Кража

      Такой взгляд Беллами уже видел. Тогда, после убийства Уэллса. Только в тот раз Мёрфи смотрел на самого Беллами. И точно так же в его глазах насмешка медленно сменялась неверием и непониманием, а потом проступило ледяное осознание. Тогда Беллами предпочел не заметить, позволил себе не осознать этот взгляд, хотя был уверен, что Мёрфи не виноват. Но сейчас он не мог просто отвернуться.              ***              О кражах утром на Совете сообщила Эбби. Ровным голосом, с ничего не выражающим лицом она сказала, что со склада лаборатории по производству лекарственных препаратов пропадают антибиотики.       Полноценное производство они смогли наладить не так давно, и запасы были не настолько велики, чтобы не заметить пропажи. Эбби и Джексон несколько раз все перепроверили. Это не было упущение системы учета. Это не была незапланированная трата. Это не было «я нечаянно не туда положил упаковку».       Сам по себе факт не уникальный — и раньше, еще в космосе, такое случалось, искоренялось, каралось, но было частью жизни. Однако после всех перемен, после превращения людей с Ковчега в Скайкру — из единственной надежды человечества на выживание в один из многих кланов землян, — после того, что все они пережили, после междоусобиц, непонимания, бунтов и примирений, после того, как они наконец нашли общий язык и сплотились, как единое целое, — это был первый случай воровства у своих. Первое преступление, не объяснимое ни войной, ни протестом против власти, ничем, что можно было бы считать форс-мажорными обстоятельствами.       Оттого так каменела лицом Эбби, сообщая об этом происшествии, оттого так ходили желваки под кожей у Кейна, оттого так побледнела Кларк и оттого наступило такое гнетущее молчание в зале Совета. У самого Беллами нехорошо тянуло в животе, как будто случилось что-то непоправимое, в чем был виноват он сам.              Кто-то должен был что-нибудь сказать, нельзя было молчать вечно. Тишину нарушил Кейн, и Беллами ему не завидовал.       — Ну что ж, мы вынуждены констатировать, — тяжело произнес тот, — что среди нас есть вор.       Расследование Кейн решил вести сам, хотя по всей логике это была обязанность Беллами, как начальника Стражи. Тот даже попробовал возразить, но больше для проформы: его панически отпугивал сам процесс копания в этом деле, а еще больше — возможный результат. Итогом этой работы должен был стать арест вора. Арест кого-то из своих.       Так что Беллами был благодарен Кейну за то, что тот оборвал его нерешительное «но, сэр» категорическим: «Вы слышали приказ, мистер Блейк!»       Приказ, правда, был немногим лучше: первым делом Кейн решил провести обыск в жилых помещениях, пока не поползли слухи и вор не успел перепрятать украденное. Последняя партия пропала прошедшей ночью. Вряд ли вор ночью покидал территорию Аркадии: было дежурство Беллами, и он ручался, что никто не проходил мимо него, а все возможные дыры в ограде давно были ликвидированы.              Стараясь избежать дополнительного недовольства, обыск начали с кают командования, а чтобы не дать вору шансов сообразить и перепрятать украденное, все население Аркадии попросили зайти в свои жилища и не покидать их до окончания процесса.       По мере приближения к их с Мёрфи каюте Беллами все больше напрягался. Он не мог объяснить почему. Впрочем, он видел, что не ему одному неприятно, когда чужие руки перебирают его вещи: и Кейн, и Эбби, и Джексон, и Кларк тоже не были счастливы во время обыска их кают. Однако ему казалось, что внутренности у них не сжимались так, как у него, и руки не тряслись так, что приходилось сжимать кулаки, чтобы скрыть дрожь. Беллами надеялся, что внешне спокоен, как Мёрфи, который равнодушно наблюдал за Брайаном и Скоттом, поднимавшими матрас на его кровати, но внутри у него все звенело от напряжения, он уже совершенно точно ждал неприятностей. И совсем не удивился, когда за кроватью Мёрфи нашли выбитую панель стены и спрятанный в образовавшейся нише сверток. Дрожь прекратилась. Казалось, дрожать больше просто нечему — в нем словно мгновенно все заморозилось, как в открытом космосе.              ***              После событий в Башне Кларк осталась в Полисе, Октавия тоже — с раненой Индрой, и Беллами внезапно оказался один. Поначалу он этого даже не заметил. Он помогал грузить раненых в джип, на телеги, потом шел впереди их обоза, с автоматом наперевес, вместе с теми из ребят, кто был в состоянии идти и держать оружие в руках. Они не могли ждать: многим раненым требовалась помощь, которую можно было оказать только в медчасти Аркадии.       Как рядом с ним очутился Мёрфи, Беллами не помнил. Просто в какой-то момент покачнулся, оступившись, и его поддержали. Он буркнул «спасибо», и только по ответному неизменно саркастичному «всегда пожалуйста» осознал, что это — Мёрфи. Спрашивать, как он сюда попал, Беллами не стал, глупый был вопрос. Автомат тот, видимо, забрал у кого-то, кто не мог больше идти, и занял его место. Эмори шла рядом, серьезно оглядывая лес вдоль просеки, сжимая пальцы правой руки на рукояти ножа за поясом, и почему-то Беллами показалось, что если вдруг кто-то решит напасть на их обоз, пользы от девчонки с ножом будет не меньше, чем от их автоматов.       А потом, уже в Аркадии, он сообразил, что Мёрфи с Эмори надо где-то переночевать. В суете возвращения никому не было дела до тех, кто мог сам о себе позаботиться и не нуждался в услугах медчасти. Беллами, как старший после Кейна и Пайка, распределил смены стражей, поставив себя дежурить одним из первых, и отправил отдыхать остальных. Обнаружил уходящего Мёрфи, который до последнего помогал ему с оружием и организацией процесса, догнал, в приказном порядке заставил взять Эмори и идти ночевать в его, Беллами, каюту — все равно ему самому еще три часа дежурить, а он до сих пор не мог смириться с тем, что Октавия больше не живет в Аркадии, и не убирал вторую кровать.       Когда его сменили, он успел забыть о гостях, не стал включать свет и рухнул на свою постель. Как Мёрфи спросонок не дал ему в глаз, осталось загадкой, но ни тот, ни другой не были в силах освободить место, поэтому утром Эмори застала их спящими в обнимку на узкой койке. Смущались они недолго, Эмори прыснула первой, Беллами не удержался следом, и Мёрфи ничего не оставалось, как поддержать их смех.       На следующую ночь в обнимку спали уже Мёрфи с Эмори, а Беллами начал подумывать о перегородке и третьей кровати, но через пару дней Эмори решила вернуться в Полис. Ей там понравилось больше, чем в Аркадии, несмотря на воспоминания о Городе Света. Беллами был уверен, что Мёрфи уйдет с ней, поэтому очень удивился, когда тот вечером вошел в каюту. Эмори совершенно точно в Аркадии уже не было, Беллами знал наверняка. Наверное, вопрос «что ты здесь делаешь?» отобразился на его лице большими буквами, потому что Мёрфи замер у двери, едва перешагнув порог. Беллами никогда не видел, как он смущается, но это явно был тот самый редкий случай.       — Я решил остаться, — сказал Мёрфи, глядя чуть исподлобья, пару мгновений помялся и рубанул: — Мне искать другое жилье?       Беллами ответил чуть быстрее, чем подумал. Вопросом:       — А чем тебе тут не нравится?       Так они остались соседями.       Мёрфи периодически уходил на пару дней к своей разрисованной красотке. Эмори встретила в столице какого-то старого знакомого, пустынного целителя, который утомился от песков и барханов и обосновался в Полисе, пользуясь переменами в жизни кланов. Он открыл лавку, где торговал травами и готовил какие-то отвары — на удивление не шарлатанские, а вполне действующие. Эмори работала с ним, помогая в торговле, а заодно привыкала к оседлой жизни. Мёрфи говорил, что она звала его в Полис, но ему там не нравилось.       — Говорят, проживание порознь способствует романтике отношений, — заявлял Беллами, получал уничижительный взгляд и саркастичное «уж ты-то знаешь, о чем говоришь», и жизнь текла дальше.              Пока не споткнулась о серый сверток в нише стены их каюты.              ***              Наступила тишина.       — Чья это кровать? — спросил Кейн, и его жесткий голос словно пощечину отвесил.       — Моя, — отозвался Мёрфи, не успев задуматься.       Не успел он задуматься и тогда, когда понял, что в этом свертке и почему все смотрят на него. Все, кроме Блейка. Тот не отрывал взгляд от разложенного на столе содержимого — несколько аккуратных упаковок препарата, пропавшего со склада Эбби, — потом зачем-то взял парочку в руки и осмотрел со всех сторон, словно сомневаясь.       И тут до Мёрфи дошло, к чему был вопрос. Внутри все словно оборвалось.              Он должен был разозлиться. Он должен был почувствовать ярость. Потому что на него снова вешают то, чего он не делал — не просто не делал, а никогда бы и не смог сделать. Убивать вот, как показал опыт, смог. И Уэллса убить хотел. И автомат в руках держал не первый раз, стрелять умел, и землян тогда ненавидел не меньше Финна — мог и расстрелять тех пацанов, гипотетически. Грабить на дорогах мог — легко. А вот украсть, да еще у своих... украсть он не смог бы никогда.       А его обвиняют именно в этом. Хотя никто еще ни слова не сказал. Но — обвиняют. На этот раз спокойно и без попыток линчевать немедленно. Его не бьют, ему не затыкают рот, его не заглушают крики ненавидящей толпы, рядом нет налетающей на него Кларк... Нет, Кларк-то есть — вот она, стоит у входа, смотрит, как все, то ли с презрением, то ли с жалостью. Молча.       С леденящей ясностью пришло осознание невозможности что-то доказать. Как и тогда. Хотя сейчас его слов, кажется, даже ждут. Можно попытаться сказать...       Сказать что? «Я не виноват, меня подставили»? «Я не вор»?       Самое главное — чертовы коробочки — лежит на столе, и от этого не отвертишься. Он работает в медчасти и имеет доступ на склад. Да, так же, как Эбби, Джексон и еще два лаборанта, но сверток нашли у него, а не у них. У него есть, куда сбывать «товар», про Эмори и лавку с лекарственными травами в Полисе знают все, Эбби даже знакомилась с ее целителем, Тайроном.       У Мёрфи есть и возможность, и рынок сбыта, и краденые коробочки в тайнике. А вот чего у него нет, так это доверия. Если у Эбби и Кларк после Башни к нему и зародилось какое-то относительно доверительное отношение, то чертов сверток все перечеркнул — это видно по их глазам. Для Кейна он всегда был преступником, одним из немногих «настоящих». Для Брайана и других ребят из Сотни он вообще отморозок, убийца... Он ничего не докажет. Здесь нет никого, кто мог бы хоть на секунду поверить, что все эти улики и мотивы — липа. Никого, кто поверил бы, кто хотя бы допустил мысль, что он невиновен.       Злиться было бесполезно. Злость была бы расценена, как признание своей вины. Да и не было в нем ничего такого. Одна пустота и обреченность.              — Мистер Мёрфи, — произнес Кейн, и он подобрался. — Потрудитесь объяснить, как этот препарат...       — Это я.       Эффект от этих двух простых слов был потрясающий. От коллективного вдоха стенки каюты должны были втянуться внутрь, не будь они металлическими. А Мёрфи вообще не мог вспомнить, как дышат. Потому что он знал, был уверен больше, чем в себе самом: вот Блейк этого точно не делал. Тогда зачем?!       — Не думал, что найдете, — пожал плечами тот в ответ на изумленные взгляды. — А то перепрятал бы.       — Зачем? — озвучил общее непонимание Кейн.       Мёрфи услышал в его вопросе то же, что думал сам: Блейк не вор, тогда зачем он берет это на себя? Он же отдает себе отчет в том, что признание в их случае равносильно приговору! Кейн, как и Мёрфи, ни на секунду не поверил. Но он — канцлер. Он обязан принять меры. Свидетелей признания — полный коридор. Улики налицо. Да, тайник был за кроватью Мёрфи, но каюта-то общая.       — Лекарства были нужны трикру, — ответил Беллами, и Мёрфи мысленно зажмурился.       Это была Причина. Если бы Октавия объявилась и попросила — Блейк потерял бы последние мозги и представления о чести и совести и сделал бы все, что она хотела. И сам это понимал, потому так уверенно и врал, зная, что все поверят. А спросить Октавию сию секунду не выйдет — до трикру несколько часов пути и еще неизвестно, как там примут переговорщиков. Кейн не будет рисковать. Примет мотив как доказанный.       — Что ж... — каждое слово канцлера падало, как каменное. — Беллами Блейк, вы арестованы по обвинению в совершении кражи общественного имущества. Вы будете заключены под стражу до суда.       По лицам Брайана и Скотта было видно, что они не очень понимают, что происходит и что им делать, поэтому Кейну пришлось отдать конкретный приказ: «Уведите».       Кейн вышел последним, и его взгляд перед тем, как закрылась дверь, словно придавил. Канцлер знал, что Блейк врет. И думал, что Мёрфи тоже врет, раз молчит и не сознается в том, что это его рук дело.              Сознаваться в чужом преступлении Мёрфи не собирался. Блейк сделал это по каким-то своим причинам, но у Мёрфи таких причин не было. Однако вот так бросать его отдуваться неизвестно за кого он тоже не собирался. Кем бы этот неизвестный ни оказался.       И единственное, что могло помочь — ну, кроме силовых методов, которые, как подозревал Мёрфи, Блейк не одобрит, — это найти настоящего вора. И побыстрее. Пока не дошло до показательных наказаний.              ***              Против ожиданий, Беллами посадили не в камеру-клетку, где Пайк держал землян и Синклера с Кейном, а в закрытую маленькую каюту, в которой не было даже скамейки. Беллами постоял посередине, потом махнул рукой и сел прямо на пол — подумаешь, поиграем в узников.       «До суда». Интересно, как это надолго. И что Кейн понимает под «судом»? До сих пор все решения такого рода принимались быстро и без церемоний — канцлер решил, Совет утвердил, приговор вынесли и исполнили, проблем-то... Беллами был уверен, что расстреливать его не будут, а все остальное он переживет.       Все? И то, что теперь его будут считать вором?       Только сейчас он начал осознавать, на что подписался. Стало не по себе — но по сравнению с тем, что он испытал во время обыска, это «не по себе» показалось нестрашным. Он разберется потом с настоящим вором. Сейчас тот, конечно, затаится: ведь если кражи продолжатся, пока Беллами арестован, станет ясно, что он ни при чем. Так что вор будет сидеть тихо. А потом, возможно, продолжит. И вот тогда Беллами его вычислит. Даже если ему никто не будет помогать.       Потом. После суда, который еще надо пережить. После наказания, которое ему назначат. И не стоит рассчитывать на общественно-полезные работы... Так просто он не отделается.       Он знает, что его совесть чиста, — но все будут думать иначе. Он же сам признался. И сам придумал мотив. Вряд ли Кейн рискнет соваться к трикру, чтобы получить подтверждение или опровержение его слов, зачем бы. А сами трикру просто так в Аркадию в ближайшее время тоже вряд ли явятся. Так что разоблачение — или спасение, с какой стороны посмотреть, — ему не грозит.       У него оставалась слабая надежда, что, несмотря на признание, не все поверят в его вину. Хотелось думать, что Кларк, Кейн, Эбби, Рейвен... они же его знают.       Да, тем больнее им будет понять, что Беллами Блейк способен обворовывать своих.       Но потом он сможет всем доказать, что не виноват. Ему это будет проще, чем Мёрфи. Мёрфи, кроме него, никто и слушать не будет.              Беллами снова вспомнил тот его взгляд. Нет, лучше пусть это все будет с ним. Он справится. Мёрфи, конечно, тоже не умер бы, но... Однажды он такое уже пережил, причем тогда его никто не спрашивал, готов ли он ответить за чужое преступление. А Беллами решил за себя сам, это хоть и тяжелее, но легче. Парадокс.       А пока... пока главное — что он сам про себя знает, что не вор. И что поступает так, как должен.       Почему-то он был уверен, что и в этот раз Мёрфи не виноват. Он убийца, как все они, но не вор, в этом сомнений не было. Мёрфи способен убить, Мёрфи способен развернуться и уйти, бросив все, если сочтет, что так будет лучше, но он не способен на подлость.       Большинство считало иначе. Кроме Кларк и Эбби, пожалуй, только ленивый не спросил, как он не опасается жить с тем, кто может воткнуть нож в спину в любой момент. Беллами даже не очень понимал, о чем они говорят. Мёрфи и нож в спину? Да, Беллами не забыл, как умерли Коннор и Майлз. Не забыл и как Мёрфи вырубил его самого ударом сзади по голове после линчевания. Но Беллами давно признал, что в той ситуации у Мёрфи была куча оправданий и поводов поступать именно так. Он на его месте тоже хотел бы отомстить. И кто знает, что сделал бы он сам, как мстил бы, если бы у него не было его авторитета и поддержки Кларк, если бы он был один против всех, униженный и почти убитый за то, чего не совершал.       Но и до, и после этого срыва Мёрфи не был тем, кто что-то делает исподтишка. Он всегда бил открыто, даже если ему это заведомо было во вред. А еще... Его отец был казнен за кражу лекарств. Мёрфи сдохнет, но именно лекарства красть не станет, даже если его перемкнет и против самого себя он решится на воровство. И его взгляд при обыске, когда нашли сверток, сказал Беллами больше, чем все доказательства против, собранные вместе. Мёрфи не делал этого. Их обоих подставили, и вопрос — кто постарался.              Щелкнул замок, прерывая его мысли, и он поднялся на ноги. Вошел Кейн, кивнул охране, и дверь закрылась за его спиной.       Хотя Беллами готовил себя к этому моменту, а все равно взгляд канцлера выдержал с трудом. Но глаз не отвел. Он знал, что прав, и неважно, что думает Кейн... или важно. Только иначе все равно уже нельзя.       Кейн остановился у двери, не пытаясь приблизиться, скрестил на груди руки и некоторое время молча смотрел. Беллами не знал, с чем тот пришел, поэтому тоже молчал, боясь сказать что-то не то.       — Ну и зачем этот цирк? — наконец спросил канцлер.       Беллами не удержался от вздоха. Что тут скажешь? Вопрос дурацкий. Затем, чтобы вы не обвиняли невиновного.       — Зачем ты выгораживаешь вора?       Ну конечно.       — Это не Мёрфи, — сказал он и увидел усталую усмешку Кейна.       — Он работал на этом складе. Его подружка-аферистка торгует лекарствами. Украденное нашли в его каюте! Улик более чем достаточно. Кроме того, он один из...       — Я имел доступ и в лабораторию, и на склад, — тихо, но упрямо перебил Беллами. — Моя сестра попросила снабдить трикру антибиотиками. Украденное нашли в моей каюте. — Он помолчал и добавил, не отводя взгляд: — И преступники тут мы все, вся Сотня. Если вы забыли.       — Это сделал не ты.       — Это сделал не он.       Глупая ситуация. Беллами не собирался открыто признавать, что взял на себя чужую вину, но ему очень хотелось донести именно до этого человека, что он поступает так, чтобы на его месте не оказался Мёрфи, которого никто не будет пытаться вытащить.       — Глупая ситуация, — сказал Кейн, и Беллами вздрогнул. — Нелепая. Я должен наказать вора. Но я не могу, потому что ты влезаешь между ним и правосудием. Что мне делать?       — Наказать вора, — не раздумывая, отозвался Беллами. — Он у вас есть.       — Ты считаешь Мёрфи другом и пытаешься помочь, это понятно, но это плохая помощь. Ты заблуждаешься, думая, что помогаешь ему!       — Нет такого нелепого заблуждения, которое не нашло бы своего защитника, — пожал Беллами плечами, не успев даже задуматься, откуда у него в голове всплыла эта фраза.       — Лучше бы ты по книгам учился тому, как выбирать правильный путь, а не засорял голову цитатами! — в сердцах бросил Кейн. — Защитник! Ты и ему оказываешь плохую услугу, и себе. Ты хоть понимаешь, какое это пятно?       Если бы его волновали пятна, он бы не попал в Сотню.       — Я поступаю правильно.       Пожалуй, впервые за долгое время он мог сказать это твердо и без тени сомнений.       Беллами отвел взгляд и сел обратно на пол. Ему захотелось закончить разговор, пока не наболтал лишнего. Грело, что Кейн не верит в его виновность, но уверенность в том, что Мёрфи тут не должен оказаться, стала просто железной. Слишком безоговорочно его обвиняют. Как они тогда, после смерти Уэллса.       Дверь открылась, выпуская канцлера, и закрылась снова.       На Беллами накатила неодолимая усталость. Самое трудное было еще впереди, но у него кончились силы. Ночное дежурство, тяжелое утро в зале Совета, нервная трясучка во время обыска — все это гнало вперед, не позволяя остановиться, и только сейчас разговор с Кейном словно выключил напряжение, державшее его с доклада Эбби. Невыносимо хотелось спать, и он не видел причин сопротивляться. В камере было не холодно, так что куртку можно было свернуть и положить под голову. Ночевать на полу или на земле ему было не впервой, так что через несколько минут он уже спал сном праведника.              ***              Прежде чем бежать и что-то делать, нужно было как следует обдумать, что именно делать. Поэтому, оставшись в одиночестве, Мёрфи почти машинально привинтил на место панель, придвинул кровать к стене и постарался хоть в первом приближении прибрать раскиданные во время обыска вещи, параллельно приводя в порядок мысли.              Все улики против Блейка — или против него самого, это как посмотреть, — на поверку оказывались косвенными. Кроме найденных в тайнике лекарств. Но и тут — неаккуратность, с которой была выломана и заложена обратно панель, говорила или об умышленной подставе, или о кривых руках воришки и о том, как он торопился, даже не прибрав мусор: мелкие обломки пластиковой отделки так и валялись под кроватью. Если бы тайник делал он сам или Блейк — уж наверное они потрудились бы сделать его незаметным, в своей-то каюте. Неужели это не понимают Кейн и компания?       Думать над тем, что и так очевидно, было неконструктивно. А конструктивные мысли ему пока не приходили. В голове медленно закипала каша из смеси воспоминаний об аресте отца, впечатлений от карцера в Верхнем секторе Ковчега и каких-то ужастиков из собственного печального опыта общения с палачами трикру. Умом он понимал, что из всего этого только арест отца приближен к реальности, и то — казнить Блейка никто не будет, а уж пытки — это вообще просто игра воображения, но почему-то давящее ощущение не отпускало.       Мёрфи сел на кровать и постарался сконцентрироваться. К черту эмоции. Даже если настоящий вор не будет найден, в крайнем случае пострадают только репутация и самолюбие Блейка, а ему это не вредно, самоуверенности поубавить. Так что не выйдет найти вора — и не надо. Никто не умрет. Можно думать спокойно.       Мантра помогла. Мысли потекли в нужном направлении, словно обтекая островок с запертым в камере Блейком.              Смысл красть лекарства просто так отсутствовал. Здесь не было дефицита и норм распределения, здесь заболевших лечили до выздоровления, а не пока норма не исчерпается, не то что на Ковчеге. Значит, не для себя. Да и масштабы какие-то... не карманные, даже если судить только по подкинутым в их каюту коробочкам. А тут наверняка было не все.       Такими партиями крадут обычно для того, чтобы или обменять, или продать. Не на территории Аркадии, тут вора попросту не поймут. Значит, Полис или, и в самом деле, трикру. Полис вернее — там настоящий рынок с предприимчивыми дельцами, а воины трикру вряд ли заинтересованы в торговле подозрительными препаратами от Небесных людей.       Значит, искать надо в Полисе. Вот тут помогут Эмори и Тайрон — кто может знать лекарственный рынок лучше, чем целитель-торговец? Мысль об участии в кражах Эмори Мёрфи отмел. По крайней мере, до разговора с ней.       Эта часть имела один существенный недостаток — добраться до Полиса и вернуться до утра своим ходом нереально.       Можно попробовать искать не с конца цепочки, а с начала.              Кто мог взять препарат? Причем не один раз. Себя, Кейна, Эбби и Блейка Мёрфи исключил сразу. Подумав, исключил и Джексона — парень был предан Эбби и настолько придавлен своей виной за похождения в Городе Света, что не смог бы сделать ничего противозаконного, он был совершенно искренен в своих попытках искупить эту вину перед ковчеговцами. Тут Мёрфи даже не сомневался, а своей интуиции относительно людей он привык доверять. Она ни разу не подводила... за исключением того самого Блейка, но, черт, это было давно, и по итогам, все-таки, интуиция оказалась права. Просто немного забежала вперед.       Так, забыли о Блейке, он сейчас отдыхает в камере, ему пока ничего не угрожает, кроме получаса незаслуженного позора в зале суда. Переживет.       Так вот, остаются два лаборанта. Один из них — Дэвид Тейт, шестнадцатилетний ботаник, доступ на склад имел относительный — под присмотром Джексона или самого Мёрфи, а код от дверей ему никто не сообщал... конечно, мог и сам вызнать, но Тейт, как и Джексон, находился под прочной защитой мерфевской интуиции. Слишком правильный, горящий рабочим энтузиазмом пацан.       И Сабрина Максвелл. Сабрина смотрела в рот Кейну и вообще была в него влюблена, что замечалось невооруженным глазом всеми, а не только Мёрфи. Вряд ли влюбленная девушка способна на воровство из-под носа у предмета обожания.       Получается, если верить интуиции Мёрфи, никто из работников лаборатории и охраны не мог быть вором. Тупик?       Стоп, охрана. А ведь охрана — это не только стражи. Охрана — это сама электронная система кодов и паролей. Это не только Беллами. Это еще и...       Мёрфи выскочил за дверь, забыв ее закрыть, а когда вспомнил — махнул рукой. Вот если бы он не забывал ее закрывать до подлога, чтобы кто попало не смог зайти в пустую каюту и выломать стену, — все могло бы быть иначе. А сейчас уже неважно.              Монти открыл ему с первого же стука. По его лицу Мёрфи понял, что тот кого-то ждал, но явно не его.       — Ты один? — вместо приветствия спросил Мёрфи, оглядывая каюту за спиной хозяина.       — Да, — ответил тот, так же всматриваясь в коридор за спиной гостя, и спустя пару секунд посторонился, пропуская его внутрь.       — Я знаю, что ты сам ни при чем, — без предисловия ринулся в бой Мёрфи — ну конечно нет, «Монти» и «воровство» были совершенно несочетающиеся понятия, как и «Мёрфи» и «воровство». — Но кто мог это сделать? Ты отвечаешь за компьютеры, за электронную систему охраны. Можно вычислить, кто входил на склад, кроме работников медчасти и лаборатории?       Монти вздохнул и оперся о стол за спиной, почти сев на него.       — Отследить — никак. У нас нет опознавательной системы допуска. Кто знает пароль — тот и входит.       — Черт... — Мёрфи опустился на пол у двери, подпирая стену. — Это был кто-то посторонний. Я долго думал — никто из нас не мог... не делал этого.       Тут до него дошло, что Монти может вообще не понимать, о чем он говорит. По громкой связи сказали только, что объявлено чрезвычайное положение, а потом — отбой. О причинах никто не знал. Сам Мёрфи оказался в курсе только потому, что решающий обыск проводили в их каюте.       Он закрыл глаза. Надо было все объяснить.       — Беллами не виноват, — сказал Монти рядом, садясь на пол справа от него. — Он бы никогда не стал вором.       Кажется, объяснять не придется. Монти всеведущ.       — Канцлер и доктор Гриффин тоже отпадают, — продолжил тот. — Джексон вряд ли, как и Тейт — оба слишком правильные, и им незачем портить отношения с начальством, выгод меньше, чем неприятностей. Максвелл слишком дорожит мнением Кейна, она не стала бы делать ничего такого. Да и зачем ей.       Мёрфи кивал повторению собственных мыслей, радуясь, что они совпали и не надо ничего объяснять.       — Ты тоже ни при чем. Я... ну, у меня нет алиби. Но это не я, — закончил Монти.       Мёрфи кивнул еще пару раз, потом спохватился и повернулся к нему:       — А почему я ни при чем?       Монти пожал плечами:       — Стал бы ты носиться по Аркадии, выясняя, кто мог украсть, если бы сам был вором? Наоборот, сидел бы тише воды, ниже травы или вообще свалил бы при первой же легальной возможности, чтобы не отсвечивать лишний раз... — он умолк и нахмурился, словно ему внезапно пришло в голову что-то неприятное.       — Что? — насторожился Мёрфи, которому нужна была любая зацепка.       — Да ничего. Так, вспомнилось. Неважно, — тряхнул головой Монти. — В общем, код замка склада был известен только мне, вам и Беллами. По крайней мере, официально.       Официально Мёрфи и без него это знал. Жаль. Он надеялся, что Монти сможет помочь.       — Мне надо попасть в Полис, — сказал он вслух, скорее от отчаяния, чем рассчитывая на вопрос или совет. — Там могут знать, кто и куда сбывал лекарства. Если, конечно, вор сбывал их там. А не закапывал в лесу, делая запасы на зиму.       Он поднялся на ноги.       — Ладно, спасибо.       Сидеть здесь — только время терять. Ему не нужны сочувствующие, ему нужно вычислить вора.       Он открыл дверь и уже почти вышел, когда Монти сказал — судя по звукам, не вставая с пола:       — У меня пропал жучок. Пару недель назад. Думал, завалился куда... Сегодня я его нашел. В зале совещаний.       Мёрфи замер и спустя пару секунд закрыл дверь, так и не сделав шага наружу.              Монти заметил пропажу, но не придал значения — партизанские войны ушли в прошлое, и сейчас можно было не волноваться о шпионах и предателях. Подумал, что сам куда-то запихал, или приборчик вывалился, пока в ящике копались.       — А сегодня обнаружились помехи в цепи громкой связи. Слышал, звук западал?       Мёрфи утром не обратил внимания, но кивнул.       — Я пошел проверять, начал с микрофонов в зале... и нашел его. Классика, под столом прицепили.       — Кто слушал?       — А черт знает, они ж беспроводные, — покачал Монти головой. — Но жучок был мой. Из тех, что остались после танцев Пайка с Кейном.       Мёрфи не понял разницы, и Монти пояснил:       — Они хранились не в центре связи, а у меня. Здесь, — он кивнул в сторону шкафа в стене. — Это кто-то свой. Кто знал, что они у меня были.       — Джаспер? — спросил Мёрфи прежде, чем подумал, а стоит ли.       Джаспера с Монти связывало куда большее, чем их с Блейком, и то он сам за Блейка что-то очень уж переживал... Наверняка он сейчас получил бы в глаз, если бы это был не вежливый Монти.       Но Монти даже не дернулся. Смотрел в сторону шкафа, не отрываясь.       — Он последние пару месяцев часто стал уходить из Аркадии вечерами, возвращался под утро... Несколько раз — вот недавно совсем — уходил днем, вместо работы. Говорил, что с ребятами. Но они его с собой не звали. Он бесполезен на охоте уже давно, это все знают...       Да, алкоголь не способствует меткости стрельбы, даже если когда-то ты был одним из стрелков, пусть и не снайпером.       — И пару раз уходил прямо среди ночи. Я не спрашивал — мало ли, я сам отлить выхожу иногда. Но Джаспер-то обычно ночами дрыхнет, как убитый.       Мёрфи молчал, чувствуя, что Монти не зря все это говорит. Жучок мог взять только Джаспер. И Монти его подозревает. И чем больше думает, тем больше уверен, что прав в подозрениях. Потому и рассказывает это сейчас. Не был бы уверен — промолчал бы.       — Он утром вышел из каюты прямо перед совещанием. Я еще прикололся, что только его там и ждут... Но он вернулся. Минут через десять-пятнадцать. И снова ушел. Молча. Он вообще мало разговаривает в последнее время, как будто я его обидел чем-то.       — Просто вернулся и снова ушел? — переспросил Мёрфи, уловив заминку.       — Взял что-то из своего шкафчика. И ушел, — неохотно ответил Монти.       Во время совещания Мёрфи был в лаборатории — готовил материалы для утренней смены, он всегда приходил до начала рабочего дня, так было удобнее. А дверь в каюту, как всегда, не закрыл. Кто угодно мог войти. И взять что угодно.       Или положить что угодно.       — Это все ничего не доказывает, — с трудом сказал Мёрфи. — Косвенные улики. Даже не улики, так... подозрения.       — Да, — отозвался Монти. — И я не хочу думать, что это он. Но я почти уверен.       Надо пойти к Кейну. Тот уважает Монти.       — Меня никто не будет слушать, — все так же, выталкивая каждое слово, сказал Мёрфи вслух. — Но кто-то должен это рассказать канцлеру.       — А если это не Джаспер?       «Ты же уверен!» — хотелось ему крикнуть. Но он понимал, что силой Монти не заставишь. И что если бы он сам подозревал вот так Блейка, то никогда не пошел бы на него доносить, не будучи уверенным на сто двадцать процентов, даже ради спасения того же Монти. Да и потом не пошел бы, а давил бы на самого Блейка.              Господи, да он их всерьез сравнивает. Друзей детства Монти с Джаспером и их с Блейком, которые успели уже и на прицеле друг друга подержать, и предать, и повесить, и морду друг другу набить, и разбежаться по десять раз... Но раз даже в их ситуации он не смог бы вот так сдать Блейка, значит, Монти тем более не сможет. Надо заставить Джаспера самого пойти к Кейну. Но для начала надо найти и улики, от которых тот не отвертится, и вообще-то самого Джаспера тоже было бы неплохо найти.              — Стоп, — стукнуло его упущенным, но немаловажным вопросом. — А как он мог влезать на склад-то? Ладно, в зал совещаний все же попасть проще, особенно если ты периодически вкалываешь в команде уборщиков... Но склад?       Монти поморщился.       — Я иногда меняю пароли из каюты. Какая разница, где это делать, если комп всегда со мной. С тех пор, как война закончилась, все как-то расслабились. Рутина... а ею можно и из каюты заниматься.       — И?       — Он имел доступ к моему компу. А пароли мои он уже однажды подбирал. Да я и не шифровался особо... я тоже расслабился.       Опять «он мог». Косвенно, не доказано. Но это все равно Джаспер. Хотя все-таки было нечто, чего Мёрфи не хватало для стопроцентной уверенности.       Джаспер не просто имел все возможности для кражи и для того, чтобы подставить их с Блейком. Еще он имел то, чего не было у Мёрфи — доверие. Но не имел тормозов, и еще...       — Мотив, — сказал он вслух, осознав, что его подсознательно цепляло.       — Что?       — Зачем он это делал? Просто чтобы подставить меня или Блейка? Глупо. Все, связанное с нами, построено на случайности. Он случайно узнал об обыске, которого могло и не быть, я случайно забыл закрыть дверь в каюту — я ж иногда все-таки вспоминаю! — панель в стене могла и не поддаться, но случайно выпала, и он успел перепрятать краденое. К тому же, он вынес несколько больше, чем этот сверток, так где остальное?       — Закопал в лесу, — усмехнулся Монти. — Не знаю.       Пусть в лесу, но зачем... Неужели правда продавал-менял? И ради этого подставил Блейка?       Больше всего на свете Мёрфи хотелось не сидеть и думать, а пойти, найти Джаспера, прижать его покрепче и спросить, глядя в глаза: «Зачем ты, сука, это сделал?»       — Где он сейчас? — спросил он, стараясь, чтобы голос не выдавал его злость.       — Я не знаю, — отозвался Монти, и по тону, по неторопливости, с которой это было сказано, Мёрфи понял — не врет. — Ты спросил, почему я решил, что ты ни при чем, а я ответил, что был бы ты вором, ты бы не бегал тут в поисках самого себя, а затаился бы или вообще ушел из Аркадии на время расследования. Джаспер не возвращался вот с тех пор, как дали отбой ЧП.       Тут они ничего не найдут, это уже очевидно. Одни догадки.       — Надо попасть в Полис. Эмори и Тайрон могут знать, появлялись ли на рынке наши антибиотики, — сказал Мёрфи.       И подумал: «Если Джаспер не им напрямую их и приносил». Это было бы слишком просто и слишком... сложно. Свидетельства Эмори и даже Тайрона мало что будут значить для Кейна. Потому что они его, Мёрфи, друзья.       — Пошли, — поднялся наконец на ноги Монти. — Я знаю, как добраться до Полиса. Только мне нужно время перенастроить замок ворот, чтобы выехать, не отмечаясь у стражи. А еще... суд назначили на четыре часа. Может, дождемся?              Мёрфи совсем забыл о суде. Монти прав — а вдруг они сами разберутся. Если не найдут вора, так хоть поймут, что Блейк не он. Вдруг его оправдают и так. Хотя, конечно, верить в это Мёрфи почти не верил. Но это же не он, это Блейк, все его знают, они же не могут просто так его осудить на основании дурацких косвенных улик.       Остался всего час. Да и выбраться сейчас незаметно будет сложнее. Монти нужно время на смену кода. Им нужно найти транспорт — читай, уговорить Рейвен или Вика помочь, а кто их знает, как они отнесутся к этой идее. А еще было бы неплохо достать оружие.       Да, лучше подождать. После суда все будут заняты обсуждением результатов. А там и стемнеет. В темноте всегда проще...              ***              Беллами проснулся от звука открывшейся двери и негромкого «встать!» от охраняющего его стража. Он узнал мальчишку, узнал сразу, еще не открыв толком глаза — Джеймс Нолл, восемнадцать лет, мать фермер, отец — тоже, погиб во время посадки... Джим с первого своего появления в страже смотрел на Беллами восхищенными глазами юной Октавии, еще не укушенной Землей, и это было и лестно, и приятно чисто по-человечески. А вот сейчас Джим не смотрел на него вовсе. Но хоть не изображал незнакомца. Просто чувствовалось, до чего ему неуютно и неловко.       Беллами поднялся на ноги.       — Постучите в дверь, как закончите, — сказал Джим кому-то в коридоре и вышел, пропуская визитера внутрь.       Дверь закрылась. Кларк остановилась там же, где до нее стоял Кейн. Только что руки на груди не скрещивала, но смотрела так же в упор с нечитаемым выражением.       — Неплохо устроился, — сказала она, кивая на свернутую куртку на полу. — Отдыхаешь?       — У меня ночное дежурство было, — мрачно напомнил он.       — Ну извини, что разбудила. Суд через час, помнишь?       — Ага, у меня тут оповещение работает — каждые полчаса кукушка выскакивает с криком: «До суда осталось два часа, час, полчаса!» — Беллами язвил, не очень понимая, зачем.       Кларк смотрела по-прежнему в упор.       — Тебя осудят и приговорят, и тебе крупно повезет, если дело не дойдет до изгнания.       — Ну, если ты не предложишь — может, они и не додумаются. — А вот теперь Беллами сам скрестил руки на груди, готовясь к очередной обороне.       — Кейн уверен, что ты кого-то выгораживаешь. Я тоже. Зачем?       — Кого?       — Все знают, что это Мёрфи.       — Все держали свечки и есть толпа свидетелей? — спросил Беллами, стараясь не заводиться. — Вы нашли отпечатки его пальцев на коробках? Стой, он же работал в лаборатории, его отпечатки там и так есть.       И его, Беллами, отпечатки тоже есть, хотя вот их не должно было быть, он лекарств, по идее, не касался. Если не считать того, как перехватал их все во время обыска... Хоть иногда он делает что-то глупое так удачно. Пусть проверят!       — Это Мёрфи. Это Джон, мать его, Мёрфи, он и не на то способен!       Беллами подавил порыв сказать самое простое и напрашивающееся, что испортило бы вообще все и сразу: «Дура!»       — На это — не способен, — сказал он вслух.              Кажется, это становилось точкой, до которой сжался смысл его жизни на ближайшие сутки — не подпустить никого к Мёрфи. Было бы смешно, если бы не было так серьезно. С одной стороны, если кто спросил бы, что ему Мёрфи, Беллами не ответил бы. А с другой он чувствовал, что сейчас между Мёрфи и пропастью, куда того старательно сталкивают, стоит только он.       В прошлый раз Беллами его еще и сам подтолкнул. Ногой, буквально, со всей дури пнул. До сих пор не мог себе этого простить — потом, уже сильно потом, когда оглянулся на навороченное им позади и ужаснулся. Всему сразу и вот этому — отдельно. И сейчас, когда он оказался единственной защитой Мёрфи, отдать его снова на растерзание толпе, пусть и в переносном смысле, было невозможно. Как ни крути: одно дело, когда тебя сгоряча забивают ногами такие же отморозки, как ты сам, и другое — когда тебя вышвыривают ни за что из общества, в которое ты так долго честно стараешься войти на равных, и почти получается... Как бы то ни было, сейчас Беллами просто не мог отступить и бросить его вот так.       Долги надо отдавать. И нет, вымученные извинения под дулом автомата — не в счет.       Если бы не это, он бы уже сдался. Но... долги надо отдавать, и вообще Мёрфи не заслужил вот этого всего, это неправильно!       Только никто не хочет понимать. Для всех Мёрфи именно это и заслужил. Если преступник — то уж во всем... но это несправедливо. Даже если забыть о том, как сильно Мёрфи изменился и как помогал им всем. И как спасал Беллами жизнь, не один раз. Это просто несправедливо. Им всем дали второй, а некоторым и третий шансы — чем Мёрфи-то хуже?              — А ты, выходит, способен, — вернул его в реальность язвительный голос Кларк.       — Выходит, да, — Беллами начал злиться. Как она не понимает!       — Знаешь, ты часто ведешь себя как идиот, но обычно я могу найти этому объяснения. А тут просто теряюсь в догадках...       Как идиот? Ну и пусть. Да, наверное, идиот. Умный бы промолчал и сейчас стоял бы по ту сторону двери, командуя «встать» — «пошел». Умный бы предоставил Совету возможность решать, кто прав, кто виноват. Умный бы не стал и подталкивать невиновного к той пропасти, зачем пачкаться второй раз-то, — его б и так спихнули... Но иногда лучше быть идиотом.       — Меня попросили трикру, — сказал он, сдерживаясь, чтобы голос не срывался от злости. — И я не стал спрашивать разрешения, потому что вы бы развели тягомотину с переговорами и выпрашиванием более выгодных условий для обмена. А там люди нуждались в лекарствах! — Он заводился все вернее и уже почти сам верил в то, что говорил. Настолько правдоподобно это выглядело. Так и было бы! — Вы никогда не можете просто отреагировать и помочь, вы обязательно должны поиграть в дипломатию, что Кейн, что ты!       Кларк аж задохнулась и нехорошо прищурилась.       — Вот как? Это мне говорит человек, который за дипломатию принимает расстрел спящих союзников? О, знаешь, лучше разводить тягомотину, чем реагировать так просто, как ты и твой обожаемый Пайк! Который «хотя бы понимает»!       Зря она об этом вспомнила. Это было так же плохо, как история с Мёрфи, но если Мёрфи он долг вернуть мог, то с теми миротворцами исправить нельзя было уже ничего. Ни с ними, ни с Октавией. Это было больно.       — Пайк заблуждался, зато заблуждался ради всех нас! Он нас защищал!       — Как и ты, несомненно.       — Да!       — И меня ты тогда защищал, когда наручники на меня надел, и Кейна, и Синклера...       Не надо.       — ...И Линкольна? Его ты защитил особенно качественно!              Та ошибка стоила ему друга и сестры. Если они считают, что ему все как с гуся вода, то они сильно ошибаются. Тогда его заблуждение привело к катастрофе, и не только для окружающих, но и для него самого. Тогда он думал, что защищает всех, но в итоге чуть всех не погубил, всех, кто был ему дорог. Включая Кларк.       Но сейчас слово «защищать» имело совсем другое значение. И на этот раз он не заблуждался. В отличие от них всех.              Перепалка с Кларк дала ему не только свежую силу убежденности в собственной правоте. Она предоставила ему еще один аргумент, чтобы отвести подозрения от Мёрфи, сведя фокус на самом Беллами:       — Тогда я потерял О. А сейчас она дала мне возможность ее вернуть. Ты думаешь, я бы смог упустить такой шанс, позволив вам решать — можно или нельзя помочь ее людям?       — «Позволив»? — вскинулась Кларк. — А кто ты такой, чтобы в одиночку определять, с кем мы ведем торговые отношения, с кем нет, кому помогаем, кому нет... что ты-то понимаешь в политике?       Беллами рассмеялся, сам удивившись, как язвительно звучит его смех — наверное, потому, что он и правда верил в то, что говорил:       — Ну конечно, только великая Ванхеда смыслит в политике. Это благодаря твоим познаниям и дипломатическим способностям мы оказались в ловушке горы, помнишь? И теперь на нас с тобой висят лишние почти четыре сотни трупов. Кто бы говорил!       Против ожиданий, Кларк помолчала, словно успокаиваясь, а потом просто стукнула в дверь позади, чтобы ее выпустили. Беллами думал, что она выйдет молча, чтобы не продолжать бессмысленный спор, но она негромко и спокойно сказала напоследок, пока дверь еще была закрыта:       — Раз уж ты вспомнил об этом, я тоже напомню. Что если бы не ты, я бы могла и не сделать этого. Найти другой выход в последний момент. Это твоя рука лежала поверх моей и толкала рычаг. Ты можешь кому угодно рассказывать сказки, но вот только я там была. И это помню очень хорошо. То, как тебе сорвало крышу, когда ты увидел автомат у головы сестры.       Дверь открылась, Кларк шагнула прочь, но обернулась с порога и добавила, добивая:       — И знаешь... ты меня убедил. Ради Октавии ты и не на такое способен.       Дверь закрылась.              Суды Беллами представлял себе смутно. Книги, которые он читал, этой стороны жизни людей на Земле большей частью не касались. Но все же некоторые представления он о самом процессе имел. И, где-то под общим напряжением и мыслями о том, что ждет его впереди, покусывало любопытство: как выкрутится Кейн? На Ковчеге сроду не было открытых судов, все решалось на закрытом Совете, а людям просто выносили готовые решения... если считали нужным это сделать.       Конечно, у Кейна тоже есть представление о судах. И уж наверное, более отчетливое, чем у самого Беллами.       Будет прокурор и адвокат? Будут вызывать свидетелей? Кого? Всех, кто был при обыске? А кто еще мог видеть что-то, чего не было?       Какая чушь занимала его голову... Но уж лучше так, чем не находить места от волнения, но из упрямства заставлять себя сидеть неподвижно, пялясь в стенку, чтобы те, кто мог за ним наблюдать, не видели, что он взведен, как сжатая пружина.              В зал для общих собраний, заполненный людьми, Беллами ввели почти самым последним — последними ждали членов Совета. Ну, как полагается: «Встать, суд идет» и все такое. Людей, вроде, было немного — больше пятидесяти человек здесь просто не поместилось бы, даже если бы часть из них осталась стоять, потому что мест для сидения было ровно тридцать, Беллами это знал точно.       Его посадили на скамейку у стены, чуть на возвышении — раньше такого тут точно не было, — откуда он видел весь зал. Но, конечно, главное было в том, что у этой стены весь зал видел его. И это оказалось куда более неуютно, чем представлялось. Наручники — традиционную уже пластиковую стяжку — ему надели еще в камере. Надобности в этом не было. Он не убийца и не буйный псих, бежать не собирался, но чувствовалось, что процесс-то показательно-правильный, а значит, все показательно же всерьез. Стяжку надевал молчаливый Брайан, не смотревший в глаза, и затянул не туго, просто для видимости, что подтверждало мысль о показательности.       Просидев на скамейке несколько минут, Беллами понял, что смотреть в его сторону избегают не только стражи, но и остальные. Вопреки ожиданиям, он ни с кем не встречался глазами, и вообще ему стало казаться, что он тут лишний. Это внезапно успокоило больше, чем весь аутотренинг, которым он занимался с момента ухода Кларк.              А фразу «Прошу всех встать» все-таки сказала Эбби от входа.              Пришлось подняться и смотреть, как через зал идет Кейн с таким выражением лица, словно он сутки напролет занимался сортировкой металлического хлама и устал до чертиков; за ним Эбби с сурово сжатыми губами; Кларк — не мрачная даже, а просто как каменная; Кайл Вик, главный инженер, — единственный, кто еще от дверей поймал взгляд Беллами своим и не отпускал, пока шел к столу, стоявшему на возвышении у стены — чуть выше, чем сидел Беллами. Когда только успели все это склепать-то... Беллами представил, как Кейн с таким вот выражением лица собирает этот помост, и ему стало странно. Не смешно, а просто как-то несерьезно.       За Виком шел Телониус Джаха, что было удивительно, потому что членом Совета он не был уже давно. Джаха на Беллами взглянул один раз, и в его темном взгляде не удалось прочитать ничего, кроме осуждения. Похоже, что вот он в вину Беллами верил безоговорочно.       Остальные члены Совета в его сторону не смотрели, как будто его и вовсе в зале не было.       Несерьезность полностью улетучилась, когда Эбби попросила всех сесть, а Кейн заговорил. Все, что он говорил, Беллами и ожидал услышать. И про закон, и про преступление против своих, и про уважение, и про то, что предательство — это не только когда врагу выдают тайны под пытками, это и когда вот так обманывают доверие общества...       Ну все правильно, да. Хотя Беллами пришлось напоминать себе, что к нему это не относится. Кейн говорит все верно, но не про него, а про ту сволочь, которая подставила Мёрфи.              С речью Кейн закруглился довольно быстро. Тяжело помолчал и продолжил:       — От общих слов перейдем к тому, ради чего мы здесь собрались. Первое судебное заседание в Аркадии объявляю открытым. Мы будем судить бывшего начальника Стражи, мистера Беллами Блейка, обвиняемого в совершении кражи общественного имущества.       А вот теперь на него смотрел весь зал, и выдержать эти взгляды можно было, только если не смотреть в ответ. Стенка напротив помогала сконцентрироваться на мысли «я — не вор», невзирая на слова канцлера и эти взгляды: осуждающие, непонимающие, недоверчивые... пока стенка не завладела полностью его вниманием, он сумел уловить и жалостливые, от девчонок, в основном. Это было самое неприятное.       — Мы впервые проводим подобный процесс, и многое нам пришлось создавать для него с нуля. Все утро мы занимались принятием нового закона, учитывающего создавшийся прецедент. К сожалению, мы уверены, что этот опыт будет не единственным. Сейчас я посвящу несколько минут разъяснению нового процессуального порядка. Для начала: мы успели провести расследование, изучив найденные улики и опросив свидетелей. По нашему старому протоколу, в таких случаях решение выносится без промедления, и мы решили не отступать от установленных правил. Единственное, что мы внесли нового, — отныне судьбу обвиняемых в преступлении закона будет решать не Совет, а суд, который мы начали сегодня создавать. Полагаю, вся судебная система еще неоднократно будет изменена, но сейчас нам придется проводить этот судебный процесс по необкатанной, но уже разработанной схеме. Итак, представляю вам состав первого суда Аркадии.              Судьи — Кейн и два советника, самых старших из обновленного после войны с A.L.I.E. Совета, Торман и Джанг. Обвинитель — Джаха... Джаха? Они серьезно? Защитник — Вик, то-то он так смотрел, словно понять хотел. Свидетели, присяжные... Беллами читал раньше все эти слова и даже туманно представлял себе, кто такие присяжные. Двенадцать человек, которые будут открытым голосованием принимать решение — виновен он или нет, а потом судьи вынесут приговор. Господи, сколько сложностей из-за одного Беллами Блейка, который уже признал себя виновным, ну зачем это все разыгрывать?!       Из вызванных в присяжные хорошо он знал только Эбби, Нейта, Харпер и Кларк. Мрачного Миллера вытащили с ферм, как будто трудно было набрать менее знакомых с Беллами, чтобы ни им не устраивать конфликт интересов, ни ему не усложнять жизнь... впрочем, его комфорт волновал всех в последнюю очередь, и он это понимал.       Харпер, как и Нейт, не выглядела довольной, даже спокойной не выглядела, и на Беллами не смотрела. Да он на ее месте сам бы на себя смотреть не хотел.       Кларк только один раз подняла взгляд, встретилась с ним глазами и смотрела в упор, пока он не смутился первым. Когда он снова смог на нее взглянуть, она уже отвернулась и больше не обращала на него внимания, наблюдая за Кейном.       Эбби, напротив, на Кейна не смотрела вовсе. Казалось, она и не слушала. Изучала зал и собственные руки, в сторону Беллами тоже не смотрела.              — Если никто не хочет заявить отвод названным мной членам суда... — Кейн сделал паузу и оглядел зал. В зале стояла тишина, не нарушаемая ни шорохом. — В таком случае, мы начинаем. Прошу покинуть зал свидетелей, которых мы будем вызывать по очереди для дачи показаний... — И он перечислил тех, кто проводил обыск утром, Джексона и обоих лаборантов. Мёрфи не назвал — возможно, его сочли заинтересованным лицом: ведь вторым (вернее, первым) подозреваемым был именно он.