Пингуинс

Машина была... красивая. Красная, с драконом на весь бок и письменами на багажнике, чуть-чуть поцарапанная и до жути яркая, особенно в этот сырой дождливый день. Джон даже немного опешил, когда из нее неуклюже вылез длинный человек в костюме и, не захлопывая дверцу, поинтересовался: – Пингвины? Джон заторможено кивнул – он не ожидал, что все это будет так – и длинный, ненадолго задержав взгляд на сумках за его спиной, сказал, что багажник он сейчас откроет, но все туда не поместиться, следовательно, что-то придется закинуть на заднее сиденье. Все еще не отойдя от шока, Джон покорно принялся следовать указаниям по наиболее оптимальному размещению поклажи. – Мы сейчас по дороге заедем в книжный, нужно кое-что прикупить, – сказал длинный. Улыбнулся. Джона от этой улыбки выморозило всего, он с трудом сохранил на лице шаткую невозмутимость и не отшатнулся – так на его памяти улыбалась прошедшая все грани безнадежности бабушка и мужчина, схвативший инсульт в метро, однобоко и неимоверно страшно. – А… с вами все в порядке? Длинный обернулся к нему, посмотрел недоуменно, потом, видимо, что-то сопоставив, тяжело вздохнул, завел машину и – неожиданно – извинился: – Прости, с моим объемом работы на сон остается мизерное количество времени, поэтому, выражаясь словами Шкипера, я устал как собака, а выгляжу, судя по твоему лицу, как восставший труп. Напугал? Каждый из одногруппников Джона в данной ситуации не стал бы ничего отвечать и топорно перевел разговор на другую тему, если бы беседа, конечно, сложилась именно так – здоровье и самочувствие вышестоящих считалось делом самих вышестоящих, и лезть с любыми вопросами в этой области было сугубо и глубоко не по уставу. Джон кивнул. Да, он только что расписался в своей слабости, неумении сдерживать эмоции, в страхе повторения того случая в метро, но нечестность сейчас была бы еще хуже, тем более что длинный в любом случае уже все понял. До магазина они ехали в молчании. Джону было бы гораздо комфортнее, если бы они поговорили о чем-нибудь незначительном, но его спутник, видимо, действительно устал, а сам Джон не знал, как можно снова начать разговор. Длинный не представился, спрашивать самому имя и звание было немного неудобно, тем более, что потом пришлось бы отвечать – и отвечать «Джон Харрис» было нельзя, ему объясняли. Это все оказалось практически как в фильме: «отныне безымянность – твое имя, молчание – родной язык». В кармане рюкзака лежал паспорт, оформленный на Мартина Стюарда – на всякий случай, как сказал полковник Крег, ответственный за их распределение после учебы. Был небольшой счет в банке на имя Клауса Марлоу, был запасной заграничный паспорт, где он значился Людвигом Барнз. Джона Харриса отныне не существовало, он окончательно вступил в Вооруженные силы США. Впрочем, Вооруженные силы его ожиданий как-то не оправдали. Все должно было быть пафосно, величественно и таинственно – на неприметной черной машине его увезли бы в неизвестность от седьмого поворота Западного шоссе под трагично-торжественную музыку, вручили табельное оружие, дали папку с первым заданием... Ожидание этого было волнительным и капельку нервным, а удивление напополам с шоком – просто огромным. Красная татуированная машина, которую не заметит только ленивый. Долговязый тощий человек с длинными не по уставу волосами. В мятой рубашке. Сонный и серый, ни слова не заикнувшийся о явно огромном, опять же не по уставу, количестве Джонова багажа. После магазина длинный, вернувшийся с тремя перевязанными бечевой книгами, немного оживился, спросил Джона, не возражает ли он против радио, и включил новости. «… около часа назад на Гранд-стрит, 551 произошел небольшой взрыв бытового газа, просьба…». Длинный на данное сообщение лишь криво усмехнулся, покачал – неодобрительно? – головой и быстро на светофоре набрал кому-то смс. – У вас там знакомые живут? – тихо поинтересовался Джон. Все-таки взрыв – дело серьезное, и, может быть, им придется сейчас ехать туда, чем-нибудь помогать, кого-нибудь успокаивать. Впрочем, может статься так, что они поедут сразу в больницу… – М? Нет. Я только написал Рико, что вечером лучше всего будет сделать брауни, но для него желательно бы докупить миндаль, - пожал плечами длинный, продолжая пристально и устало смотреть на дорогу. Джон, приготовившийся было задавать дальнейшие вопросы, резко захлопнул рот и с трудом подавил стремление непонимающе и совсем не по-военному захлопать глазами. Брауни в армии и уж тем более на военной базе выходили за все рамки возможного – с некоторых пор их там просто не существовало. Солдат специально ограничивали в тортах, кексах и им подобных сладких изделиях, и вот так просто попросить было делом невероятным. Впрочем, полковник Крег упоминал, что место прохождения его будущей службы находится в пределах города и засекречено – может, поэтому им позволены некоторые поблажки? Наверное, оно надежно спрятано под землей и вход туда замаскирован как-нибудь прозаично – под мусорный бак, например. Чтобы войти, придется этот бак отодвигать, прыгать в образовавшееся отверстие и по канату добираться до подземных коридоров, а жить он теперь будет в казарме на холодном минус третьем этаже с двухъярусными кроватями и хроническим отсутствием шкафов. По утрам их будут гонять в спортзал, через несколько месяцев Джон все-таки заслужит свое первое задание, право пользование оружием и напарника, и они поедут в Бейкерсфилд вычислять приехавшего для заключения выгодной сделки главу Кубинской наркоторговой мафии. За мыслями об успешном окончании миссии и героическом спасении напарника, Джон как-то упустил момент, когда они въехали в подземный гараж, и длинный потихоньку принялся вытаскивать его вещи из багажника. Все оказывалось куда более захватывающим: вход у всех на виду, спрятанный на парковке, куда ежедневно заезжает более сотни человек, и база рядом с оживленными линиями метро. Конечно, его не привлекала перспектива ежечасно переживать землетрясения из-за проходящих вблизи электричек, но это придавало его будущей службе какой-то свой, совершенно особенный шарм. Длинный кивком головы сказал Джону забирать вещи из салона и следовать за собой. Они свернули с парковки куда-то влево, прошли пару метров и остановились у лифта. Джон в предвкушении секретных кнопок, скрытых ходов и сканеров сетчатки глаза сильнее сжал ручку чемодана и не отрывал взгляда от долговязой фигуры перед ним. Длинный сейчас выглядел еще более сонным, чем полчаса назад, и Джон запоздало ужаснулся – они ведь могли разбиться, если бы он случайно уснул за рулем. Спустился вниз лифт, они загрузились в кабину, длинный лениво ткнул в кнопку одиннадцатого этажа. Джон подавил желание немедленно пристать с вопросом, туда ли они поднимаются, и подумал, что под военные нужды здесь могут быть отведены один-два этажа – не так таинственно, как в его мечтах, но все равно более или менее сносно. Надежды на один-два этажа стремительно пошли прахом. На одиннадцатом они по длинному коридору добрались до квартиры 1125 – личная конспиративная? - и длинный, не особо утруждая себя, громко постучал кулаком в дверь. Открыл им крепко сбитый невысокий мужчина с двухдневной щетиной на лице и пристальным, цепким взглядом, одетый в черную борцовку и камуфляжные брюки. Из квартиры тянуло стойким ароматом пригоревшей рыбы. – Ковальски, вы опоздали ровно на пятнадцать минут, - командным голосом сказал он и, кажется, даже приготовился влепить что-то крайне неприятное вроде наряда вне очереди, но вовремя заметил Джона, просканировал его глазами и подобрел ровно на два градуса. – Рядовым зачислен, так? – Эм… Да? То есть, так точно! – немного запоздало отреагировал Джон, стремительно вытягиваясь по струнке. – Ковальски, вы не потрудились ввести его в курс дела? – Я думал, вы сами захотите это сделать, Шкипер, – отозвался на шипение начальства длинный, успевший исчезнуть в недрах квартиры и вернуться с кружкой ароматного кофе. – Добро пожаловать! – Исчезните, Ковальски, - не самым доброжелательным в мире голосом приказал Шкипер и начал проводить для Джона, снова низвергнутого в шоковое состояние, краткую экскурсию по квартире, которую на деле можно было считать курсом выживания молодого бойца в городских условиях. Во-первых, в некоторых местах обнаружились бесшумные, но очень неприятные ловушки, которых желательно было бы не касаться; их дислоцирование менялось два раза в неделю. Лежащий посреди коридора одинокий черный носок был отнесен Джоном к разряду чрезвычайно коварных минных установок. Во-вторых, в холодильнике стояли неприметные с виду баночки с ядами, а стиральная машинка внезапно могла выдать по настроению несколько разновидностей патронов вместо отсека для засыпания порошка. На счет общего компьютера его сразу предупредили, что он делает локальный ка-бум, если ввести не тот пароль, а микроволновка содержала несколько очень важных дисков с информацией, которые нельзя было спалить ни в коем случае. Джон ходил по пятам за Шкипером чуть ли не открыв рот, и когда командир внезапно остановился в их общей спальне с двухъярусными – кстати, как и заказывали – кроватями, то едва не врезался ему в спину. – Вопросы есть? – Мм… Почему это не подземная база, сэр? Шкипер опешил. Это неоперившееся создание смотрело на него с таким искренним недоумением, будто действительно думало, что такое может существовать на их ограниченные бюджетные средства. Шкипер откашлялся, поразмышлял немного, и наконец, найдя более-менее удачный ответ, сказал: – Подземные базы – это к шпионским боевикам или злодейским группировкам, рядовой, а не к нам. Еще вопросы? – Каковы будут мои обязанности, сэр? – Помогать, – пожал плечами Шкипер, садясь на близстоящую заправленную по струночке кровать. – Убирать, стирать, готовить, еще что-нибудь по мелочи. Мал еще, рядовой. – Шкипер, извините, но готовит Рико, - напомнил ему Ковальски, возвратившийся из ванной и как раз в это время залезавший на верхнюю полку противоположной кровати с явным намерением поспать. Выглядел он сейчас года на четыре помоложе и даже заплел на голове некоторое подобие хвостика. – Да, Рико. Не готовить. Джон все же недоуменно похлопал глазами, но решил некоторые вопросы оставить при себе. Например, почему они все называют друг друга так странно: Шкипер, Ковальски, Рико? Почему не обращаются по званиям? Почему живут втроем в маленькой квартирке? Кто такой Рико и почему именно он готовит? Джон, конечно, в кулинарии асом не был, но мама всегда хвалила его стряпню… Через час и десять минут надобность в представлении Рико отпала напрочь. Он, нагруженный пакетами, ввалился в квартиру, шумно, не снимая обувь, дотопал на кухню, недовольно побренчал испорченной из-за пригоревшей рыбы сковородкой, пошуршал распихиваемыми по укромным углам упаковками конфет и, наконец, явился под грозные очи начальства, протягивая абсолютно белый конверт. Это был такой высокий бугай с выбритым и неаккуратно уложенным на одну сторону ирокезом, все еще облаченный в идеально сидящий на нем костюм с коричневой рубашкой и дорогие черные туфли. По первому впечатлению Джона, он казался больше похожим на клубного вышибалу или крутого мафиози, нежели на секретного агента, которыми, вообще-то, должны были являться все здесь находящиеся. – Рико, сегодня на ужин должна быть рыба, – приказным тоном вежливо попросил его Шкипер. Рико ухмыльнулся, кивнул и умелся на кухню, по пути все-таки оставив туфли около входной двери. Судя по вполне съедобным запахам, доносившимся из кухни уже где-то через час, кроме рыбы он начал готовить обещанный Ковальски брауни. Джон, не знающий, куда себя деть, все это время сидел рядом со Шкипером и неохотно смотрел приключенческий триллер - хоть он и сознательно захотел стать военным, ему все же было больше по душе нечто более миролюбивое, вроде замечательных отечественных мультиков. В одном из своих чемоданов он даже припрятал фигурку принцессы Лунорогов, которую берег еще с начала учебы в Военной академии и каждый вечер в тайне от одногруппников кормил блестками. Где-то на середине триллера Шкипер, давший неотчетливое указание «приберись вот тут», неопределенно покрутив в воздухе рукой, встал и ушел на кухню, куда через пять минут пополз и разбуженный звонком сотового Ковальски. – Он совсем желторотый еще, птенец, – уверенно сказал Шкипер. – Его нельзя использовать в миссиях даже как отвлекающий маневр. – Шкипер, прошу заметить, что он с вероятностью в девяносто два с половиной процента будет не в восторге, если узнает, чем именно мы занимаемся. И особенно, почему именно его направили сюда к нам, - помешивающий в сковородке рагу Рико при этих словах Ковальски вопросительно хмыкнул. – Он сын полковника Харриса. И ни нам, ни, тем более, ему, согласно моим выводам, ничего хорошего это не принесет. – Оставьте свои выводы при себе, Ковальски. Мне нужны варианты. – Что ж, я был готов к этому. Вот смотрите, есть три способа наиболее оптимально разрешить ситуацию… – Ковальски, оставивший свой блокнот в спальне, потянулся за салфетками, обычно лежащими в центре стола, выудил из кармана ручку и принялся для наглядности рисовать Шкиперу жутко разветвленные схемы, иногда вынося на края проценты вероятности и в особо трудных случаях – фигурки в гавайских рубашках. Рико, закатав до локтя рукава и давно уже сняв пиджак, невозмутимо жарил рагу. От разгребания завалов жути внутри журнального столика Джона отвлек громкий окрик из кухни. – Эй, рядовой, иди есть, ужин готов! – Извините, но почему вы меня все время называете рядовым? Вы же должны знать, что я… – немного застенчиво спросил он, появляясь на кухне и замечая возросшие масштабы беспорядка, состоящие, в частности, из горы недолетевших до мусорного ведра исписанных салфеток. – А потому что ты теперь Рядовой, рядовой, – пожал плечами Шкипер. – Садись, накладывай, ешь. Чем быстрее – тем лучше. Рико радостно закивал, подтверждая эти слова, и в мгновение ока смел себе на тарелку пол сковородки. Ковальски, до этого бегло просматривавший содержимое белого конверта, переданного ему Шкипером, недовольно проворчал, что никак не может понять логику их шефа, когда тот дает имена, но, несмотря на это, улыбнулся – теперь, немного отоспавшись, гораздо живее, чем раньше. Именно так Рядовой стал Рядовым.