Игра

Даня изумительно смотрелся на скамье. Все оказалось намного проще, чем думалось. Увидев комнату развлечений, Даня застыл, как кролик перед удавом. Марек, аккуратно подталкивая его, без проблем уложил на скамью, и Даня задергался, только когда запястья легли в кожаные фиксаторы. Но было уже поздно. Марек прижал его к скамье всем весом, что-то хрустнуло, и, пока Даня пытался хотя бы дышать нормально, все крепления были надежно застегнуты. Марек отошел к столешнице, вмонтированной в стену. Что-то булькнуло, затем зазвучала музыка, и теперь уже голос солиста Rammstein отражался эхом от белых стен все той же композицией. Ich tu dir weh, tut mir nicht leid… Марек вернулся к Дане. В руках у него была чашка с водой и нож. Даню заколотило от страха. Марек улыбался, но учитывая все, что он говорил и делал, улыбка напоминала, скорее, оскал безумного маньяка. Буквально несколькими взмахами острейшего ножа Марек срезал с Дани всю одежду, кроме трусов. Боксеры он подцепил самым кончиком, издевательски-медленно прижимая холодное лезвие к нежной коже. Взмах – и боксеры расползлись по центральному шву. Марек их быстро сдернул и бросил вниз, к остальным тряпкам – иначе бывшую одежду было уже не назвать. И тут же замер. Даня вслух простонал досадливо: «Бля-ядь!» - и ударился затылком о кожаный подголовник. Собираясь на свидание, Даня не только влил в себя двести граммов коньячной храбрости, но и кое-что из интернета применил на практике, выбрив себе всю промежность – и яйца, и между ягодиц тоже. - Какую девочку я наше-е-ел, - с издевкой протянул Новицкий, грубо щупая поджавшуюся от страха мошонку. – Гладенькая, сладенькая… детка. В следующий момент Марек достал откуда-то хирургические перчатки, ловко натянул их. В руках появился дозатор, Марек небрежно выдавил себе на пальцы гель и сразу же, без паузы и сантиментов, ввернул один палец Дане в задницу. Даня взбрыкнул. Не сказать, что было очень больно… скорее, распирало с непривычки, неприятно. Причем, судя по всему, все неприятности он устроил себе сам, сжимаясь и пытаясь вытолкнуть чужой палец. - Ну, тише, девочка, тише, - Марек согнул палец внутри и пошевелил им, будто поманил кого-то. Даня покраснел, осознавая, что именно Новицкий делает сейчас, а тот усмехнулся и небрежно заметил: - Физиология у всех одинаковая. Неважно, гей ты или нет. Погладив еще немного, он вытащил палец. - Сейчас ты хорошо понимаешь, как неправ был вчера с Томашем. Ты пожалеешь не раз, что не смог сделать ему приятно. Судя по всему, по-хорошему ты никак не понимаешь. Значит, будем учить по старинке – через боль. Марек стянул перчатки, взял нож и вынул что-то из чашки с водой. Даня недоверчиво уставился на непонятный предмет у него в руках. - Это корень имбиря, - любезно пояснил Марек. – Знаешь, в чем смысл? Не зна-а-аешь… Эфирные масла в имбире разогревают, вызывая приток крови. Обычно это используют как средство для придания остроты ощущений в сексе. Но наша цель совсем другая. Правда, детка? Быстро выстругав из бледно-желтого корня отросток не больше обычного анального плага, Марек приставил его кончик к анусу Дани. Даня сжался и попытался отодвинуться, избежать проникновения, но Марек особо не церемонился. Сильно шлепнул раскрытой ладонью по внутренней стороне бедра. Даня вскрикнул – рука у Новицкого была тяжелая – и инстинктивно расслабил мышцы. И тут же плаг оказался внутри. Даня не особо чувствовал его, на самом-то деле, смазки осталось достаточно, а вот горящий след на бедре ощущался отчетливо. - Если вымочить имбирь в холодной воде, эффект получится немножко другой. Будет жечь, и жечь будет сильно… Но девочка потерпит ведь, да? Или предложишь мне что-нибудь взамен, а? Я ведь могу сделать так, чтобы было полегче, - Марек демонстративно покрутил в руках бутылочку с прозрачным гелем. – Анестетик. Даня лишь глубоко дышал, пытаясь справиться со страхом и паникой. Расслабил, насколько мог, все мышцы, стараясь не думать о дальнейшем развитии событий. Он вообще плохо соображал, что у него спрашивают. В голове упорно вертелась мысль, что все эти прозвища Новицкого «детка», «девочка»… они совсем не потому, что ему вдруг стали нравиться женщины, нет. Это просто еще один способ унизить, вот и все. Марек молчал, рассматривая Даню, а воздух звенел от басов в колонках и жесткого немецкого речитатива: Bück dich - befehl ich dir Wende dein Antlitz ab von mir Dein Gesicht ist mir egal Bück dich - noch einmal* Да. Вот оно. Dein Gesicht ist mir egal.* Мареку было абсолютно плевать кто перед ним – девочка или мальчик. Даня или кто-то еще. Ему просто нравилось ломать. Сломить человека, превратить в свою покорную игрушку, сделать куклой, без собственных желаний, чувств и эмоций. Мареку надоело ждать ответа. Опустив правую руку между ног Дане, ухватил пальцами краешек имбирного корня, торчащий снаружи, и принялся медленно двигать его, с нажимом вкручивая в распятое перед ним тело. Даня замычал. Некстати появилась в мутном сознании старая дурная шутка: «Что делать, если вас насилуют? Расслабьтесь и получайте удовольствие»… Потерпеть, надо просто потерпеть, мысленно уговаривал он себя, кусая губы. Но он ошибся – снова. Мучить послушное тело Мареку было скучно. Ему нужно было совсем не это, он лишь ухмыльнулся, без труда раскусив все ухищрения Дани. Ему был интересен процесс. То самое время, пока жертва еще сопротивляется. Пока борется с собственной моралью, с устоями, вбитыми родителями и обществом, пытается притерпеться к физической боли – и потом, когда, наконец, обреченно принимает чужую волю… Это заводит. Именно это. Незабываемое и ничем не заменимое чувство власти над чужой жизнью – настоящая инъекция чистого адреналина и эндорфинов, прямо в кровь. А вот полностью послушное тело, с собачьей преданностью в глазах и покорно склоненной головой, не вызывает ничего, кроме брезгливости и презрения. У Марека Новицкого в жизни было одно очень простое мерило всех и всего – он сам. Бизнес Томаша начинался в далекие девяностые, и чтобы выстоять, приходилось идти по головам и костям. Ни Марек, ни Томаш не сломались. Выстояли, выдержали, выжили. Томаш обзавелся несколькими шрамами, три зуба были вставными. У Марека остался на память титановый штифт в сломанной руке, россыпь отметок на теле и ноющее на погоду колено. Борьба, сопротивление, ярость – реакция нормального человека. Это реакция Марека на любую агрессию. И сейчас он совершенно искренне не понимал Даню. Замолчать, растечься по скамье, терпеть… все это было Новицкому чуждым. Что ж, у всего есть границы. Ухватить нежный сосок, резко выкрутить, дернув вверх… Жгучая боль разлилась по коже, рванула так, что дрогнули мышцы живота и бедер. Даня взвился над скамьей, насколько позволяли фиксаторы, вытянулся в струну, подаваясь вверх за жестокой рукой, и мышцы ануса сжались так, что плагом стало практически невозможно двигать. Сквозь набежавшие от боли слезы видно было злую улыбку Новицкого. Его пальцы внезапно разжались, и Даня со стоном облегчения рухнул обратно на скамью. Боль в соске отвлекла, и не сразу стало заметно, что анус ощутимо припекает. Марек молча наблюдал за ним. Возвышался рядом монолитом и следил злыми, холодными глазами за каждым движением и вздохом. Даня ерзал, вертелся, сжимал-разжимал уже прилично покрасневшую дырку, пытаясь вытолкнуть имбирь. - Ты уже готов меня попросить? – Марек явно издевался. Даня сопел, кусал губы и упорно молчал. - Или, быть может, тебе нравится? Молчание злило, и Марек коротко, без замаха, ударил Даню по щеке. Удар вроде несильный, но силы у Новицкого было немерено – у Дани зазвенело в голове, щека горела. - Я хочу, чтобы ты не забывал, почему именно сейчас ты находишься в этом месте и за что ты расплачиваешься. – Марек помедлил и язвительно добавил: – Ну, помимо твоей собственной глупости и жадности. Сейчас основная твоя проблема – это бестолковый минет Томашу. Он очень расстроен твоим поведением вчера, а я тебя предупреждал… Лучше бы тебе было родиться под радужным флагом, детка. Отсосал бы вчера и, глядишь, проблем бы сегодня было меньше. Да и в целом было бы все не так печально. Например, давно уже пригрелся бы у кого-нибудь. Или давно трахнул Шереметьева, я думаю. И тогда Томаш не обратил бы на тебя внимания… ну что ты так смотришь? Ты не знал, что эта быдловатая истеричка, Дима Шереметьев, гей? Вот ведь новость, да? А то, что его регулярно ебут в два ствола его же бодигарды, ты тоже, выходит, не знал? Ай-ай-ай, детка... ну что же ты так? Игрок вроде, а просчитать людей, которые рядом, не смог, - Марек разочарованно смотрел на Даню. Видимо, раньше он оценивал Данины умственные способности куда выше. – Ну да ладно. Давай уже закончим с интимной жизнью всяких московских бизнесменов и перейдем к твоей дырке. Она занимает меня куда больше. Новицкий грубо раздвинул Дане ноги, закинул их чуть ли не к ушам, вздернул задницу выше – так, что Даня оказался расплющен и растянут, как цыпленок табака. Марек ухватил за кончик плага и одним резким движением выдернул его. Даня совсем не по-мужски взвизгнул. Задницу жгло напалмом, казалось, что имбирь теперь во всей прямой кишке, безумно хотелось почесать горящую дырку, вставить туда что-нибудь, потереть, сделать хоть что-то, чтобы унять зуд. Марек стоял у него между ног. И признавался сам себе, что Даня сейчас был чудо как хорош.... Он раскраснелся, челка прилипла ко лбу, в глазах стояли слезы, и над верхней губой собрались капельки пота, а грудь равномерно порозовела от прилива крови. Даня не ходил в тренажерный зал, но у молодости свои преимущества. И сейчас, застыв в напряжении от боли, он был идеальным, как образец в анатомическом атласе – каждая мышца прорисована четко, ярко и рельефно. И вишенка на торте – покрасневшая, распухшая дырка, тугая от прилива крови и жадно сжимающаяся в попытке унять жар. Марек, не глядя, кинул корень обратно в воду. Как же хотелось трахнуть сучонка! Разложить, распялить, навалиться всем весом и медленно-медленно вталкиваться членом в почти нерастянутую дырку, чтобы орал, срывая глотку, чтобы чувствовал каждый сантиметр, чтобы просил… Черт, но нельзя было, никак нельзя. Марек тряхнул головой и глубоко вздохнул, отгоняя ненужные сейчас желания. Даня мутными глазами следил за Мареком, пытаясь не разреветься в голос от боли и унижения. Вот он мотнул головой, будто отбрасывая какую-то мысль, и снова протянул руку к чашке с имбирем. Достал этот пыточный инструмент, криво ухмыльнулся, и снова приставил к горящему анусу. Островатый кончик ткнулся в распухшую складку и Даня сорвался. Он извивался на скамье, пытаясь уйти от грубых рук, и как заведенный повторял на одном дыхании: «Пожалуйста-не-надо!». И кажется, действительно плакал. На Марека все это не произвело никакого впечатления. Кровь тяжело бухала в висках, возбуждение зашкаливало. Вставший член больно упирался в ширинку, головка терлась о нижнее белье, злость и похоть смешались в коктейль Молотова, который вот-вот грозился рвануть. Надо было хоть как-то ослабить напряжение, но показать свое желание, свою слабость Новицкий никак не мог. Одной рукой он сгреб данины яйца и сильно сжал, а пока Даня хватал ртом воздух, второй рукой Марек вогнал плаг ему в задницу, одновременно наваливаясь сверху так, будто уже трахал. Даня застонал. Яйца прострелило болью, внутри все жгло невыносимо. Он почти задыхался под тяжестью тела Марека и его мощными толчками, и казалось, что плаг уже провалился в задницу полностью. Но Марек крепко держал имбирь, упираясь при каждом движении членом себе же в ладонь, и продолжал эту безумную имитацию секса, никак не в силах остановиться. Еще немного – и все закончится. Для Марека. Этого допускать было никак нельзя. Он навалился на Даню еще сильнее, отпустил его яйца и схватил за горло. Шипел в лицо: - Нравится? Так – нравится? Нет? Попроси, сучонок, и я, может, соглашусь оставить в покое твою жопу. В обмен на что-нибудь еще. Даня отчаянно пытался сообразить, чего от него хотят. И дошло до него только тогда, когда Марек склонился к самым губам, будто для поцелуя. Но вместо этого Даня внезапно получил порцию тягучей слюны, упавшей ровно между раскрытых губ. - Глотай, ну! Марек сильнее вдавил ладонь под челюсть и Даня, морщась от отвращения, все же сглотнул через силу. Некогда было задумываться об эстетике или брезгливости – этот плевок волновал Даню меньше всего. Задница горела, и он был уверен, что от слизистой остались жалкие ошметки и сходить в туалет нормально не получится еще долго-долго… - Я хочу… - Марек все еще не убрал ладонь и говорить было сложно, - я… Марек почти остановился. И даже убрал руку с горла, давая отдышаться. - Ты хочешь? Как интересно. Даня закашлялся и додумался, наконец, до нужной формулировки. - Позвольте сделать вам минет! - выпалил Даня на одном дыхании. Марек окончательно остановился. Улыбнулся так, что у Дани желудок сжался. Медленно потянул имбирь из измученного тела. Даня непроизвольно сжался и мысленно считал до десяти, чтобы не сорваться и не заорать. Истерзанный анус уже почти не чувствовал ничего, осталось только ощущение, что внутрь плеснули бензина и поднесли зажигалку. - Какое интересное предложение, моя девочка, - протянул Марек. И тут же резко ввинтил плаг обратно – так, что Даня застонал в полный голос и из глаз брызнули слезы. Теперь корень упирался в простату, и, казалось, жгло теперь даже уретру. – Я не уверен, что ты и правда этого хочешь. Убеди меня. Следующие несколько минут, растянувшиеся в вечность для измученного тела и разума, Даня практически признавался Новицкому в любви и клялся всеми возможными способами в самом искреннем желании отсосать ему. Марек похабно ухмылялся и все смотрел Дане в лицо, как будто что-то особенное хотел рассмотреть. Наконец ему надоело. Он вытянул имбирь, небрежно отбросил в сторону, взял дозатор с гелем и выдавил щедрый плевок прямо на горящую дырку. Холодный гель мгновенно принес облегчение, но внутри все еще жгло и болело. Марек достал откуда-то влажную салфетку, тщательно вытер руки. Подошел сбоку к Дане, расстегнул ширинку, вытащил давно ноющий член. И тут же Даня подумал, что лучше бы он остался с плагом в заднице. Член был реально огромный. Ну, или нереально. Упирался металлическим кольцом в головке в пупок и в ширину казался чуть ли не с бутылку, сужаясь к головке. Пирсинг в возбужденном члене смотрелся почему-то… круто. Даня четко осознавал, что даже опытному гею вот этот член даже наполовину в рот не влезет. И что сейчас будет с ним, с неопытным идиотом – оставалось только гадать. Марек, видимо, заметил полные ужаса глаза и в своей манере успокоил: - Весь необязательно. Треснешь. Но ты постараешься, это я тебе обещаю. Так Даниил Ветров уверился о том, что Марек Новицкий всегда держит слово. Марек и правда не старался пропихнуть член глубоко в глотку, но Даню сумел вымотать окончательно. Дергал за волосы, сдавливал железными пальцами щеки, заставлял облизывать яйца и не забывал следить, чтобы Даня не отключался от происходящего, а четко осознавал, где он и чем занят. Как только Даня впадал в прострацию, в руках у Марека появлялась небольшая вещица, напоминающая бытовую зажигалку. Вот только на конце у нее появлялось не пламя, а слабый разряд тока. И Марек с удовольствием тыкал шокером в самые чувствительные места – пах, соски, подмышки. Удар тока, хоть и не сильный, ощущался отчетливо. Мышцы мгновенно сводило, а в месте разряда, казалось, оставалась сквозная дыра. Даня давно уже забыл и о брезгливости, и о гордости. Как сомнамбула, он послушно вылизывал здоровенный член и яйца, сглатывал кислую слюну, ощущая вкус металла на языке, корчился от разрядов шокера и готов был орать от нестерпимого жжения в анусе, которое никуда не делось. Марек обещал влить охлаждающий гель внутрь только после того, как кончит. И специально оттягивал этот момент. Даня дико устал, тело дрожало от напряжения и боли, он отключался все чаще – и все чаще ток пробегал по мышцам. После очередного заряда бодрости он разлепил глаза и увидел, как Марек отошел куда-то, но почти сразу же вернулся. На двух пальцах, указательном и среднем, теперь блестела приличная порция геля. Он встал снова сбоку от скамьи, и Даня сам широко раскрыл рот и высунул язык. Марек усмехнулся, обхватил свой член и принялся дрочить, прижимаясь головкой к подставленному языку, натирая колечком пирсинга мягкую плоть. Одновременно с этим Даня ощутил, как ему в задницу вогнали два пальца. Стало больно, зато почти сразу же утих зуд. Даня благодарно сжал губы и сильно всосал головку. Марек охнул, попробовал было пережать член у основания, но было поздно. Марек с низким стоном кончил так, что перед глазами замелькали цветные круги, а потом резко и размашисто додрачивал себе, маниакально следя за каждой каплей спермы, падавшей Дане на лицо. А Даня даже не отворачивался уже... За это короткое время ему крепко вбили в голову – и не только в нее – что сопротивляться себе дороже. Он даже не подозревал, что ждут от него все равно совершенно другого. И что выхода у него нет – его границы будут проверяться снова и снова. А будут ли это границы покорности или сопротивления… это было, по большому счету, безразлично. На выходе получалось все равно одно – боль и унижение. Сейчас Даня не чувствовал уже ничего. Только неимоверное облегчение от того, что все закончилось. *Bück dich - befehl ich dir Wende dein Antlitz ab von mir Dein Gesicht ist mir egal Bück dich - noch einmal Нагнись, я приказываю тебе Отвернись от меня Мне безразлично твое лицо Нагнись (стырено с инета) Визуал этой главы: http://savepic.ru/12221255.jpg http://savepic.ru/12190534.jpg http://savepic.ru/12195654.jpg