кухня была залита ярким полуденным светом, а на полу подрагивал солнечный квадрат. Ян бросил на него презрительный взгляд, словно бы это он был виноват во всех бедах современных вампиров, и громко кашлянул, привлекая внимание вздёрнутой кверху задницы Йенса. Парень мигом разогнулся, держа в зубах палку колбасы, и многозначительно посмотрел на Яна, который в свою очередь так же многозначительно смотрел на бьющий через стекло свет. Глаза у него при этом слезились. Йенсу ничего говорить не нужно было, он и сам догадался. В один прыжок добрался до окна и дёрнул занавеску, погружая комнату в полумрак. После чего он чинно уселся за замусоренный крошками стол, брезгливо смахнул их на пол и стал раскладывать продукты на бумажное полотенце. Видимо, убраться ему было лень. Ян сел напротив, смотря на то, как ловко Йенс нарезает колбасу и помидоры колечком и складывает их кучкой, дожидаясь, пока подрумянится хлеб в непонятно откуда взявшейся тостернице. Получившиеся бутерброды выглядели аппетитно, да и пахли вкусно, жаль только, что убедиться в их соответствии своему внешнему виду Ян не сможет, потому что чистокровные вампиры не чувствуют вкуса еды. Хотя, Яну хотелось бы попробовать. Не только бутерброды, потому он не понаслышке знает о кулинарных талантах Йенса от полукровок из их особняка. Они два дня были в, так сказать, «загуле», и Йенс ничего не ел всё это время. Так что сейчас набросился на бутерброды, как только что родившийся вампир на пакет с кровью. Он поглощал еду быстро, практически не жуя. Ян слышал лишь, как он чавкает и шумно глотает. - Медленнее, а то подавишься, – предупредил чистокровный, откидываясь на не совсем удобную спинку деревянного стула и неотрывно смотря на Йенса. Ему нравилось наблюдать за ним, пока он ещё человек. Совсем скоро им уже не будет. Они будут почти равными, хотя Ян всё равно останется сильнее друга, поскольку он один из чистокровных. Ну, это и хорошо, потому что должен же кто-то прикрывать задницу этого непоседы, который не оставил детские замашки даже на пороге второго десятка. - Ну, ты же меня спасёшь, - Йенс проглотил очередной кусок и принялся снова увлечённо жевать. В уголке его рта остался след от майонеза, который вёл мысли Яна совершенно не в том направлении. Пришлось вампиру себя отдёргивать. Он всего лишь немного голоден, потому что потерял больше крови, чем положено, закрывая Йенса от психованных малолеток с ножами. С ним такое часто бывает. Переживёт. - Мамашки, как ше вкушно, - промямли парень, уплетая последний бутерброд. – Никогда не фумал, фто буду так радовашша буфербфодам. - Ты обчистил чужой холодильник, - любезно напомнил Ян, ухмыляясь. На него лишь махнули рукой, с удовольствием проглатывая последний кусок и удовлетворённо запрокидывая голову назад. - Такое чувство, будто ты не ел тут, а тебе, как минимум, минет сделали. - После двух дней еда – это почти тоже самое, что и минет. Но если ты предлагаешь… Да Ян бы не против предложить, только вот ничем хорошим это не закончится. Сейчас он голоден, а кровь Йенса частенько весь особняк с ума сводит, когда тот умудряется пораниться или же приходит домой весь в крови, чтобы покрасоваться. Молодняк в такие моменты готов на стену лезть, потому всех их запирают в подвале, чтобы не учуяли, а Йенса – в мансарде, но его запах и оттуда доносится. У младшего не так сильно пахнет кровь. Можно сказать, она вообще не пахнет. Пресная, словно вода. - Я тебя сожру, если попытаюсь, - Ян сказал это будничным тоном, словно это в порядке вещей, и Йенс должен это понимать. И тот, кажется, понимал, но брови удивлённо всё равно вскинул. - Да мне не жалко, - пожал плечам он, кончиками пальцев чувственно оттягивая ворот чёрной рубашки, порванной у самого низа. Сливочного цвета кожа шеи привлекла к себе взгляд Яна, а кровь, бьющаяся в венах, шумом отдавалась в его ушах. Вампир был непозволительно голоден. – Я провинился, позволив тебе подставиться так сильно, так что вполне справедливо будет тебя накормить. Баночки с кровью ведь разбились, я так понимаю? Врать было бессмысленно, потому что Йенс легко может пойти и проверить рюкзак, чей низ пропитался вытекшей из тары кровью. Поэтому Ян просто кивнул в знак согласия и посмотрел на друга, чьи глаза горели азартным огоньком. Сдерживать жажду было трудно, но Ян был научен опытом стольких сотен лет, прожитых на этой земле. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и отвлечься от стука крови в чужих венах, надеясь, что запах, пропитавший даже стены в захудалой комнатушке общежития, поможет ему справиться с голодом. Не помог, потому что Йенс – сволочной провокатор. Совершенно безмозглый идиот, не думающий о последствиях. Взяв со стола кухонный нож, он провел им по нежной коже на горле. Хватило лишь небольшого нажатия, чтобы из образовавшейся ранки мелкими каплями выступила кровь. Её запах, так знакомый Яну, сладковато-горький, приятный до дрожи, мгновенно заполнил комнату. Чистокровный неосторожно глубоко вдохнул и едва не зарычал, потому что одного этого запаха хватило, чтобы помочь его крыше попрощаться с владельцем. Не видя иного выхода из ситуации, Ян подскочил с места и рванул в комнату, стараясь скрыться от Йенса и его дурманящей крови, но этот ублюдок прошмыгнул за ним, наплевав на инстинкт самосохранения, который у него, впрочем, отсутствовал с рождения. Ян никогда не мог понять этой его мазохистической погони за тем, что может причинить ему боль. Этот парень ведь терпеть не может, когда ему больно, так зачем он всякий раз делает так, чтобы оказаться на волосок от смерти и испытать как можно больше боли? - Ты конченный псих, – резюмирует Ян хрипло, сжимая пальцами собственное горло и впиваясь в кожу когтями, думая, что боль поможет усмирить жажду. Это не срабатывает, потому что Йенс слишком близко, слишком много его запаха, а голод после ран слишком силён. Неужели парень не понимает, что Ян может его убить, и он так и не попадёт на свою церемонию обращения через несколько часов? Никогда не сможет стать таким же, как Ян, кем он и хотел стать долгие годы. - Убирайся, Йенс, по-хорошему тебя прошу, - Ян готов был умолять, потому что этот взбалмошный и никому неподвластный идиот был единственным, кому боль причинять не хотелось. - Научи меня, - горячо прошептал парень, оказываясь ещё ближе, почти дыша Яну в губы. – Укусы причиняют не только боль, верно? Научи меня, как это нужно делать. Думаю, мне будет полезно, особенно через пару часов. - В таком состоянии я не смогу. Я тебя убью, кретин! – чистокровный готов был ругаться настолько грязно, насколько хватит словарного запаса. Йенс ведь не тупой, но неужели не видит? - Давай, Ян, я тебе доверяю, - кажется, этот психопат не собирался останавливаться. Он всегда получал желаемое, а Ян всегда позволял ему всё, чтобы это желаемое получить. Кажется, сейчас он тоже готов сдаться и позволить себе сделать то, к чему его неустанно ведут. Открытая шея с сочащимся кровью порезом была слишком близко. Ян судорожно вздохнул, наблюдая, как алые капли медленно собираются по краям и скатываются вниз, к ключице. И он понял, что не выдержит. Повалив парня на кровать, Ян навис над ним, удерживая руки в стальной хватке, после которой на запястьях останутся синяки, и широким движением языка слизал тонкую кровавую дорожку. Йенс под ним вздрогнул и, казалось, задержал дыхание. Выжидал, позволял. Своего он уже добился, так что может расслабиться и получать удовольствие. А он знал, что оно ему обеспечено. - Если ты ждешь от меня ещё и секса, то, надеюсь, не забыл, что я не могу делать это, как люди, - медленно выдыхая, напомнил Ян. - И так нормально. Просто делай то же, что и со своими жертвами, - голубые глаза Йенса потемнели, а его чёрные волосы выбились из хвоста и разметались по подушке. Ян оскалился в предвкушении. Раз тот так хочет, то почему бы и нет. Уж как-нибудь сдержаться он точно сможет. Постарается лишнего не взять. А Йенс прикрыл глаза, ненавязчиво расстёгивая тонкими пальцами рубашку, чтобы не мешалась. У него едва заметно дрожат руки, значит он не так уж и не боится. Ян останавливает его и сам снимает ненужную вещь, отбрасывая её куда-то в угол. Рассматривает тяжело дышащего под ним парня, закрывающего лицо согнутой в локте рукой. Яну это не нравится, потому что ему хочется смотреть в темнеющие от желания голубые глаза. Парень не противится, когда чистокровный заводит его руки поверх головы и прижимает оба запястья к кровати, удерживая свой вес на коленях и свободной руке. Йенс по-прежнему не открывает глаз, закусывая губу и прерывисто дыша, хотя его ещё толком и не касались. Кажется, его ведёт только лишь от предвкушения. - Глаза открой, - просит Ян, наклоняясь к самому уху брюнета и глубоко втягивая носом запах крови и чужого тела. Йенс, почему-то, всегда пахнет чем-то, похожим на малину. Не приторно сладко, а немного с кислинкой. Парень послушно приоткрывает подрагивающие веки и смотрит на друга слегка мутными глазами. В них выражается неприкрытая мольба, хотя Йенс терпеть не может просить. Видимо, он долго этого ждал. Спешить не хочется, потому что Ян имеет привычку растягивать удовольствие. Когда это возможно, конечно. Иногда всё получается не так, как хочется. Сейчас, кстати, тоже, потому что от недостатка крови сводит всё внутри, жжётся, словно раскалённую кочергу внутрь засунули. Это невыносимо, да ещё и горло горит, раздирает. Зубы выдвигаются против воли, режут губы. Кровь капает Йенсу на шею, смешиваясь с собственной кровью парня, пачкая кожу. Ян наклоняется, ведя носом по коже, ощущая жар, словно у Йенса по венам не кровь бежит, а кипяток. Он чувствует каждую пульсацию вен, слышит бешеный стук сердца, хриплое, постепенно сбивающееся дыхание. Йенсу уже невыносимо жарко, он ёрзает, но не произносит ни слова, не пытается что-то изменить. Он никогда не играет по чужим правилам, но сейчас он получает ценный урок, так что Ян почти видит, как парень мысленно наступает на горло своей гордости. Хотя смотрит Йенс с вызовом. По крайней мере, до того момента, когда Ян широко лижет его шею, ведя языком к уху, прикусывая мочку. Он захлёбывается стоном, кусает губу и запрокидывает голову, доверительно открывая доступ к шее. И Ян польщён этим доверием. Клыки мешаются, постоянно царапая кожу до крови, оставляя тонкие ранки, сочащиеся алым. Густеющий запах врывается в ноздри с каждым вдохом. Но Ян держится, не срывается, лишь позволяет себе слизывать капли с кожи, слегка покусывая, но не вонзая клыки полностью. Рано ещё. Он отпускает руки Йенса, а тот даже не замечает, мыча что-то приглушённо, боясь сорваться на позорный для него стон удовольствия. Яна это выводит из себя, потому он довольно грубо ведёт рукой вниз, к краю джинсов, глубоко царапая кожу когтями и размазывая кровь подушечками пальцев. Когда рука накрывает колом стоящий член через ткань штанов, Йенса едва не подбрасывает, но Ян сильно удерживает его за плечо, не давая особо дёргаться. Он смотрит, так горят в полумраке голубые глаза, как судорожно вздымается покрытая разводами крови грудная клетка. И его самого ведёт от происходящего. Хотя до этого ни с кем так не вело. Никогда. Возиться с ремнём и пуговицами не хочется, потому Ян просто срывает джинсы, слыша противных треск толстой ткани. (В чём потом Йенс пойдёт, его не особо заботит.) Обхватывает твёрдый ствол пальцами и быстро двигает рукой, почти больно, подводя Йенса к черте. Тот, как ни старался, не смог удержаться от крика. Его голос эхом разнёсся по пустому блоку и мгновенно затих. - Молодец, кричи, - ласково поощряет Ян, продолжая жёстко надрачивать, стараясь не зацепить когтями чувствительную плоть. Наклоняется к животу парня, щекоча кожу дыханием, и кусает. Не глубоко, но достаточно для того, чтобы сделать пару глотков. И пьёт он не торопясь, вытягивая кровь мучительно медленно, выталкивая жидкость языком. От слюны ранки затягиваются, но клыки раздражают их снова, принося тягучую боль и жжение. Йенс чувствует, как кровь покидает его тело, место укуса горит, кажется, сейчас оплавится кожа и почерневшими кусками обвалится на простыни. Всё печёт, ощущения усилены до предела, словно бы это сделали специально. Человек не может чувствовать всё так: остро, больно и одновременно ярко. Такое чувство, что сейчас от всего этого просто разорвётся мозг. Будто бы закипит кровь, фонтаном вырываясь наружу. Йенс не привык просить, но сейчас почти готов. Он понимает, что скоро кончит, чувствует, как развязывается тугой ком где-то внутри, как эти чёртовы бабочки готовы прогрызть плоть и роем вырваться наружу, но Ян больно сжимает напряжённый член у основания и снова кусает, только уже выше, обхватывая губами сосок. На это раз глубже и резче. Боль пронзает тело, мгновенно сменяясь жаром и желанием, раскалённым металлом разливающимся внутри. Так горячо, что почти больно. Словно бы внутренности горят жидким огнём. Парень уже ни о чём не задумывается, прогибается так, что вполне может сломать позвоночник, и приоткрывает губы в беззвучном крике. Или хрипит, надрывно и низко, потому что на большее его не хватает. Лёгкие горят, не давая даже шанса сказать хоть что-то. Ян присасывается так, что кажется, будто с кровью все силы покидают тело. Отпускает так же внезапно и смотрит на Йенса. Его губы и клыки окрашены алым, и это выглядит устрашающе, жутко. Вампир довольно облизывается. Поднимается к шее, снова трётся носом, словно пёс, и безжалостно вонзает клыки в бьющуюся венку. На этот раз Йенс хоть и не может, но кричит, срывая горло. Кричит так громко, что его услышала уже вся общага. А ему плевать. Он просто ничего не соображает. Мозг отказывается работать из-за жара. Кажется, он расплавился нахрен. На этот раз пьёт Ян жадно, глотая кровь крупными глотками. Она толчками вырывается из тела, отзываясь импульсами по коже, вызывая дрожь. Йенс уже почти отключается от тягучего удовольствия и невозможности кончить. Его ведёт, перед глазами расплываются разноцветные круги, он хрипит и часто дышит, опаляя собственные пересохшие губы горячим дыханием. Вцепляется Яну в алые вихры и тянет вверх, пытаясь оторвать вампира от себя. Тот понимает, что парень скоро потеряет сознание, потому осторожно извлекает клыки из шеи, зализывая укусы, и возобновляет движения рукой. Всё так же грубо и быстро, надавливая большим пальцем на головку и дыша Йенсу в ухо. - Давай же, кончай, - шепчет он, оттягивая мочку, и последний раз двигает рукой. Йенс конвульсивно дёргается, словно к нему подключили проводки с бегущим по ним током, хрипит, облизывая пересохшие и пекущие губы, и кончает, заляпывая белесой жидкостью свой живот и ладонь Яна. Тот ухмыляется, как кот, обожравшийся сметаны, и склоняется к парню, чтобы провести прохладным языком по губам. - Понравилось? – смотря на обдолбанное, как у наркомана, выражение лица Йенса, Ян не мог не подумать, что удовлетворить парня ему всё же удалось. Правда, после такого сокрушительного и сильного оргазма приходить в себя он будет долго. Ну, судя по свету, пробивающемуся сквозь занавески, времени у них ещё достаточно. Надо только кровь смыть, а то бедные студенты инфаркт схватить могут. Ян потом с этим разбираться не собирается. Оно ему надо?