Сердце в руках

Спустя четыре дня в квартиру на Невском проспекте постучал мужчина, более похожий на взволнованного студента, нежели на патологоанатома, которому по долгу своей непростой, честно сказать, службы приходилось «держать лицо». Через плечо у него был перекинут спортивный рюкзак, ещё более роднящий его с «подрастающим поколением». Перевод либретто дался Матвею Сергеевичу на удивление легко — мужчина даже и не подозревал, что подобрать русский рифмованный эквивалент для немецких стихов удастся за столь короткий срок. Весьма вероятно, что этому способствовала удивительная музыкальная часть будущей постановки, которую любезно предоставила продюсер мюзикла, некая Магда, чья заковыристая фамилия упорно не желала запоминаться. Да и сама немка не настаивала на излишне официальном обращении, позволяя себе отпускать двусмысленные фразы, пусть и в виртуальной реальности. Дверь новоявленному переводчику, а по сути своей, соавтору либретто, открыл высокий, невероятно худой мужчина в алом клетчатом костюме и лаковых чёрных ботинках. Невнятного цвета волосы неизвестного были стянуты на макушке в непонятную «пальмочку», завоевавшей расположение у большинства школьниц резинкой, похожей на телефонный провод. Лицо у мужчины было крайней степени хитрое и, по правде сказать, глумливое. Матвей Сергеевич не без труда скрыл недоумение и открыл было рот, желая представиться, но его опередили. — Матвей Сергеевич! Проходите, проходите. Давно ждёте? — клетчатый энергично потряс руку опешившего от столь эмоционального приема медика. — Позвольте представиться, Коровьев, менеджер по подборке актеров, гримеров, художников, переводчиков, в общем мастер на все руки по общественным связям и коммуникации. — Приятно познакомиться, — немного растеряно кивнул Матвей Сергеевич. Взгляд врача быстро прошёлся по прихожей, странной, почти полукруглой формы. Двери в жилые комнаты расходились лучами, и при определённой доле воображения в их рисунке можно было разглядеть солнце. В передней царил приятный полумрак — неярко горела установленная в специальном режиме люстра, явно старинная, хоть и умело реставрированная, и осовремененная. — Я хотел бы переговорить с продюсером или правообладателем по поводу пары спорных моментов либретто, но основная работа выполнена, и я готов её представить. — Боюсь, что встретиться с маэстро Воландом Вам, Матвей Сергеевич, сегодня, скорее всего не удастся, — сочувственно вздохнул Коровьев, удручённо покачав головой. — Он, как истинный турист, решил прогуляться по городу. Согласитесь, может же он позволить это себе? — Конечно, я зайду позже, — Матвей Сергеевич отступил к двери, но Коровьев вновь его опередил. — Но я же не сказал, что Вас никто не примет! — взволновался менеджер, заговорщицки улыбаясь. — Наша уважаемая и горячо любимая продюсер охотно примет Вас в кабинете. Пройдёмте. Матвей Сергеевич разулся, с благодарностью приняв мягкие гостевые тапочки, стоявшие возле обувной полки. Кожаную куртку он повесил на вешалку в шкафу, всё ещё испытывая некий дискомфорт находясь в столь странной квартире. Несмотря на то, что всю жизнь мужчина прожил в Петербурге, он не мог вспомнить, чтобы где-нибудь в старом городе была бы столь необычная планировка квартир. Коровьев терпеливо ждал его возле одной из дверей, всё продолжая вежливо улыбаться. Матвей Сергеевич машинально расправил плечи, послышался тихий щелчок «вставшего на место» плеча, которое после аварии часто давало о себе знать. Патологоанатом тут же стал выше на добрые пять сантиметров, и образ напуганного студента уже никак не подходил мужчине, вошедшему в кабинет. — Госпожа Магда появится через несколько минут, а пока выпейте кофе, Матвей Сергеевич. — Коровьев указал на две чашки, стоящие на журнальном столике. — Рекомендую, лучшего напитка Вы не найдёте во всём Петербурге. Двери кабинета закрылись, погружая комнату в абсолютную тишину. Оставшись один, Матвей Сергеевич первым делом огляделся, поражаясь строгой лаконичности кабинета, продюсер мюзикла отнюдь не оставила в душе медика впечатления сдержанной и строгой особы. Скорее этот кабинет принадлежал мужчине — властному, рассудительному, умному и… довольно высокому, этот вывод Матвей Сергеевич сделал исходя из высоты письменного стола (кожа, тёмное дерево, едва уловимая вязь символов по краю столешницы). Но более всего мужчину поразил книжный шкаф, вернее его содержимое. Сейчас, в эпоху новых технологий, всеобщей компьютеризации и интернета столь богатая и разнообразная коллекция книг не могла не вызвать восхищения. Матвей Сергеевич изучал корешки книг, поражаясь разнообразию интересов хозяина коллекции. Классика мировой литературы на языках первоисточников, а по виду некоторых изданий можно было с готовностью сказать о том, что они вполне могли оказаться и настоящими раритетами. Взгляд медика против воли задержался на потрёпанном временем томе в кожаном переплёте, теснённые буквы почти стёрлись, но название всё ещё читалось: «Фауст». Матвей Сергеевич задумчиво погладил переплёт, оказавшийся на удивление мягким. За этим занятием его и застала продюсер. — Доброе утро, Матвей Сергеевич, — внезапно раздавшийся голос заставил медика вздрогнуть. Матвей Сергеевич до этого никогда не жаловался на слух, но появление Магды застало его врасплох. Продюсер стояла в шаге от медика, оказавшись лишь на полголовы ниже его, чему явно способствовали туфли на высоком каблуке. Голос у женщины был удивительно красивый: достаточно низкий, с лёгкой хрипотцой, которая вполне могла довести мужчину до исступления. Свойственно всем иностранцам, Магда растягивала слова и смягчала звук «в», превращая его в мягкое двойное «ф». Рычащие нотки немецкого произношения скорее придавали продюсеру шарма, нежели портили её. Матвей Сергеевич нервно обернулся и невольно замер, задержав взгляд на женщине дольше позволенного приличиями. — Доброе, госпожа… — Матвей Сергеевич смутился, очередной раз забыв фамилию немки. Очень кстати вспомнилась записная книжка, подаренная как-то Анастасией с «тонким намёком», что важные контакты надо записывать. — Оставьте этот официоз, Матвей Сергеевич, — белозубо улыбнулась женщина. — Называйте меня Магда. Продюсер грациозно прошлась по кабинету и устроилась на диване, придвинув к себе поднос с кофе. Одета Магда была соблазнительно и официально, насколько это может сделать красивая женщина. Короткое чёрное платье ничуть не скрывало длинных стройных ног и прекрасной фигуры. Вокруг шеи повязан алый, в тон помаде, шарф. Строго и распутно в один и тот же момент. — Мне сказали, что Вы перевели либретто, но у Вас есть ко мне какие-то вопросы, — Магда взяла фарфоровую чашку, не преминув отметить что гость так и не притронулся к напитку, также сообщив об исключительном вкусе напитка. Матвей Сергеевич устроился напротив дивана на невысоком пуфе и потянулся за предложенным угощением. Кофе действительно был очень хорош, хотя патологоанатом не был знатоком в этом вопросе. Матвей Сергеевич открыл сумку, достал печатную версию перевода и флешку с его цифровой копией. Магда заинтересованно подалась вперёд, обдав гостя ароматом дорогих парижских духов. Мужчина нервно сглотнул и отклонился назад, стараясь не заглядывать в глубокое декольте. Спрятаться от белокурой бестии за фарфоровой чашечкой не удавалось, но кофе хотя бы позволял отвлечься от аппетитных форм продюсера. — Да-да, перевод готов! — отставив посуду обратно на столик и несколько успокоившись, Матвей Сергеевич зашуршал листами, пробегая по тексту взглядом. Кое-где на бело-чёрном фоне появлялись яркие росчерки маркера. Выделенные фразы тут же стали предметом диалога Магды и переводчика. Продюсер склонялась над страницами, слегка прищуриваясь, всматриваясь в неровные карандашные заметки. Перевод, действительно, был хорош, даже те моменты, которые Матвею Сергеевичу приходилось изменять при переводе, чтобы не потерять ритма и такта, весьма гармонично вписывались в общий контекст произведения. — Только меня одно занимает, — произнёс Матвей Сергеевич, когда со всеми спорными моментами было покончено, а исправленная версия одобрена продюсером. — Что же, Матвей Сергеевич? — Магда откинулась на спинку дивана и из-под опущенных ресниц наблюдала за гостем. — Вы прекрасно поработали! Мне кажется, мы не нашли бы более талантливого переводчика, чем Вы во всей России. — Вы льстите мне, Магда, — смутился Матвей Сергеевич, неловко крутя в руках ручку. Мужчина едва заметно покраснел от удовольствия, но всё же нашёл в себе силы собраться. — Я всё же не могу понять, почему Вы позвали для перевода меня — непрофессионала, когда могли воспользоваться услугами куда более… ценного специалиста. Магда рассмеялась на удивление звонким, почти детским смехом, похожим на перезвон колокольчиков, и покачала головой, мягко прикоснувшись к руке мужчины. Матвей Сергеевич едва скрыл удивление, почувствовав холод прикосновения более свойственный его обычным подопечным, нежели здоровой, пусть и несколько бледной женщине, сидящей перед ним. «Вегетососудистая дистония в сумме с лёгкой анемией» — мысленно предположил диагноз патологоанатом, которые как известно в народе всё знают и всё умеют, но, увы, поздно. — О, на этот вопрос Матвей Сергеевич я Вам отвечу с особой охотой, — отсмеявшись, ответила продюсер. — Как я уже сказала, вы прекрасно справились! К услугам так называемых «профессионалов» я, с согласия господина Воланда, не прибегла потому, как считаю их абсолютно бездарными. Поймите меня правильно, Матвей Сергеевич, кто как не поэт может понять другого человека — правильно подобрать ритм и рифму, расставить нужные акценты и паузы… После этих слов руки похолодели уже у мужчины, он с недоумением и даже некоторым опасением смотрел на немку, которая с каждым новым своим словом всё более и более теряла акцент. Но отнюдь не это беспокоило Матвея Сергеевича, а то, что похоже таинственная продюсер знала о патологоанатоме если не всё, то очень многое. Сейчас она буквально дословно передала его собственные мысли, которые посещали его из раза в раз, когда ему доводилось читать зарубежную литературу в переводе российских издательств. — Вы же писали прекрасные стихи, Матвей Сергеевич, — в глазах Магды блеснуло неведомое пламя, от которого мужчина чуть отпрянул, но тут же отчитал себя за мнительность и малодушие. — Не удивляйтесь так, я действительно ознакомилась с Вашими прежними работами, прежде чем предложить Вам эту работу. Этому проекту нужен был не «профессионал», а мастер! Матвей Сергеевич тяжко сглотнул, вдруг обнаружив, что за окном уже разливался закат, хотя он отчётливо помнил, что пришёл не позднее одиннадцати. На журнальном столе помимо пустых чашечек из-под кофе и остывшего кофейника, стояли некогда белоснежные тарелки и медное, явно антикварное блюдо с остатками запечённой утки. Мужчина запоздало смутился — стихи он писал ещё давно, пик его «творчества» пришёлся на тяжёлый и утомительный период реабилитации после аварии, когда многие специалисты уверяли, что он больше никогда не сможет подняться на ноги. Тогда поэзия казалось единственным спасением, а Интернет сумел заменить друзей, которые, за редким (вернее сказать единственным) исключением не отвернулись от потенциального калеки. — Думаю, я ответила на Ваш вопрос, Матвей Сергеевич, — разогнала тягостные мысли своего гостя Магда. В речь её вернулся прежний гортанный акцент и свойственная иностранцам манера растягивать предложения, подбирая нужные слова. — Мне было приятно пообщаться с Вами и, надеюсь, это был не последний раз и наше дальнейшее сотрудничество окажется не менее плодотворным. Матвей Сергеевич кивнул, всё ещё ошарашенный, и быстро собрал листы в папку. В желудке ощущалась приятная тяжесть, которой мужчина мог только подивиться — он совершенно не запомнил, как и когда ел. Провожать его вызвалась сама продюсер, менеджер, с такой по-булгаковски смешной фамилией (или это всё же псевдоним?), договаривался с кем-то по мобильному, расхаживая по квартире — его высокий голос отдавался эхом от стен, создавая впечатление, что странным агент находится одновременно в нескольких комнатах. Уже почти закрыв за переводчиком дверь, Магда протянула ему два приглашения на предварительный показ мюзикла. — Я бы очень хотела увидеть Вас на пресконференции, которая состоится, как только мы соберём актёрский состав, — Магда чуть покривилась — со стороны кухни вышел Коровьев, зажимающий телефон плечом и одновременно что-то проворно набивающий на планшете. При этом создавалось впечатление, что мужчина говорит одновременно по двум линиям, налаживая какие-то организационные моменты. — Конечно, большое спасибо! — Матвей Сергеевич благодарно улыбнулся, бережно принимая пригласительные и пряча их в сумку. Ему ещё предстояло навестить наверняка накрутившую себя подругу, которой он обещал отзвониться, как только отдаст перевод. Выйдя во двор, медик достал сотовый, тяжело вздохнул, увидев пять пропущенных вызовов от Анастасии и направился в поисках ближайшего магазина — вину нужно было заглаживать. Из окна третьего этажа за удаляющейся мужской фигурой наблюдала красивая белокурая женщина, дымя сигаретой, закреплённой в тонком длинном мундштуке. Магда провожала переводчика долгим задумчивым взглядом, стряхивая пепел прямо на подоконник. — Надымила, насорила, за собой не убрала! — едва войдя в комнату принялся разоряться Бегемот, зайдясь в притворном приступе кашля. Магда даже не пошевелилась, когда кот злобно пыхтя смахнул пепел и с грохотом поставил перед ведьмой пепельницу. — Он писал удивительные стихи, — проговорила женщина, обернувшись к сидящему в глубоком кресле Воланду. Мессир будто бы дремал, прикрыв глаза и откинувшись на высокую мягкую спинку. — Страдание — к совершенству путь: как дивный светоч светит, — процитировал мыслителя и общественного деятеля Британской Индии Коровьев, не отрываясь от экрана планшета. Размещение и объявлений о кастинге и взлом театральных сайтов увлекли гаера. Худые пальцы летали над гаджетом, в нетерпении постукивая по пластиковому корпусу. — Поэтический дар — невысока плата за здоровое тело. — Никогда не любил поэтов, — нахохлился Бегемот, на которого никто не обращал внимания уже более пяти минут, что являлось с точки зрения кота невероятным пренебрежением. — Бессмысленное занятие — ловить порхающих бабочек идей и отрывая крылья, людям отдавать. — Оставь, Бегемот, поэты, равно как и влюблённые приравниваются к сумасшедшим, — Коровьев, отправив последнее сообщение, отложил планшет и подошёл к расстроенному коту. Подперев плечом шкаф, Фагот почесал соратника по проказам за ухом, отчего погрустневший было Бегемот вновь воспарял духом. — Фагот, когда ты планируешь прекратить валять дурака и собрать, наконец, артистов? — спросил Воланд, чуть повернув голову в сторону слуги, но так и не открыв глаза. Мессир пребывал в странном расположении духа, но слуги и приближённые уже отнюдь не удивлялись этому, привыкнув за почти пятьдесят лет к меланхоличной задумчивости своего хозяина. — Завтра же, мессир, будет первый тур кастинга! — воскликнул Коровьев с восторгом. — И на сколько же затянется этот цирк? — Воланд моргнул, и в его глазах появилась тень заинтересованности. — Всё по регламенту, три этапа! — вмешался в разговор Бегемот.