Неспешно в стихи заплетаются строчки, По карте блуждают горячие точки, Все двери открыты, распахнуты окна, Зима обещает быть очень жестокой.
Их отношения были самым сказочным, что было у обоих. Юнги, обычно скрытный и холодный, дарил теплые взгляды своему ангелу и чуть сжимал маленькие пальцы в поддержке. Все говорили, что лучше Чимин никогда не выступал. А юноша просто полностью отдавался новому чувству, которое никто не был готов озвучить вслух. Юнги не верил ему, боясь отравиться жутким послевкусием, а Чимину слов и не нужно было. Он передавал свое тепло через движения, прикосновения и улыбки, которые принадлежали персональному демону, коварно приковавшему его несчастную душу себе. Внезапно неизвестная никому Муза обрела серебристые волосы и пронзительный взгляд черных глаз. И Пак готов был поклоняться ей безоговорочно. Юнги же стал их личным летописцем. Каждый день наполнялся красками, многообещающими вздохами и яркими объятиями, где не было места словам. Они рождались уже на бумаге, рифмованные настолько причудливо, что никто не мог бы сказать лучше. И между каждой строкой — невероятная нежность, граничащая с незамутненным влечением. Тандем душ и тел. — Хён, почему ты всегда настолько спокойный? — как-то не выдержал Чимин, которому была неведома тишина, ведь он с головой погружался во все. В нем жизнь била ключом, находя выход в танцах и их отношениях. Точнее, в их отношениях, а потом уже танцах, ведь Юнги стал центром его маленькой вселенной. — Потому что я… — задумался Мин, листая свой потрепанного вида блокнот, — наверное, я на все смотрю со стороны. Так легче — казаться отстраненным. И Чимину нечего было возразить, потому что он действительно таким был. С холодным рассудком и трезвым умом. Никаких поблажек себе или окружающим. Все выверено до миллиметра. — Ты следишь за развитием жизни, — протянул восприимчивый ко всему юноша и грустно улыбнулся. Даже сейчас, когда они только вдвоем, Юнги не был рядом, он со стороны глядел на все эмоции Чимина, читая того как раскрытую книгу. — Я не живу, а слежу за собственной жизни развитием, — усмехнулся парень и раскрыл блокнот на чистой странице, тут же записывая пришедшую на ум строку. Скорее всего, из нее вырастет очередной шедевр, а Чимин все так же будет пытаться достигнуть своего хёна, раз за разом проигрывая в этой борьбе. И в этом их личный предел.***
Конец наступил внезапно. Это случилось зимой, когда Чимин пришел домой и понял, что Юнги нет. И пусть двери и окна были закрыты, он почувствовал невероятный холод, как будто все было нараспашку. Или это его душа покинула тело? Не было никаких оправданий, долгих прощаний и слез. Демон не обязан отчитываться за свои действия. Только где-то глубоко внутри болью отзывалось каждое движение. Словно яд разливался по телу вместе с кровью, отравляя весь организм. Они ведь взрастили в себе не чистые и искренние чувства, а нечто, что так и не поддалось объяснению.* И лишь на столе лежал лист бумаги, где размашистым почерком Юнги были выведены строки, кровоточащие в груди Пака всю оставшуюся жизнь: «В табачном дыму, за спиртных напитков распитием Я не живу, я слежу за собственной жизни развитием.»