Игра

Даня, почти прилипнув носом к стеклу, делал вид, что его очень интересует мелькающий смазанными пятнами пейзаж за окном машины. Марек протянул руку к приборной доске, переключив песню, и Даня не смог сдержаться – дернулся нервно, тут же досадливо вздохнув. На этот раз кураж не туманил голову, не волновала дорогая машина, пусть и другая, не хотелось расслабленно сползти в удобном эргономичном кресле и кайфовать от мягкой, почти усыпляющей езды по скоростному шоссе. Задницу пекло, губы саднило, даже сглатывать слюну было не очень приятно. От шокера болели все мышцы, но самым неприятным и унизительным было то, что мышцы ануса все время приходилось сжимать – Даня отчаянно боялся, что из него вот-вот начнет вытекать оставшийся гель. Покосился влево – его недавний мучитель уверенно вел машину, лавируя в сумасшедшем московском потоке. Казалось, что все произошедшее – просто какое-то отражение обычной жизни в кривом зеркале. Вот тебя насилует здоровый злобный мужик в подвале шикарного особняка под аккомпанемент «Раммштайн», и вот этот же мужик работает водителем, добровольно взвалив на себя труд отвезти Даню из пригорода в центр. В сознании эти два противоположных явления не укладывались никак. Да и дело было не только в доставке до дома. После того, как Марек кончил, на Даню внезапно свалилась его неожиданная забота. Грубоватая и небрежная, ровно в стиле Марека, но все же… Самым первым делом щелкнули фиксаторы, освобождая руки и ноги и, пока Даня пытался разогнать кровь в пальцах, Марек неспешно вытер ему лицо влажными салфетками. Затем быстро привел в порядок себя и помог Дане подняться со скамьи. Скептически осмотрел и, набросив ему на плечи невесть откуда взявшийся банный халат огромного размера, потащил к бассейну. Он практически на себе донес уставшее тело до душевой, включил и отрегулировал воду и сунул безмерно удивленного такой заботой Даню под сильные струи. Встал напротив и молча наблюдал. Даня под душем будто протрезвел. Под пристальным взглядом весь тщательно вымылся найденным гелем. Там же обнаружился шампунь, и Даня с огромным удовольствием вымыл голову – засохшая сперма в волосах не сулила ничего хорошего. И пока он раздумывал, как избавиться от смазки в заднице, Марек, как всегда, его опередил: - Гель не вымывай. Более того, через пару часов еще порцию добавишь. Поверь мне. Затем Марек небрежно впихнул ему в руки чистую одежду: какие-то джинсы почти нужного размера и явно свою футболку – в нее влезли бы даже двое таких, как Даня. Вернувшись в ту самую комнатку в подвале, Даня нашел свои носки и кеды. Марек сунул ему в руку холодный пузырек с гелем, а потом чему-то усмехнулся и нагло спросил: - Хочешь остаться до приезда Томаша? Даня глянул на него осоловелыми глазами и молча покачал головой. - Вот и отлично. Сейчас поедешь домой. Хорошо подумаешь и в следующий раз не облажаешься, да? Даня так же молча кивнул. Как ни странно, сейчас он Марека Новицкого не боялся. Ощущалась только усталость и апатия. И было еще какое-то подспудное чувство, что сейчас Марек ему ничего не сделает. Будто бы перегорел… Хотя бы на этот раз его ожидания оправдались. Они молча прошли в гараж, молча же уселись в огромный черный джип, и за всю дорогу Марек не произнес ни слова. Высадил Даню на повороте в нужный двор, сунул в руки пальто, о котором Даня совсем забыл, и уехал. Даня заторможено смотрел вслед круто развернувшегося джипа и как никогда ощущал себя блядской Золушкой. Ехал девственником к богатому красивому мужику, а в результате стоял теперь на морозном воздухе в одной футболке, уныло разглядывая знакомую старую хрущевку, и чувствовал, как между ягодиц все же течет что-то липкое и мокрое. «Терпи», - сам себе приказал Даня и поплелся к подъезду, как никогда надеясь, что дома никого нет. Дома были все, и даже мать, которую, как оказалось, сегодня утром выписали из больницы. Отец снова был навеселе — от радости, не иначе. Сестры радостно скакали вокруг Дани козочками, что-то спрашивая про парк на выходных, мать уже стояла у плиты и бросала заискивающие взгляды, осторожно подсовывая назначения врача и рецепты на лекарства. Никто даже не обратил внимание на то, что Даня зашел в дом в одной футболке — а на улице ведь ноябрь! — что футболка велика ему размера на четыре, и что он в целом не особенно хорошо себя чувствует. Зато Даня прекрасно заметил, что сестры снова выросли из своей одежды, а отец, судя по цвету лица, пьет уже третий день, а значит, на смену не вышел. И счет за электричество снова космический – близняшки вечно болели, и в комнате из-за этого работали обогреватели. Так до конца и не отремонтированная сгоревшая кухня, вздувшийся ламинат в коридоре, пожелтевшие занавески, обычные вроде бы кружки, но все в трещинах и темных следах от чая… все вокруг кричало о бедности, неизбывной и бесконечной. На контрасте с домом Томаша как никогда отчетливо бросалась в глаза вся убогость собственного существования. И господи, как же хотелось выбраться из этого дерьма… Когда только Даня успел стать главой семьи и, что самое важное, главным добытчиком? Вопрос, конечно, риторический. Успел когда-то. Он устало плюхнулся на старую кухонную табуретку и тут же взвился, едва не заорав во весь голос. Анус пронзила короткая резкая боль, будто спицу на секунду воткнули, мышцы свело спазмом, и Даня бросился в туалет. Съежившись на унитазе, он молча глотал слезы — не столько от боли, сколько от осознания того, что если Томаш позвонит, то он, Даня, пойдет на любые сделки с собственной совестью и телом, лишь бы только выбраться из заезженного порочного круга.