набор простых действий

— Даже не вздумай, — говорит Юнги и собирается захлопнуть дверь. Без спецэффектов и театральщины, вы не думайте. Просто захлопнуть, потому что на часах практически два ночи, а на улице холодно. (еще у Юнги не задалась неделя, но это мелочи) — Ну же, пожалуйста, — Тэхен топчется на месте и смотрит предельно жалостливо. Юнги бы хотел увидеть в его глазах хотя бы немного вины, но её там нет. Поэтому Мин даже не знает, восхититься такой наглостью или выпихнуть из квартиры окончательно. — Нас и без того шестеро, Ви, — с нажимом говорит Юнги спустя минутное молчание, просто чтобы Тэхен быстрее оставил его в покое. — Я знаю, — монотонно бубнит он и опускает голову, — нас шестеро. И мы заебали приходить к тебе ночевать. И заебали есть из твоего холодильника. И… — Заткнись уже, — устало говорит Юнги. Он все еще загораживает вход в свою квартиру, потому что от Тэхена пахнет сигаретами и морозным воздухом и его куртка чуть ли не просвечивает. В такой должно быть чертовски неуютно и холодно ходить зимой, но Ким ходит и делает вид, что глухой кашель не встает поперек горла как минимум раз в неделю. Юнги искренне хочется поинтересоваться, куда делся гребаный шарф, который он ему отдал три дня назад. Но если он спросит, то Тэхен вцепится в эту тему, пролезет к нему в квартиру и таки уговорит на очередную авантюру. Поэтому Мин качает головой, раздраженно дергает плечом и складывает руки на груди. Он начинает замерзать, а это еще хуже, чем просто разговаривать с кем-то в два часа ночи. — Он тебе понравится, — искренне говорит Тэхен. Юнги морщится от этих интонаций в его голосе и еще раз пробует потянуть на себя дверь. Его не волнует, что на лестничную клетку могут выйти недовольные соседи, у которых (как и самого Юнги) голова трещит от голоса Тэхена. — Откровенно скажу, что это херовый аргумент, — сообщает ему Мин, когда холод уже начинает пробираться не то что под одежду, а буквально под кожу, — а особенно от тебя. Мне ты-то не особо нравишься временами, а я знаю тебя всю жизнь. Понимаешь намек? Ким стонет и быстро убирает руки в карманы куртки. Смотрит обиженно, с каким-то нелепым обвинением во взгляде, и за это согнать его с лестницы хочется только сильнее. — Мы уже год как никого не тащим к нам, Тэхен, — начинает Юнги опять, потому что против его аргументов обычно никто не возражает, — и как в твоей голове вообще родилась подобная мысль, объясни. Хотя знаешь, не надо. Знать даже не хочу. — Да ты его просто не видел, — фыркает Тэхен и вновь начинает топтаться на месте. У него потрескавшиеся губы и темные круги под глазами. Он похож на уставшее от жизни привидение, и Юнги собирается позвонить Чимину и поинтересоваться, сколько часов за неделю спал этот ребенок. — Он прекрасно танцует, — начинает Тэхен воодушевленно, и желание впустить его поспать пару часов у Юнги пропадает сразу. — Пошел вон, — спокойно говорит он и вновь дергает дверь. Ким приваливается плечом к косяку и продолжает загибать пальцы, перечисляя плюсы, которые Юнги даже не слушает, потому что занят попытками закрыть дверь и отправиться писать тексты или музыку. (или спать, потому что это звучит гораздо более привлекательно на данный момент) — Я тебя не слушаю после танцев, — наконец говорит Мин. Он трет виски и хмурится, потому что затылок слегка покалывает от боли, а чертов Тэхен не желает уходить, впуская в квартиру сплошной холод. — Я говорил Джину, что должен идти он или Чимин, — вздыхает Ким и неловко улыбается, — но все равно, Юнги. Что ты теряешь? Он занимается музыкой, танцует и, — он неожиданно замолкает и явно передумывает сообщать что-то, — и он действительно тебе понравится. Даже Джуни не против! — Херовый аргумент, — вяло бормочет Юнги, — он для меня не авторитет. — Просто посмотри на него завтра и все, — говорит Тэхен. Мин хочет отказаться. Это такое тупое желание, стискивающее ему грудь, что Юнги только качает головой. Потому что он не доверяет чужим людям, он не хочет знакомиться с кем-то и терпеть чьи-то выходки даже лишний час. Для него не аргумент Тэхен, который умеет выворачиваться из любой ситуации, а уж мягкий и добрый Чимин подавно. — Предупреждаю сразу, — говорит Юнги и запускает пальцы в волосы, — он мне уже заведомо не нравится. Твои рекомендации обычно полное дерьмо. — У тебя просто неделя не задалась, — смеется Тэхен, но от двери отходит. Отходит и рассеянно трет переносицу. Отросшая челка лезет ему в глаза, он раздраженно цокает языком и чуть склоняет голову набок. Юнги запрокидывает голову назад и как-то устало разглядывает тускло мигающую лампочку. На потолке видны разводы, потому что с месяц назад у соседей сверху прорвало трубу, и Мин ненавидит их за это даже сильнее, чем за постоянную музыку. — У меня жизнь не задалась, — говорит он в итоге. — Знаю-знаю, — Тэхен смеется, искренне так смеется, но Юнги не хочет улыбаться в ответ. Ему хочется закутаться в шерстяную кофту бабушки, вырубить везде свет и разглядывать тени на потолке от фар машин. — Завтра в три, — говорит Тэхен и (Юнги чувствовал, что это произойдет) кашляет. Надрывно и хрипло. Кашель разносится по площадке жутким эхом, но Ким только ведет плечами и распрямляется. — Я могу проспать, — сообщает Мин, потому что он может. Потому что он не хочет идти на встречу с незнакомцем, который может даже ненадолго пошатнуть весь его привычный мир. — Чимин зайдет за тобой, — беспечно машет рукой Тэхен и как-то почти незаметно ежится. Облизывает губы и смотрит на Юнги едва знакомым колючим взглядом, чуть прищурившись. А потом вновь чуть улыбается, все еще с опаской, проскальзывающей даже в его движениях. Юнги далеко не дурак и не бесчувственная сволочь, которая не беспокоится о близких людях. Но давайте на чистоту: у Тэхена на лице написано не лезь ко мне сейчас, и кто такой Мин Юнги, чтобы вмешиваться в личный Ад в его голове. — Я же сменил замок, — кривится он. — У Джина есть руки, — Ким качает головой, — копия ключей всегда будет у кого-нибудь из нас, советую помнить об этом. Юнги игнорирует очевидную колкость — в ней явный подтекст, поэтому хочется наорать на Тэхена и дать уже понять, что некоторые темы обсуждать не стоит. Желательно никогда. — Ага. Меня это особенно радует, когда я сплю, а кто-нибудь из вас вламывается ко мне в квартиру, потому что надо где-то переночевать, — Мин закатывает глаза. Ким тихо посмеивается. Уютное тепло от этого молчания окутывает Юнги, несмотря на холодный сквозняк, и он расслабленно выдыхает. — Зайдешь? — интересуется он в конце концов. Юнги далеко не дурак. Он заведомо знает ответ, потому что у Тэхена разбитый вид, точно ему хребет переломили пополам, но Мин спрашивает. И тот ожидаемо качает головой каким-то мягким движением. Что-то теплое в его взгляде не желает исчезать (и Юнги хочет спросить, как он так умеет), когда он просто говорит: — Нет. (он не говорит Чонгук вновь пишет музыку только для Чимина, но Юнги слышит это каким-то отчаянным криком) — Ладно, — Мин кивает. — До завтра, — Тэхен улыбается и машет рукой, быстро спускаясь по лестнице. Юнги поджимает губы, смотрит на его прямую спину и безупречно высоко поднятую голову, и неожиданно окрикивает его: — Тэ, — тот оборачивается и смотрит непонимающе. Мин кладет руку на ручку двери и думает, отчаянно думает, что в некоторые вещи лучше не вмешиваться, не лезть. Но у Тэхена уверенный взгляд до надломленного больной. У Тэхена, который не умеет правильно влюбляться и который должен уметь выворачиваться из всего. Юнги знает его всю свою жизнь, поэтому слабо улыбается и говорит совсем не то, что хотел: — Позвони, как доедешь. Ким усмехается, потому что чувствует непроизнесенное непонятным десятым чувством, и негромко говорит: — Ты будешь уже спать, Юнги. И уходит. *** В шесть утра квартира вязнет в густом дыму от сигарет. Кофеварка, чуть ли не скотчем замотанная, противно трещит, и Юнги думает, что проще пить растворимый, чем мучиться с этой хренью. Он затягивается и хочет выхаркать собственные внутренности, потому что эта горечь на языке постепенно дерет ему горло. Голова слегка кружится, но Мин игнорирует это. — Если чувствуешь, что сейчас разобьешься, — бормочет он, усаживаясь за стол и стуча пальцами по поверхности. Кофеварка вырубается. — Разобьешься, — повторяет Юнги и раздраженно и цокает языком. Сигарета тлеет в его пальцах. Он думает, что надо бы лечь спать. Думает, что следует открыть окно на кухне, потому что Чимин будет долго жаловаться на запах сигарет и проверять содержимое холодильника, а потом на его лице появится то-самое-грустное выражение, от которого у Юнги от злости кончики пальцев покалывает. Думает, что Тэхен до сих пор не позвонил (и не позвонит, Юнги точно это знает), а уже утро. — Разобьешься, — Мин затягивается и нетерпеливо стучит ладонью по столу, поднимаясь. У него болит голова, а таблетки кончились еще месяц назад. Не то, чтобы Юнги часто их пил, но вот вам причина номер один, почему Сокджина лучше не пускать в его квартиру чаще раза в жизни: Ким Сокджин чертовски заботливый и вывернет тебя внутренностями наружу, если посчитает, что тебе так лучше. Он, конечно, прав в большинстве ситуаций, Юнги не спорит, но бесит это его по-прежнему чертовски сильно. В половину седьмого Юнги заваливается на кровать и смотрит в потолок долгим взглядом. Он любит эту утреннюю тишину, цветущую внутри каким-то невероятно красивым цветом. Усталость царапает затылок, хрипло ворчит не записанные строчки на незнакомом языке и Юнги проваливается в это вязкое чувство тишины. Он думает о пустой упаковке спазмолитика, валяющейся где-то на балконе за всеми стопками нот, о собственной жизни с просроченным сроком годности, о назойливой строчке, никак не желающей заканчиваться нормально. Это его уединенный мир, с наглухо закрытыми окнами. У Юнги есть своя квартира, бессонные ночи и пятеро друзей, которым можно непозволительно много. Ему этого хватает. И парень, к которому по неизвестной причине прикипел Тэхен, ему уж точно не нужен. Юнги засыпает в семь утра, как и последние три недели, потому что у него с семнадцати лет похеренный режим и отвратительное чувство нефильтрованного дыма внутри. *** — Подъем, — Юнги перекатывается на другую сторону кровати и утыкается лицом в подушку. Никаких «подъем». Вообще никаких. — Отъебись, Чимин, не сегодня, — глухо и зло бормочет Мин, потому что он хочет спать и у него в голове кто-то взорвал атомную бомбу, осколки которой определенно застряли еще и между ребер, — и желательно не завтра. Так что съеби из моей квартиры. Пак ничего не отвечает, но Юнги слышит его размеренные шаги по квартире и практически уверен, что увиденное ему нравится еще меньше, чем раздраженный Мин Юнги в одиннадцать утра. — Юнги, — устало говорит Чимин откуда-то с кухни. В его голосе какое-то глухое раздражение-разочарование-печаль, но Мин не собирается даже думать об этом. Он собирается выпроводить этого чересчур шумного для этой квартиры парня и поменять замок, как только выспится. — Сегодня мы встречаемся с Хосоком, так что будь добр проснуться быстрее, чем за три часа, — продолжает Пак заунывным голосом. Юнги, конечно, любит Чимина, они лучшие друзья и все такое, но сейчас убить его хочется гораздо больше. Он переворачивается на спину, щурится и говорит: — Нет. И я же сказал отъебаться. Хосок ему уже не нравится. Настолько иррационально не нравится, что зона отчуждения между Юнги и Чимином начинает расти мгновенно. Из-за неизвестного Хосока, не иначе. Пак тяжело вздыхает. Это господи-почему-ты-такой вздох, который Мин ненавидит сильнее, чем готовку Намджуна, а тот готовит так, что проще сразу проглотить пару лезвий. — Тэхен знает его, ты знаешь Тэхена, почему бы хоть раз не вести себя, как мудак? — интересуется Чимин и поднимается с кровати. Он идет прямо к окну, и каждый его шаг трещит в голове Юнги похоронным маршем его спокойной жизни. Знаем, плавали, как говорится. Мин отворачивается к стене и закрывает глаза перед тем, как солнце начнет бить по глазам осознанием происходящего. — Я иду сейчас в магазин, — Чимин спокоен и уверен в своих действиях, точно ему наводку на это дали. И не знай Юнги его со средней школы, решил бы, что так и есть. (но Пак Чимин сейчас просто в бешенстве, и любое слово Мина срикошетит так, что собственный позвоночник по частям придется собирать) — Готовлю тебе завтрак, потому что кроме кофе, сигарет и прокисшего молока я ничего не обнаружил, и радуйся, что я слишком добр, чтобы звонить Сокджину и портить всем настроение, — Юнги шипит что-то матерное, но поворачивает голову. Отрешенность на лице Пака равна сотне световых лет, отзеркаленных и превращенных в человеческую эмоцию. Он смотрит ровно три секунды на Юнги, потом на пол, заваленный бумагами и учебниками, и продолжает все тем же спокойным голосом, от которого вскрыться хочется: — За время, что меня нет, тебе лучше встать и сходить в душ, потому что иначе Сокджин будет здесь быстрее, чем ты успеешь послать меня нахуй еще пару раз. — В следующий раз ты будешь ночевать на площадке, — ворчит Юнги недовольно. Взгляд Чимина теплеет (как и всегда, в таких случаях) и ерошит свои волосы. Телефон в его руке вибрирует, но Пак не обращает на него внимания: — Проверим это завтра, — он смеется. Юнги трет глаза и поджимает губы. Ничего он не собирается проверять. И замок поменяет. И вообще съедет к чертям отсюда, найдет себе квартиру в другом районе и его перестанут третировать по ночам. Он хочет это сообщить Чимину просто так, как постфактум, но его благоразумность советует даже рта не открывать. — Тэхен, — голос у Юнги хриплый, а глаза до сих пор слегка побаливают от дневного света, — Ви вернулся домой? Пак облизывает губы, пока тишина медленно разъедает стены, и коротко кивает. — Чонгук, когда я уходил, демонстративно заварил чай только себе, — он улыбается, и Мин надеется, что у Тэхена хватит мозгов не топить весь мир вслед за собой. Но потом он смотрит на Чимина и понимает, что уже поздно. — В общем, поднимайся. Я пошел за едой. Таблетки надо покупать? — уже из прихожей интересуется тот. Юнги, вернувшийся под одеяло, уверен, что это тот вопрос, который Пак задавать не хочет вообще. От фальшивых интонаций практически выворачивает, но Мин только отвечает: — Лучше ты, чем Джин. Чимин коротко и невесело смеется, а потом хлопает дверь. Юнги прикрывает глаза и слушает тишину. Он уже точно не уснет, попытка как-то рассортировать свои мысли терпит катастрофу, и Мин в итоге действительно поднимается. В квартире холод резко бьет его по оголенным ногам и рукам, в голове сплошная каша не выписанных строчек, а вокруг радиотишина ложится на все ровным толстым слоем. Юнги нравится такое положение дел, если честно. Он трет переносицу, чуть хмурится и вспоминает, что Чимин назвал нового незнакомого Хосоком. Информации это, конечно, не прибавило, но Мин надеется, что несколько часов с этим парнем не станут настоящим адом. Юнги поджимает губы и неожиданно понимает причину холода в своей квартире. Хреновое отопление плюс сломанный обогреватель. Он поднимается с кровати и принимается разыскивать свитер. Пара недель таких условий и он точно сойдет с ума. *** — У тебя заканчивается академный отпуск в апреле. Юнги говорил, как ненавидит лекции Сокджина? Мин закуривает специально, чтобы позлить назойливую мамочку, и насмешливо смотрит на нахмурившегося Джина. — В курсе, — он затягивается и топчется на месте. Холодно. — И что с того? — продолжает Юнги, разглядывая Сокджина. От Чимина он узнал с утра о его возобновившейся болезни, но кто Мин Юнги такой, чтобы сыпать соль на раны? (ему хочется похлопать Джина по плечу и посоветовать сменить номер, как сделал он сам) — Постарайся хоть в этот раз все не бросить. Юнги видит, как осторожно подбирает Сокджин слова, потому что последние четыре раза все их разговоры завершались фееричными хлопками дверью в исполнении старшего. В этот раз не хлопать нечем, Ким Сокджин просто слишком устал. Намджун хмуро пихает того в плечо и взглядом точно выворачивает его наизнанку так, что эмоции обнажаться до болезненного воспаленные. Но у Сокджина какая-то установка под названием быть самым сильным, и Юнги честно не понимает его. (точнее думает, что не понимает, но от себя не убежишь, на самом деле-то) — Постараюсь, — коротко говорит Мин. Раздражения и яда в его голосе столько, что Сокджин лишь кривится, но не комментирует. Он ничего не говорит о своей болезни или отце, вместо этого заводя какой-то абсолютно пустой разговор о вылетевших первокурсниках и сломанном кофейном аппарате. Юнги говорит, что если его не починят, то он никуда не вернется в апреле. Намджун смеется и кратко обрисовывает, почему аппарат сломался, и напоминает, что только декабрь кончается. Мин уверен, что это завуалированное напоминание Сокджину не лезть раньше времени. К моменту, когда Чимин притаскивает им всем кофе, Юнги наконец-то расслабляется и изредка поглядывает на воспаленные глаза Сокджина со знанием дела. — Чонгук подъезжает, — говорит Пак и трет руки, — но где Тэхена носит я без понятия. — Идеально, — Юнги улыбается, — просто идеально. Ви от меня получит, когда приедет. — В очередь, — Сокджин чихает и вяло отмахивается от предложения зайти внутрь соседнего магазина. Вот как это все начинается, а, нет, не совсем начинается. Скорее заканчивается, но Юнги в тот момент предпочитает считать это началом (конца Тэхена и некоего Хосока, матерится он через две минуты). Потому что спустя минуту из такси вылезает Чонгук с абсолютно нечитаемым лицом. Он кашляет, неловко извиняется, что обещал приехать с Сокджином, но не приехал, потому что Тэхен хотел зайти и выпить шоколад, а потом замолкает и кусает губы. Юнги говорит: — Так какого, блять, хера ты тут, а он нет? Юнги говорит: — Двадцать минут на холоде, Чонгук. Я задолбался тут стоять, улавливаешь, о чем я? Юнги говорит: — Еще немного, и я по приезде Тэхена закопаю его где-нибудь. Чонгук кисло улыбается, но по его глазам видно, насколько он в замешательстве сейчас. Чимин встает рядом с ним и хлопает по плечу, не то для поддержки, не то чтобы схватить, попытайся он сбежать. — Сейчас приедут, — емко обобщает Чонгук в итоге, и это звучит так жалко, что Юнги кривится. Раздражение сцеживается внутри и концентрируется в настоящее бешенство, когда он спокойно произносит: — Я сейчас поеду домой, потому что изначально знал, чем это все кончится. Намджун стоит с таким же выражением лица, поэтому Мин уверен, что его протест не будет брошен в пустоту. Сокджин уже открывает рот, и впервые за долгое время Юнги любопытно: чтобы не пустить его домой или чтобы реально выйти из себя из-за опоздания Тэхена. Потому что по лицу Джина видна такая чистая злость, что Мин забывает на мгновение, каким спокойным и надоедливо-заботливым бывает этот парень. — О! — громко говорит Чонгук и его голос проезжается по ушам. Юнги поворачивает голову и видит, как Тэхен бежит с кем-то по улице наперегонки? Потому что со стороны именно так это и выглядит. Нелепо и глупо. Полнейшее убожество, думает Мин. — Это конец для него, — бормочет он через секунду. Сокджин хмыкает, и они обмениваются понимающими взглядами. В такие моменты Юнги действительно вспоминает, почему сошелся с ним. А Тэхен улыбается, и Мин уже отсчитывает секунды до момента столкновения того с реальностью. На шее Ви шарф Юнги, и это как-то ненормально успокаивает бурю внутри. (на Хосока Мин не смотрит, чтобы не портить первое впечатление, которое уже испорчено чуть больше, чем полностью) Чонгук машет рукой, и его улыбка жжется иррациональным теплом под кожей. Чимин чуть щурится, кажется, разглядывая Тэхена, а потом весело кричит: — Юнги сегодня не в настроении, Ви! Советую бежать в обратном направлении! Сокджин хрипло смеется, переминаясь с ноги на ногу. У него светлеет взгляд, и Мин смотрит на него ровно две секунды, перед тем как вздохнуть и вернуть взгляд к Тэхену. Проходит около минуты, прежде чем он и его новый-лучший-друг (Юнги кривится, потому что у Хосока слишком яркая улыбка, от которой болезненно-завидно) прибегают. — Я победил, — довольно бормочет Тэхен. Поднимается сильный ветер, и Юнги с минуту разглядывает вишневый цвет волос Кима, пытаясь припомнить, был ли этот цвет у него уже ночью. Судя по взгляду Чимина — нет. — Ты опоздал, — спокойно говорит Намджун. Под его ногами хрустит снег, когда он демонстративно топчется на месте. Сочинять повод, чтобы поворчать на Тэхена, никому уже не нужно, он сам их подкидывает с насмешливой улыбкой. Юнги не смотрит на Хосока. Он смотрит на Тэхена, терпеливо дожидаясь, когда тот поднимет свой обнаглевший взгляд от грязного снега и собственных ног, и соизволит хотя бы извиниться. — Если простынешь, — монотонно бубнит Намджун, и Мин закатывает глаза больше по привычке, чем от настоящего раздражения, — то не приходи и не проси лекарства. И чай. И вообще лучше не приходи. (все шестеро знают, что Тэхен как раз-таки придет, и его пустят; так всегда было, вот и всё) — А, — выдыхает Ким и наконец-то запрокидывает голову вверх, распрямляясь. Слишком счастливый для человека, который опоздал на встречу с лучшими друзьями. — Не ври, Тэхён, я на повороте просто задержался, из-за тебя, между прочим! И кто так делает? — Хоби мне завидует? Сам сказал, что заплатишь, если проиграешь. — Так я и не проиграл! — Плохо врать, — Тэ театрально закатывает глаза и поворачивается к Юнги. Точнее он просто поворачивается, но карты ложатся именно так, что они сталкиваются взглядами, и Тэхен практически бледнеет. Юнги по взгляду это видит. — Извиняюсь, — быстро говорит он. Слишком быстро. — Хотя бы искренности что ли добавил, — ворчит Чимин, а потом переводит взгляд и улыбается. В его взгляде проскальзывает что-то озорное и детское, что-то, что Юнги перестал видеть в его глазах очень давно. (сам Юнги все еще смотрит куда угодно, но не на Хоби; серьезно, кто его так решил называть) — Привет, — говорит Пак, пока Тэхен бесконечным нытьем и сладкими улыбками пытается задобрить Сокджина и Намджуна. Чонгук хмурится, но молчит. Его сомнения колючие и словно кусаются, когда он делает шаг, равняясь с Чимином, и тоже кивает Хосоку. — О, привет, — тот улыбается. И Юнги наконец смотрит. У него такая удивительно светлая улыбка, что Мин теряется. Ему кажется, что это что-то ненормальное, из разряда перевернувшегося вверх ногами мира, где он сам даже точку опоры найти не может. Но земля под ногами все еще твердая, ноги мерзнут, а температура все так же стремится к нулю. (улыбка Чон Хосока абсолютно ненормальная и яркая) Юнги прячет вздох в сжатых губах и смотрит на Тэхена и Сокджина, все еще недовольного, но заметно смягчившегося. Мину с этого смешно, если честно. Чонгук посматривает на Тэхена, и во взгляде у него что-то обвиняюще-просящее, точно я не знаю, что делать. Никто не виноват тут, но. Но. Но. Чимин смущенно чешет кончик носа и его улыбка хоть и мягкая, с чем-то детским и светлым, но затаенная опаска так четко прослеживается, что Мину хочется посоветовать ему меньше думать обо всем. Пак представляется сам и неожиданно смотрит на Тэхена. На миг, но смотрит, мажет взглядом по его волосам, по спине и четкому профилю. Ему, наверное, чертовски жаль, думает Юнги и опускает взгляд. Топчется на месте и хочет посоветовать всем перестать себе лгать и представить их всех как парней, потерявшихся в жизни, но этикет, дружба, новые знакомства. Хосок смеется. Волосы падают ему на глаза, и Юнги поднимает взгляд и хочет отыскать в нем хоть намек на фальшь и ретушь самого себя. Потому что в этом Хоби-Хосоке что-то не так, а Мин за километр такое чувствует. — Меня зовут Чон Хосок, приятно с вами познакомиться. Он переводит взгляд на Юнги и буквально на секунду, всего на секунду, но их взгляды пересекаются. И Юнги давит кривую ухмылку, ведет плечами и думает, что окей. Вот оно что. — Мин Юнги, — говорит он. Хосок возвращает ухмылку улыбкой, сглаживая острые углы. Юнги ненавидит людей с яркими улыбками, потому что это плохо, улыбаться так, словно все в порядке, словно нет проблем и ты можешь врубить в голове маяк и распугать всех монстров в своей голове. Но глаза у него другие. Юнги видит это так ясно, что становится не по себе. Чон Хосок улыбается и океан притихает где-то под крошащимися ребрами. Юнги интересно, как в нем вообще может сочетаться эта искренность и такая похоронная трагичность где-то за занавесом дружелюбного детства. Это один человек, и Мину становится не смешно. Юнги разглядывает Хосока, потому что он шумный, худой и солнечно-яркий, с широкой улыбкой и искренностью, которая точно затапливает всю улицу. Но еще Мин помнит его глаза и понимает, что чутье его не подвело. Тэхен смеется за его спиной, и Юнги поворачивает голову и глотает безмолвное: зачем ты притащил к нам еще одного потерянного мальчика, Тэ?