Сердце в руках

После ухода Ожогина «в народ», Анастасия Александровна почувствовала себя совсем неуютно. Жанна всецело занялась своим ненаглядным Кириллом, шепча что-то мужчине на ухо, для чего тому пришлось буквально лечь на стол. Матвей и Маргарита вели более чем увлечённый разговор с артистами, обсуждая какие-то сценические процессы, в которых кардиолог понимала немногим больше, чем в иероглифах, написанных на усыпальнице фараонов. Обаятельный француз хоть и стремился развлечь женщину, но не сказать, чтобы преуспел – всем вниманием Анастасии Александровны владел герр Воланд. Чем дольше она смотрела, тем больше убеждалась в том, что именно этого мужчину видела в торговом центре. Но более всего её заботило не происшествие месячной давности, а то что загадочный немец успел стать почти постоянным гостем сновидений врача, в этом она была уверена практически на сто процентов, хоть ни разу не видела ночного визитёра. Эти глаза она не могла бы спутать ни с чьими другими. Анастасия Александровна никогда не встречала у людей столь необычного пигментирования радужки, справедливо полагая, что подобный цвет невозможен без применения линз, вот только он их не носил, как не носил и любых других корректирующих зрение предметов. - Вы не находите, что герр Воланд несколько похож на Ивана? – спросила, наконец, Анастасия Александровна у давнего знакомца – агента. Коровьев недоумённо приподнял бровь, взглянув на кардиолога, которая с удивлением поняла, что вино оказалось совершенно неожидаемо крепким, ударив в голову не хуже хорошей стопки водки. - Ничуть не удивлён этим фактом. Видите ли, Анастасия Александровна, генетика, как мы с Вами знаем, представляет собой удивительно причудливо перетасованную колоду, иногда способную на такие трюки, что и не снились фокуснику-генетику, если Вы позволите мне такое сравнение, – охотно поддержал разговор клетчатый менеджер. – Вполне возможно, что у Ивана найдётся пра-пра-пра…-прадедушка, родом из тихой деревушки, где-то в предместьях Гамбурга. Отчего бы ему не быть? Анастасия Александровна заинтересованно прислушивалась к льющейся речи агента, вступая с ним во вполне научный спор, находя в нём весьма эрудированного человека, имеющего некоторые, пусть и несколько обрывочные, но оттого не менее поразительные познания в медицине вообще, но более всего в генетике и молекулярной биологии. За этим практически состоявшимся научным диспутом, она не заметила, как застолье покинули ещё двое мужчин. Если перемещения Гордеева врача волновали постольку-поскольку, то вот внезапное исчезновение герра Воланда отчего-то взволновало женщину. Она почувствовала почти физическую потребность поговорить с мужчиной, желая тем самым развеять все свои сомнения и абсолютно, как ей казалось, лишние «сантименты». Воланда Анастасия Александровна обнаружила на плоской крыше, больше похожей на открытую террасу. С этой своеобразной смотровой площадки неплохо был виден служебный вход и живая гудящая людская масса, расцвеченная огоньками телефонов и беспрестанно снимающих фотокамер. Немец, окутанный серебряным светом слегка ущербной луны, наблюдал за толпой с любопытством энтомолога, рассматривающего копошащихся муравьёв. В руках мужчины тлела сигарета, красный огонёк которой едва подрагивал, подвластный лёгкому весеннему ветру. Из зала, где празднование премьеры только набирало обороты, звучала музыка, если Анастасия Александровна что-то понимала в жанровом разнообразии, то, кажется, джаз. - Странный народ, готовы разодраться из-за мелочи, недополученной в магазине, но готовы бросить миллионы в угоду сиюминутному удовольствию. Что толку впустую тратить половину жизни на то, чтобы оставшуюся половину исправлять то, что наворотили в первой? – герр Воланд затянулся, выпустив в ночное небо дымное облако, тут же вместе со словами подхваченное ветром. Анастасия не знала, заметил ли мужчина её присутствие или просто размышлял вслух, а потому осталась молчаливым свидетелем, опасаясь приблизиться. – Предательство, убийство, геноцид… Прогнившие души даже у самых юных, тех, кто должен был бы быть непогрешимей агнца. Как считаете, Анастасия Александровна? Стоит ли такая жизнь спасения? Хирург вздрогнула от вопроса, негромкая размеренная речь мужчины действовала на неё подобно гипнозу, заставляя мозг послушно отключаться. Неожиданно справедливые, пускай и весьма резкие слова отчего-то не отрезвляли, а скорее, наоборот, погружали в дремоту. - Любая жизнь ценна, – наконец, собралась с мыслями врач, подходя к мужчине уже не таясь. - Вы это как врач говорите или как человек? – полюбопытствовал немец, даже несколько повернувшись к женщине, хотя взгляд его всё равно будто бы соскальзывал с лица говорившей, мимо ликующей толпы, к двум фигурам, оттесняемым в темноту. Анастасия открыла рот, желая возразить, что это по сути одно и тоже, но, подумав, промолчала, закусив губу. Воланд удовлетворённо кивнул. – Полагаю, что как врач, всё-таки стоит отдать должное советской системе – она пыталась взрастить в людях «высокие моральные качества». Не её вина, что из этой идеи не вышло ничего благого для общества. - Вы полагаете? – Анастасия Александровна опёрлась на перила, не заботясь о сохранности наряда. - Полагаю, – усмехнулся её собеседник криво, искоса взглянув на женщину. – Буду даже более категоричен, я уверен, что это так. Кому как не Вам знать все тяготы морального выбора, Анастасия Александровна? Не поверю, что Вы никогда не стояли перед выбором поступить по совести или по регламенту. - Я хирург, у нас всегда есть своё маленькое кладбище из тех, кого мы не могли спасти, – передёрнула плечами кардиолог, не понимая зачем вступает на столь зыбкую почву как разговор о медицинской этике. - Я не о том, – досадливо поморщился Воланд, выпуская навстречу кособокой луне ещё одно дымное облако. – Неужели не печальнее сознавать, что спасённый человек оказался редким мерзавцем, место которому в Преисподней? Что делать с убийцами, насильниками, шантажистами? Неужели спасать, чтобы они и дальше благоденствовали? - Я не знаю, – отчего-то заготовленный на такие случаи штампованный ответ про чувство долга застрял у хирурга в горле, не позволяя солгать. Некстати вспомнился случай из ещё институтской практики, когда пришлось реанимировать убийцу двух человек, впрочем, жена его была беременна на момент гибели, так что, пожалуй, и всех трёх, доставленного прямиком из следственного изолятора с открывшимся желудочным кровотечением. Немец понимающе хмыкнул, кому как не ей были знакомы все тяготы безуспешной борьбы за то, что люди называют справедливостью, когда это касается других и наказанием, если дело доходит до себя. Анастасия Александровна молчала, умиротворённая тишиной, повисшей на террасе. Молчание впервые за долгое время не было ей в тягость. Воланд также не спешил нарушить таинство момента вслушиваясь в ночь. Безмятежность нарушил девичий крик, чем-то неуловимо отличавшийся от общего радостного гула почитателей актёрского таланта. - Что там происходит? Кто-то кричал, – Анастасия Александровна встревоженно обернулась, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в упавших сумерках. - Ничего страшного не произошло, не пугайтесь, – на парапет рядом с рукой женщины опустилась ладонь Воланда. – Одной не в меру деятельной девушке указали на её излишнюю навязчивость, насколько я могу судить. - Вы видите, что там происходит? – недоверчиво уточнила врач, взглянув на мужчину с плохо скрываемым сарказмом. - Вполне хорошо, чтобы утверждать, что эта ситуация не требует Вашего или моего вмешательства, – уверенно кивнул иностранец, безапелляционный тон которого успокоил кардиолога. – Я так и не удосужился спросить, как Вам постановка? Должно быть совсем теряю способность вести светские беседы при луне. - Вряд ли моё мнение чем-то значительно отличается от мнения стоящих внизу. Я поражена такой трактовкой классики немецкой поэзии, но не могу сказать, что разочарована. Мне всё понравилось, – улыбнулась Анастасия Александровна будто бы даже смутившаяся вопроса, как бывало, когда ей приходилось говорить о вещах, в которых она мало что понимала. – К сожалению, я не слишком разбираюсь в драматургии и вокале, а потому вряд ли смогу сказать что-то более ценное. - Этого более чем достаточно, Анастасия Александровна. Я не люблю профессиональных критиков, справедливо полагая, что нельзя ценить искусство чистотой взятых нот и количеством костюмов, сменянных артистом за акт. В этих вопросах куда полезнее Магда с её пониманием концепций и веяний, – в голосе немца послышалась плохо скрываемая (если вообще скрываемая) насмешка, хотя лицо, обращённое к ночному небу, не отражало и тени эмоций. – Не люблю профессиональных критиков, а непрофессиональных – тем более. - Кто же их любит, – вздохнула женщина, зябко поёжившись. Весна отнюдь не желала баловать полуночников тёплыми вечерами. - Впрочем, мы заговорились, а погода отнюдь не летняя. Вернёмся в зал, холодает, – точно только сейчас заметив, что спутница зябко ёжится в отнюдь не согревающем наряде, немец обратился к Анастасии Александровне. Сняв пиджак, Воланд протянул его удивлённому врачу. – Возьмите, иначе пневмония Вам гарантирована. Мне следовало лучше выбирать место для бесед. Вы совсем себя не бережёте, Анастасия Александровна. Кардиолог не ответила, покорно кутаясь в чужой пиджак. Тяжёлая, нагретая ткань щедро делилась теплом с женщиной, которая неожиданно поняла, что действительно замёрзла, пока беседовала. Всё-таки крыша-терраса продувалась со всех сторон ничуть не хуже, чем горное плато. Вернувшись к празднующим артистам, собеседники обнаружили, что за время их отсутствия довольно многое успело поменяться. Вернувшийся Иван был более обычного озадачен, подле него устроилась Магда, участливо поглаживая помрачневшего мужчину по руке. Подаренные букеты и пакеты актёр предусмотрительно оставил в гримёрной, понимая, что забрать он их всегда успеет, тем более, что, похоже, добираться домой ему предстоит на такси. Матвей задумчиво выводил узоры кончиком указательного пальца на ладони возлюбленной, которая что-то шептала ему на ухо, как совсем недавно это делала Жанна. Воланд приняв из рук врача свой пиджак, покинул присутствующих, сославшись на строгий распорядок дня, следом за ним ушёл и Азазелло. К Анастасии Александровне подсела здорово захмелевшая подруга, обняв кардиолога за плечи, скорее, чтобы придать себе более устойчивое положение, нежели из, бесспорно, тёплых чувств. От Жанны пахло шампанским и шоколадными конфетами, чей запах с лёгкостью перебивал даже аромат духов. Впрочем, гинеколога нельзя было назвать совсем уж пьяной, она прекрасно отвечала за свои действия и слова, видимо, сказывалась большая практика корпоративных вечеров и праздников, проводимых, порой без отрыва от работы. Жанна любила хвастаться тем, что может принять роды не только «под градусом», но и верхом на несущемся галопом по саванне слоне. - Ну ты, Александровна, даёшь! Я думала ты Ваньку охмуряешь, а ты вон какую рыбу ловишь! – восхитилась способностями подруги женщина. Смешно сморщив нос, она принюхалась к успевшим несколько растрепаться волосам коллеги. – Ты куришь, что ли, Настасья? - Я? С чего бы? – недоумённо нахмурилась Анастасия Александровна, против воли тоже принюхиваясь. – Действительно, пахнет. Это, наверное, от пиджака. - Какой опасный мужчина! – хихикнула Жанна, даже не представляя, как близка оказалась к истине. В зал, спиной вперёд, вошёл Гордеев, руки которого были заняты подарками от щедрых поклонников. На щеке мужчины красовался свежий след от помады, отличающийся от той, что была на губах у Жанны. Женщина тут же оправилась и выпрямилась на стуле, точно не она только что висела на плече подруги, справляясь с алкогольным воздействием. Кирилл практически небрежно сбросил букеты на пустой стол, впрочем, обойдясь с подарками куда аккуратнее. - Еле вырвался! Думал всё, съедят, – рассмеялся Кирилл, рухнув на ближайший стул. Жанна тотчас оказалась рядом с актёром, озадаченно хмурясь на след помады. – А ты когда успел скрыться, Вань? Я не заметил, как ты уходил. Применять телепорт в условиях города запрещено! Ожогин криво улыбнулся половиной лица, но не ответил. Участь малолетней шантажистки неожиданно для самого мужчины его взволновала. Отчего-то актёр совершенно не верил, что Азазелло решил проблему материальным эквивалентом, скорее всего напугал несчастную, по крайне мере Иван искренне хотел верить в то, что девушка осталась после этого жива. Магда, видя состояние исполнителя заглавной роли, щедро плеснула ему в бокал вина. - Что бы с ней не произошло, Иван, Вам не стоит беспокоиться, – ворковала продюсер, мягкий рокочущий голос которой будто бы убирал тревоги, по крайней мере Ожогин чувствовал себя несколько лучше. – Та девушка, внизу, сама виновата. Нельзя лезть в тонкое дело шантажа с фомой на перевес. - Фомкой, – машинально поправил немку Иван, покорно принимая вино из её рук. Кажется, сейчас из этих рук он принял бы даже яд, захоти Магда преподнести мужчине таковой. Прежде чем задать интересующий его вопрос, актёр сделал глоток, будто бы давая себе время на раздумья. – Откуда вы знаете, что… - Не стоит беспокоиться, это останется между нами. Азазелло поделился, что некая девушка хотела оклеветать Вас, – почти ласково улыбнулась белокурая бестия, в глазах которой блуждали болотные огни веселья. Иван отчего-то вспомнил глупую шутку про то, что если у женщины в глазах искорки, значит, тараканы в ее голове что-то празднуют, запуская салют. - Чем же убрать помаду-то? – Жанна задумчиво огляделась, решая, чем же стереть след преданной любви поклонниц. Пальцем стойкая косметика оттираться не захотела, ещё больше размазываясь. - У меня салфетки были влажные в сумке, – вспомнила Анастасия Александровна, потянувшись к клатчу. - Да ну их. Эту заразу надо только спиртом оттирать, – скуксилась гинеколог, придирчиво осматривая «место преступления», повернув голову Кирилла в сторону. – Кто знает, есть ли в вине спирт? - Шестнадцать с половиной градусов, – охотно просветил женщину Коровьев и тут же пожалел о том, что вообще открыл рот. Жанна довольно кивнула и выудив со стола чистую салфетку, щедро плеснула на неё из первого подвернувшегося под руку бокала. - Две тысячи лет, выдержка, букет… и на салфетку, – застонал едва слышно Мот, возведя глаза к потолку. – Варварство! Анастасия Александровна недоумённо взглянула на соседа, пытаясь в уме подсчитать в каком же году было собран виноград и при каких условиях сохраняли напиток, если он не испортился с первого века от Рождества Христова. Судя по познаниям врача в химии, любое вино за это время обязано было превратиться в уксус. Жанна, не обратив ни малейшего внимания на возмущения француза и вялые протесты Гордеева, самозабвенно оттирала помаду. Кирилл, вскоре смирившись со своей участью, старался извлечь из своего положения максимум удовольствия, беззастенчиво гладя спутницу по бедру. Посчитав свою работу выполненной, женщина отстранилась и осмотрела полученный результат. Не заметив более никаких отметин, Жанна довольно улыбнулась и, склонившись, звонко поцеловала актёра в угол ухмыляющегося рта. - Мне всегда было интересно, какой на вкус театральный грим, – понизив голос до интимного шёпота поведала гинеколог, устроившись на коленях у Кирилла. Причмокнув задумчиво, она откинулась на плечо мужчины. – Не помадой же вас в самом деле красят! Мне запах нравится. - Ты хочешь провести дегустацию? – уточнил из чистого любопытства Гордеев, полагая, что подруга желает подобрать наиболее благовидный предлог, чтобы уединиться. - А ты можешь устроить? – воодушевилась Жанна, поднимаясь на ноги. - Ты сомневаешься? – Гордеев усмехнулся, картинно приподняв бровь. Жанна захлопала в ладоши и даже, кажется, подпрыгнула на месте пару раз будто и не замечая того, что находиться в туфлях. Анастасия Александровна только покачала головой, подруга всегда отличалась повышенной тягой к приключениям, а сегодня и вовсе была готова на любые подвиги и дурачества. Хирург посмотрела на свою полупустую тарелку, есть не хотелось, а вот спать, пожалуй, даже больше, чем жить. Судя по тому, что на весь остаток ночи она осталась без средства передвижения в виду выведенной из строя алкоголем и любовью Жанны, добираться домой врачу предстояло самостоятельно и на такси – лезть в метро, даже если оно ещё работало, в вечернем платье не хотелось совершенно. Праздник для артистов только набирал обороты, после ухода «надзирателей» дело пошло значительно веселее. Актёры плавно превращая официальное мероприятие в «вечеринку для своих», в ход шли шутки, которые понять могли только люди хоть как-то причастные к театральной жизни. Иван, поддавшись уговорам Магды, успел несколько захмелеть, отчего сделался куда раскованнее, отпустив вожжи самоконтроля. - Собираешься уходить? – голос Матвея раздался над самом ухом хирурга, заставив ту вздрогнуть. Маргарита льнула к боку возлюбленного, желая, как можно скорее покинуть театр. Прочь её гнала неясная тревога, которая только нарастала с течением времени. - Я же носом клюю – дежурила в ночь, – посетовала Анастасия Александровна. - Тогда пошли, такси вызовем с улицы, нам проветриться не мешает, здесь довольно дымно, – удивился сам себе мужчина, обнаружив, что зал и правда наполнен белёсыми клубами, вырывающимися из недр заветного агрегата, с которым так и не расстался месье Мот. На улице действительно стало несколько лучше, поклонники разошлись, получив свою порцию актёрского внимания. Промозглый ветер с Невы гнал по небу тёмные тучи, стремительно смыкающиеся над головами припозднившихся прохожих. В воздухе пахло приближающейся грозой. Маргарита плотнее запахнула куртку, чуть сутулясь в объятьях возлюбленного. Анастасия Александровна оглянулась на террасу, на которой не так давно проходила увлекательная беседа. На крыше ожидаемо никого не оказалось, и хирург вернулась к высматриванию ям на мощёной дороге. - Рита! Куда же ты собралась, ненаглядная?! – точно чёрт из табакерки, в свете фонарей появился мужчина, слегка пошатывающийся, но похоже слишком упёртый для того, чтобы уйти домой. – Неужели даже не поздороваешься с законным мужем, это если кто не знал! - Олег, езжай домой. Нам не о чем говорить, – Маргарита Игоревна брезгливо поджала губы, пряча лицо на груди у Матвея. - И любовник тут твой, как кстати пришёлся! О, вы себе ещё и третью нашли. Что же так несолидно-то?! Надо было сразу оргию? – рывком Олег Владимирович подобрался к троице, ухватив Матвея за воротник кожаной куртки. В жёлтом свете фонарей глаза у мужчины были абсолютно красными от полопавшихся сосудов, а застывшая на лице гримаса едва ли не кричала о том, что мужчина нуждается в экстренной помощи психиатра, по причине своей полной или частичной невменяемости. - Уберите руки, Олег, - процедил Матвей, сохраняя удивительное спокойствие. – Имейте хоть каплю уважения к женщине, которую, как Вы утверждали, любите. Марго сделала свой выбор. - Она сделала, как же! Да она в своей жизни ни черта не решала сама! – зло рассмеялся мужчина, не собираясь внимать скрытой угрозе в голосе оппонента. – Только и знала, что жить за мой счёт. Художница она, как же! Продажная девка и то больше ценится. Этого Матвей уже стерпеть не смог. Отточенное движение сильных пальцев, и вот уже оппонент сгибается в приступе удушья, хватаясь за горло, по которому пришёлся удар. Олег опустился на колени, зайдясь в приступе надсадного болезненного кашля, не помышляя более о выяснении отношений. Анастасия Александровна одёрнула рукава куртки скрывая нервную дрожь, ей совершенно не нравилась эта встреча. - Уедем же, наконец. Когда эта чёртова машина приедет? – хирург злилась сама не понимая на что. Мало ли в жизни она видела пьяных дебоширов?! Десятки, если не сотни, но что-то волновало её, не позволяя просто отбросить встречу как досадное недоразумение, коих случается огромное количество. - Обещали через семь минут – пожал плечами Матвей, выходя к дороге. Из ресторана у самой набережной высыпала весёлая шумная компания, отмечали, судя по белому платью одной из девушек, свадьбу. Невеста смеялась, бросая подругам уже изрядно потрёпанный букет. Из небольшой, переносной колонки гремела весёлая песня, правда разобрать слова было невозможно из-за нестройного хора празднующих. Поравнявшись с Матвеем и его спутницами, новоиспечённая жена подмигнула Маргарите, которую посчитала наиболее перспективной из всей группы. - Лови! – невеста покрутила в руках букет, примериваясь как бы передать его скучающей по противоположной стороне дороги Маргарите. Художница улыбнулась, поддавшись вперёд, хорошие приметы требовались ей сейчас как воздух. Шум шин Анастасия Александровна услышала слишком поздно, как и рёв мотора, приближающегося автомобиля. Позже она уже не смогла сказать, кто закричал «Берегись!», может, она сама или кто-то из свадебной процессии. Матвей оказался быстрее, должно быть сказалась пресловутая скорость реакций, которая у мужчин, как известно лучше, чем у женщин. Маргарита даже не поняла, как упала на газон, почувствовав только резкий толчок в плечо, там, наверняка, остался синяк. Серебристо-стальная Honda, не сбавляя хода подбила не успевшего даже вздохнуть спасителя, точно тряпичную куклу протащив мужчину несколько метров по дороге, дробя кости. Невеста кричала так, что казалось более нет в целом городе не единого звука кроме этого исполненного ужасом крика. Анастасия Александровна не помнила, как оказалась рядом с пострадавшим, нащупала пульс и принялась раздавать распоряжения, не подпуская никого ближе, чем на метр. Скорая приехала быстро, даже удивительно для Петербурга – гипсофилы из букета невесты не успели окраситься кровью, пострадала только цветная подарочная бумага обёртки, намокнув почти тут же. - Мужчина, тридцать шесть лет, без сознания. Множественные переломы, ушиб внутренних органов, возможно внутреннее кровотечение. Аллергий нет. Пульс нитевидный, – всё это Анастасия Александровна диктовала врачам, пока Матвея грузили в реанимобиль, куда уже успела забиться Маргарита, не в силах и слова сказать от шока. Поймав взгляд одного из мужчин, хирург криво оскалилась. – Я – врач, хирург. Вопросов у работников скорой меньше не стало, но времени их задавать уже не было. Анастасия Александровна порадовалась тому, что Матвей не пришёл в сознание, но тут же отругала себя за глупость. Пациент в сознании, даже с болями, куда лучше, чем он же без сознания. Слишком большая вероятность черепно-мозговой травмы, наличие которой только подтверждала рана на виске из которой продолжала сочиться кровь. Хирург листала контакты в собственном телефоне, чтобы хоть как-то абстрагироваться от развернувшегося вокруг Ада. Ей не может быть страшно, просто не должно, только не сейчас, когда её другу нужна помощь. Для того, чтобы чувствовать хватит и Маргариты, которая беззвучно рыдала, спрятав лицо в коленях, вцепившись в окровавленные пальцы любимого. - Красавчик! – глупое институтское прозвище, чуждое самой смерти, точно насмехающееся над ней, придало Анастасии уверенности. – В больнице? Не смей уходить. Матвей в тяжёлом состоянии, готовь операционную. Красавчик, выходец из прекрасного, солнечного Марокко, не спросил, что случилось, зная этот безжизненный механический голос. Его короткое «Вези», совпало с последним ударом сердца. Прибор, призванный регистрировать прохождение возбуждения по предсердиям и желудочкам выдал изолинию, сопровождающуюся протяжным и невыносимо надоедливым, как писк комара, звуком предупреждающей сирены. Маргарита молилась, не помня ни единого слова. Анастасия Александровна вместе с реаниматологами считала движения. Заученная давно формула соотношения нажатий на грудную клетку и выдохов билась в голове барабанной дробью. Тридцать к двум. От синей кислородной подушки рябило в глазах. Хирург проклинала этот чёртов прогнивший мир с его разухабистыми дорогами, пьяными ублюдками за рулём дорогих автомобилей и ревнивыми мужьями. Она отдала бы всё, лишь бы Матвей остался жив – она так старалась его спасти в прошлый раз, выхаживала после аварии, что вот так потерять не имела ни малейшего права. После стольких усилий, её гордость требовала спасения и, будь оно трижды проклято, признания. Она не верила более в милость Бога, как иначе он мог допустить этот кошмар. Оставалось только одно – поверить, наконец, в Дьявола. Даже если за спасение придётся пожертвовать душой – невелика потеря. На улице гремела гроза, стуча по крыше крупными каплями. - Бьётся, – реаниматор, молодой совсем парень, тронул Анастасию Александровну за руку.