Отношение

— Нет… Тяжелые ладони ложатся на плечи, заставляя ноги подгибаться. Это продолжается уже несколько месяцев, и каждый раз ужас сковывает колени, лишает воли, заставляет испуганно блеять, прикрывая глаза. Что угодно, лишь бы не видеть жадного взгляда алых глаз, лишь бы не слышать хриплого дыхания. — Прогнись, травоядное! Хриплый приказ, в общем-то, и не нужен. В прошлые разы Тсунаеши пытался сопротивляться и получил сполна за непослушание, теперь он покорно прогибается в пояснице, встает на носочки и запрокидывает голову, открывая беззащитную шею. Шершавая ладонь небрежно проходится по отчаянно бьющейся жилке. Юноша скулит от страха и ожидания боли, а высшее существо наслаждается чужими страданиями, даже оттягивает ради этого момент насыщения. — Хибари-сан, пожалуйста… Бесполезные мольбы, они лишь раздражают уши. Одной рукой Кея сжимает беззащитное горло и тащит парня за собой. Усаживается на удобный диван, заставляя парнишку опуститься на коленки. Так дрожи будет гораздо меньше, да и пищу необходимо принимать в комфортных условиях, не так ли? — Хибари-сан, не надо… Он уже надоел своим нытьем. Кея давно убил бы этого слезливого мальчишку, если бы не притягательный аромат крови, подобного которому больше не было в городе. Глупый, никчемный подросток пах для вампира так, словно по его венам текла не кровь, а амброзия; попробовав изысканное лакомство однажды, Кея больше не смог от него отказаться. — Ааа, — тихий стон, наполненный болью, пронзает кабинет Главы Дисциплинарного комитета, но Хибари это мало волнует. Он не думает о том, что причиняет боль, когда впивается в беззащитное горло своей жертвы, он не беспокоится, сколько крови выпьет, и как Саваде Тсунаеши добираться потом до дома. Кея смакует свою пищу, наслаждаясь каждым глотком, насыщаясь сразу на месяц вперед. Хибари пьет живительную влагу и чувствует, как к нему приходит сила, как мир предстает в новом свете. Здесь, в Намимори, он становится могущественнее, чем кто-либо, каждая клеточка его тела пела от восторга… — Свободен, — насытившись, Хибари пинком отшвыривает от себя ослабевшее тело. Грузно упав на пол, Тсунаеши сжимается в клубок и мучительно стонет, послушно стараясь убраться из кабинета. Он знает, что Хибари Кея не побрезгует пустить в ход тонфа, если Савада не уберется с его глаз немедленно. Движение, еще одно — слишком больно, слабость сковывает тело, сознание спутанное, перед глазами все плывет. — Хи…-са… — нет сил даже выговорить имя. — Тч, — с раздражением выплевывает из себя Кея, недовольный, что ему приходится после еды заниматься таким неблагодарным делом, как уборка. Попинав безвольное тело и удостоверившись, что Савада не притворяется, Хибари поднимает голову мальчишки за волосы и недовольно осматривает кровоточащие следы от укуса. Нехорошо: драгоценная влага не должна уходить просто так, так что Хибари достает из специального ящика пластырь и небрежно наклеивает его на горло Савады. После этого Кея хватает парня за шиворот и отволакивает его в ближайшую подсобку: туда все равно никто не заглядывает годами, и там парень сможет отлежаться, пока не соберется с силами настолько, чтобы встать и уйти домой. Все же сегодня Кея перестарался, это признает даже он сам. Однако парень с каждым разом отдает ему все более вкусную кровь, неудивительно, что Хибари не замечает, когда пора остановиться. «Нужно будет сказать Кусакабе, чтобы тот не запирал на ночь выход из школы», — решает Хибари, приступая к своим делам. Он сегодня добрый, и у Савады Тсунаеши будет шанс уйти из школы через дверь на случай, если он не очухается до окончания уроков. Тсуна, сжавшись в клубочек, плачет, небрежно брошенный в старый чулан для ведер. Ему холодно, кружится голова, а еще боль пронзает каждую клеточку его тела. Тсунаеши думает, чем он так провинился, что вынужден терпеть подобные мучения каждый месяц, и не может найти ответ. Лишь ближе к утру Савада смог кое-как подняться и, держась за стены, добрести до выхода из школы. Свежий утренний воздух немного взбадривает юношу, и он находит в себе силы дойти до дома. К счастью, ему везет, и по дороге он не встречает грабителей или кого-то вроде того. Вообще, город пуст перед рассветом, Тсунаеши встречает только высокого юношу, который с интересом провожает его взглядом. С замиранием сердца Савада вдруг замечает, что глаза у юноши чуть светятся красноватым, но проходит миг, и видение рассеивается. С облегчением Тсуна думает, что во всем виноват свет от фонаря, и бредет дальше, благо, до дома осталось совсем немного. Савада совсем не замечает заинтересованного взгляда юноши, которым тот провожает Тсуну до самой калитки. Добравшись до своей комнаты, Савада, не раздеваясь, падает на кровать, и спит почти двое суток, отбиваясь от забеспокоившейся матери и игнорируя настойчивые звонки друзей.