Неведомое ранее

Лишь на рассвете жрица смогла позволить себе немного расслабиться. Сон так и не пришел. Непривычное чувство, когда такая привычная вещь как сон, не тревожит. Всю ночь она смотрела на небо, усыпанное звездами, слушала шуршание листьев, колыхающихся от легкого ветерка. Так странно, когда привычный мир предстаёт с совершенно другой стороны, более ярким, красочным. Видеть, как на небе появляются звёзды, а затем также незаметно исчезают. Пока все спали, девушка отправился за водой. Не хотелось лишний раз тревожить друзей. Аккуратно, стараясь не разбудить Кирару, примостившуюся у неё под боком, Кагоме поднялась, но чуткая демоническая кошка всё-таки заметила её. Присев возле неё, девушка провела по кошачьей мордочке, почесала за ушком и, дав понять, что с ней ничего не случится, ушла, а Кирара, положив голову на лапу, стала смотреть в том направлении, куда ушла Кагоме. У самой воды её уже ожидал ханьё, но она, проигнорировав его, спокойно прошла в воде. — Кагоме, — к ней подошел Инуяша. На этот раз он не кричал, не пытался что-либо спросить, а просто присел рядом, виновато опустив голову и прижав уши. — Прости. Жрице сначала показалось, что ей послышалось. Но, повернувшись к нему и встретившись с печальными глазами, решила дать ему самый последний шанс на исправление. — За что ты просишь прощения? — стараясь сказать это как можно равнодушнее, Кагоме отвернулась, набирая воду. — За то, что тогда наговорил тебе про Сещемару, за то, что не поверил тебе и не поддержал и… — за его спиной подозрительно зашуршал куст, я попыталась прислушаться, но, вроде, ничего странного. Хотя, нет. — Сейчас вернусь, — и убежал в тот самый куст. Вскоре он вернулся, немного озадаченный, но, кажется, он вспомнил, что не договорил. — Ну, в общем, прости. Я всё сказал, — вновь вернулся всеми знакомый Инуяша. Видимо, гордость не позволила ему признаться в том, что он всех доставал своим желание знать всё, даже если ему не хотели что-либо говорить. — Я и так как дурак тут распинался, чего тебе ещё нужно? Извиняюсь непонятно за что. Единственное, что спасло полукровку в этот момент, так это громкий вздох, донёсшийся из тех самых кустов. Немного успокоившись и переключившись на растение, Кагоме стала медленно приближаться к нему, пока перед ней не возник Инуяша. — Отойди, Инуяша, — достаточно тихо, чтобы услышал лишь он, и в меру холодно и угрожающе, что посметь ей перечить. Он, не хотя отошёл. — Кагоме, ты ведь уже набрала воды. Пора к завтраку готовить. Пошли обратно? — попытался отвлечь девушку, но она пропустила его слова мимо ушей. Отодвинув ветки, захотелось тут же отпустить их. Среди листвы и веток притаился Мироку, но, когда его заметили, вылез и как ни в чем не бывало прошёл мимо ханьё, похлопав того по плечу. — Ты идиот. Сказал бы всё, как я тебе сказал, и она бы тебя простила. Даже причины попытался объяснить. Надо же тебе было забыть заученные фразы. — А я-то тут причём? В чём я виноват-то? Сама напридумывала себе невесть-что, а я потом должен за ней бегать и извиняться? Ещё чего, — едва ли не проорал Инуяша, а Мироку отходил всё дальше и дальше. — Прости, теперь даже я тебе помочь не смогу, — и монах гордо ушел, будто его здесь и не было. Тишина. Только журчанье реки разрезало эту напряжённую тишину, повисшую над ними. А ведь она сначала даже поверила, что Инуяша осознал, что был не прав. Дура! Он никогда не изменится. Все слова извинения — ложь. Если бы не Мироку, он бы ни за что не попросил прощения, ведь он не чувствует своей вины. — Эй, ты чего? Я же извинился. Чего тебе ещё надо! — сорвался на неё ханьё, но осекся, встретившись с её глазами. В них плескалась кровь, постепенно заволакивая весь глаз. Кагоме едва сдерживала гнев, что разливался в её крови. Ненависть. Чистая, незапятнанная ненависть. Та, которая побуждает вырезать целые поселения. Ненависть ко всему. Ко всем. Стали стремительно отрастать когти, за ними клыки. Из груди вырвалось глухое рычание. Понимает ли она, что происходит? Нет, для неё всё утратило значение. — К…Кагоме. Успокойся, — предпринял безуспешную попутку Инуяша, но жрица подлетела к нему и швырнула в ближайшее дерево. — Что тут происходит? — к ним выбежали Санго и Мироку. — Вас и на минуту одних оставить нельзя. Что ты сказал Кагоме, что она потеря контроль? — заорала на полудемона охотница, запрыгивая на Кирару и взлетая. — Да не сказал я ничего плохо! Извинился, как сказал Мироку, а она взбесилась, — Инуяша вовремя поднялся, то место, куда он упал, рассекли острые когти. — И как нам заставить её съесть ягоду? Варианты имеются? — поинтересовался Мироку, подоспевший за охотницей. — Ага, подойти к ней и сказать, чтобы она её съела, — уверенно ответил Инуяша, но, отвлекшись, пропустил удар. — Кагоме, дура, ты что творишь? Санго попыталась дозваться до девушки, но она не обращала на неё внимания, нанося удар за ударом полукровке. Радовало то, что пока бросалась только на него, что дало остальным время обдумать решение проблемы. Видимо, самостоятельно она прийти в себя не сможет. Инуяша уже изрядно потрепан, а жрица всё не успокаивается. — Эй, вы чего там расселись! — закричал ханьё на товарищей, видя, что они не собираются ничего делать. — Так тебе и надо. Получил по заслугам, — не удержался Шиппо, но поздно вспомнил, что сейчас его никто не защитит. — А ну повтори, мелочь, — он уже собрался ударить лисёнка, когда его руку схватили. — Кажется, она тебя помнит, Шиппо. Быть может, ты попробуешь дать ей лекарство, а мы тебя прикроем? — предложила Санго, передавая демонёнку ягоду. — Я? Ладно. Но только ради Кагоме! Он медленными, неуверенными шагами приближался к девушке. Хвост трясся от страха, сам едва сдерживался, чтобы не убежать. Нет, он будет сильным. Он поможет Кагоме. Она ведь не раз его защищала, теперь настала его очередь стать её защитником. Вдохнув поглубже и успокоившись, он подошел к жрице. Она медленно присела, неотрывно следя за действиями лиса. Когда она протянула ему руку, Шиппо закрыл глаза, боясь, что и ему достанется, но был приятно удивлен, когда рука провела ему по голове, а на лице девушки появилась слабая, но улыбка. — Кагоме, съешь это, пожалуйста, — уже более спокойно попросил её лисенок, и на удивление остальным, она взяла ягоду и съела её. В следующее мгновение сознание стало возвращаться к Кагоме. Она помнила, что произошло, но не могла этого объяснить. Она не могла контролировать тело, словно кто-то управлял ей. Резкая боль, и сознание вновь ускользает, отправляя её в забытие.

***

Сещемару спокойно сидел на поляне, ожидая её. Аимори. Странно, он помнил её с детства, но почему-то сейчас это имя казалось чужим. Оно не дарило того тепла и покоя, в котором нуждалась его душа. Даже его зверь периодически пытается перенять контроль над телом. Что-то не так. Почему в сердце разливается тепло, когда он пытается вспомнить долгие странствия? К кому так рвётся вся его сущность? Та любовь, обожание, что он испытывает к Аимори казались ему фальшивыми. И от этого хотелось выть от безысходности. — Сещемару, я вернулась, — из-за деревьев вышла демонесса. Длинные розовые волосы, таким же цветом глаза, желанные и ненавистные одновременно. Как же сложно понять, что твориться в душе, когда одновременно желаешь видеть девушку, а встретив, испытываешь отвращение. Наваждение, от которого не получается избавиться. — Ты рад меня видеть? — неохотно кивает, стараясь не смотреть на неё. От неё нестерпимо воняет другими мужчинами. Вновь с кем-то развлекалась. Почему она не может оставить его в покое? — Оставь меня одного, — и, не дожидаясь ответа, ушёл. Отойдя на достаточное расстояние, он позволил себе вздохнуть спокойно. Сердце будто пронзило мечом, а дыхание перехватило. Казалось, что всё тело выворачивало наизнанку, зверь ещё яростнее пытался вырваться, дышать становилось труднее, словно кто-то схватил за горло. Перед глазами мелькали размытые образы, смутно знакомые, но, как он не старался, не мог вспомнить, чьи они. Через какое-то время боль прошла. Всё вернулось в норму. Глаза, которые всегда были янтарными, постепенно становились бледно-розовыми, но он этого не замечал. И лишь сейчас в глазах вновь стал проступать знакомый янтарь… Который исчезнет, стоит ему взглянуть в глаза Аимори.