Солнце и Луна ушли... будет ли рассвет?

      Он не любил ее. Рисса знала это с первого дня. Как в глаза в первый раз посмотрела – поняла. Холодный, с презрением взгляд, будто ножом по сердцу. Что хочешь делай, стучись не стучись, а лёд в этих стальных глазах не растопить.       Жизнь тянулась горькой оскоминой и чем дальше, тем меньше сил было терпеть, существовать. Ничего она для него не значила. И для себя самой стала безликой, не имеющей какой-либо цены вещью. Каждый день то подтверждал – мужу она была хоть как-то интересна разве что в постели. Подчас Рисса сама себе казалась свиноматкой, которую небрежно имели и оставляли в покое, как только она тяжела очередным приплодом. Долгие месяцы беременности, роды, годы младенчества ребенка… а затем всё повторялось вновь.       Она часто плакала в одиночестве, благо до слез нелюбимой жены Даина Железностопа никому не было дела. Плакала и проклинала свою судьбу, мужа… что за доля – вновь и вновь рожать сыновей и дочерей? Которые большей частью своей не выживали.       Рисса была благословлена Йаванной двадцать раз и из двадцати двух рожденных детей в живых осталось семь дочерей и один-единственный сын. Ни одна женщина из ее народа не была благословлена столько раз. Ни одна гномка не мола похвалиться восемью детьми, из которых семь были девочки, сплошь «огнем поцелованные».       Но ни одна женщина ее народа не хоронила столько своих детей.       Дошло до того, что Рисса вместо колыбели приказывала к родам готовить маленький гроб…       Последние четыре раза оно себя оправдало.       Каждый раз, чуть отлежавшись после мук, она собирала крохи сил и сама обмывала безвольное тельце, кутала в дорогие пеленки… целовала крохотный лобик, и, прошептав на ушко имя (супротив всех негласных законов), укладывала дитя в гробик.       Она знала по именам всех своих детей. Даже тех, кому имя было не объявлено – мертворождённых, не переживших дня и ночи… недели… месяца… года… пары лет.       Никто не плакал столько, сколько плакала она, пряча лицо в подушки и глухо воя, закусив зубами край покрывала.       А Даину было все равно. Он путал имена дочерей и не знал сколько им лет. Только сыну он уделял какое-то внимание – раз в месяц спрашивал об успехах в учебе его наставников, несколько раз жестко распек за неподобающий вид и слишком громкий смех. Да дарил раз в год подарок на день рождения.       И все.       Не мужское дело детские носы подтирать.       Мужчина должен править, воевать, выгоду блюсти, честь свою и народа блюсти, да золото добывать. И хороший муж тот, у кого в доме все должно да в порядке, никто не голодает и все справно одеты.       Ежели так посмотреть, Даин был «хорошим» мужем.       Но Рисса уже много лет не имела сил посмотреть ему в глаза.       Он отравил ее жизнь, украл молодость и красоту, заставив забыть что такое счастье. Из красивой, яркой, рыжеволосой девушки она обернулась за годы брака в расплывшуюся от частых родов гномку, с жидкими, тусклыми волосами и потухшими глазами. Даже дети, ее дети, войдя в разум, отворачивались и отдалялись от нее, стыдясь… что же можно сказать о иных?       Рисса крайне редко покидала свои покои.       – Здравствуй, Дис…       Дис, вздрогнув, обернулась. Рисса стояла в дверях, грустно смотря на нее.       – Здравствуй, – вновь, бесконечно устало, повторила жена Даина.       – Рисса? – неуверенно откликнулась Дис.       Гномка не ответила, посмотрев мимо неё на черноволосого малыша, самозабвенно пробующего на зуб тряпичного зайца. Рисса тяжело вздохнула и медленно подошла к одному из деревянных кресел, обитых мягкой кожей. Грузно опустившись в кресло, она, не отводя взора от мальчика, тихо сказала в пустоту:       – У меня было десять дочек и двенадцать сыновей…       Тихо, пусто, горько… и Дис застыла стоя перед Риссой, в единый ослепительный миг осознав весь ужас сокрытый в этих словах.       Только мать может понять осиротевшую мать.       И в тот же миг Дис стало мучительно стыдно. До боли. Как могла она презирать Риссу? Эту потухшую женщину с больными от горя глазами?       – Рисса… – повинуясь порыву Дис опустилась на колени перед несчастной королевой Эребора, взяв ее безвольные руки в свои ладони. – Прости меня…       – За что? – эхом отозвалась та, посмотрев на дочь Трайна. – Ведь не за что…       – Есть, – повинилась со стыдом Дис, опустив глаза.       Но объясниться не успела.       – В камин полез! – вдруг резко сказала Рисса, и Дис подбросило, развернуло в сторону малыша Утера.       Неслух! Вот же неслух! Так и тянет его огонь!       – Кили, нельзя! – вырвалось само из уст.       И лишь подхватив на руки маленького негодника, Дис осознала что сказала только что… и как подломленная села на скамью у камина.       Уже не раз и не два, Дис ловила себя на том, что малыш Утер напоминает ей младшего сына. Когда он также был малышом… и разум играл с ней дурную шутку – смотря на Утера, искала невольно взглядом другую маленькую черноволосую макушку.       Вот только тот кареглазый неугомонный неслух давно уже не дышал…       И Дис вновь почувствовала что задыхается от острой боли. И так ясно-четко прозвучал в голове звонкий, родной голос…       «Мама!»       На плечо легла рука.       – Хочешь этого хоронить, у меня гроб есть…       Дикость слов отрезвила и Дис отшатнулась от Риссы, широко распахнув глаза.       Королева понимающе-грустно кивнула ей.       – Или беги, пока не поздно. Позволь мне помочь.       … Спроси кто Риссу, отчего она решила помочь Дис, она бы не ответила. Не потому, что не знала, а потому что правда была и так кристально ясной. Обида. Гнев. И ненависть. Не к Дис, к мужу. За годы брачного союза она не услышала от него даже слова утешения, заботы. Ни-че-го. Он превратил ее жизнь в существование, лишенное всякого смысла. В ее жизни не было ничего за что стоило бы держаться. Даже ее дети могли прекрасно обойтись без нее. Рядом с ними было полно нянек и наставников.       Смешно сказать, но единственным существом, что держало и поддерживало королеву Эребора в последние пятнадцать лет была… кошка. Просто кошка. Бесполезный комок шерсти в глазах большинства, Сашшэ скрашивала жизнь Риссы – спала с ней, следовала по пятам, ластилась и своими проделками иногда заставляла забыться и невольно улыбнуться.       Это была уже старая кошка… и Даину не стоило срывать на ней злость.       Всего один пинок и кошка сорвалась с моста… и сердце королевы оборвалось.       Мир стал пустым, и она стала совершенно лишней на этом свете.       Но перед тем как уйти, она имела полное право отомстить мужу. И какая удача эта неприятность с Дис, которую вдруг Даин фактически запер в ее покоях, превратив в пленницу дворцового яруса. Отчего? Узнать все оказалось не так трудно… и Рисса почувствовала легкое удовлетворение от осознания – та, на которую заглядывался и не смел тронуть Даин, предпочла ему другого. Морийца, бродягу, нищего… а не Даина, такого богатого, знатного, бывшего воином и королем. Какой удар по его самолюбию! А Дис еще и сына тому морийцу родила.       Ребенок был не просто неприятным открытием. Он был угрозой Даину, который всегда мечтал войти в историю вторым Дурином… и сделать это будучи королем было гораздо проще. Но этот мальчик… стань о нем известно и угроза потерять корону была бы очень велика.       Рисса знала, что Даин примет только одно решение. Его никогда не волновали дети – одним больше, одним меньше… и вырвать ребенка и женщину, что царила в его мыслях, у него из под носа, было бы славной местью. И помощь в этом можно было легко получить. Дочь Трайна любили, о ней помнили, слуги жалели ее…       План был продуман, было отправлено пару писем и получен ответ через верную служанку.       Ей поможет Балин, сын Фундина.       На него можно было положиться…

Обиженная женщина. Она Способна на различные деянья. Обиженная вами, никогда Просить любви не будет подаянья. Красны глаза, ослепшие от слез, Лицо опухшее так некрасиво... Она очнулась, наконец, от грез, И только месть питает жизни силы.