Из девочки в леди Долохову

       Дни до приёма пролетели незаметно в хлопотах и начавшейся подготовке к свадьбе. Дел было очень много, и я наконец-то имела возможность отвлечься от своих переживаний. Как Антонин и обещал, нам вернули всё, что пытались отнять – от охотничьего домика до фамильной диадемы. Это здорово поднимало настроение. Получив доступ к счетам Долохова, я без стеснения заказала себя чудесное платье, подходящее для грядущего приёма. Стоило оно недешево, зато очень мне нравилось.        Так как из-за войны я почти не выходила в свет, я всё ещё считалась дебютанткой, а потому и моё платье было из белоснежного шелка. Скромное, но изысканное, оно струилось по моей фигуре, а вшитый в лиф корсет утягивал талию. Открытые плечи и неглубокий вырез подчеркивали мои тонкие ключицы, а цветы, украшающие зону декольте, добавляли образу нежности. По стилю мой наряд принадлежал к концу девятнадцатого века, а потому должен был понравиться старомодному Долохову.        С причёской пришлось потрудиться – короткие волосы никак не хотели собираться в низкий пучок, но моя мать была гениальна, когда дело касалось косметических чар, а потому в итоге она смогла соорудить затейливую причёску, использовав густоту моих волос, несколько компенсирующую их короткую длину. Довершала причёску фамильная тиара, которую мне уступила мать на этот вечер. Словом, я выглядела достаточно роскошно, но при этом достойно – как раз для официального приёма.        В половине седьмого к нам явился Долохов во фрачной паре и парадной черной мантии в пол. Он выглядел очень недурно, но при этом я уловила беспокойство в его взгляде. - Выглядишь восхитительно, - заметил он, наклоняясь и сухо целуя меня в щеку. – Мадам, вы относитесь к тем редким женщинам, которым к лицу даже траур, - обратился он к моей матери, безбожно солгав. - Благодарю, сэр, - хихикнула она.        Патрик боязливо подошел к Антонину, и Долохов тепло ему улыбнулся. - А вы, должно быть, юный мистер Паркинсон? - Да, сэр, - с достоинством ответил Патрик.        Они пожали друг другу руки, и Долохов сделал серьёзное выражение лица, словно мой брат не был одет в голубую курточку и короткие мальчишечьи штанишки. - Пэнси, я хотел попросить вас надеть это… - Долохов выловил из кармана мантии продолговатую коробочку и протянул мне.       Я удивленно на него взглянула, но, откинув крышку, не смогла воздержаться от восхищенного возгласа – предо мной был искусно выполненный золотой медальон по размеру напоминающий перепелиное яйцо, инкрустированный очень крупным бриллиантом и украшенный вензелями. Вещь, сразу видно, древняя и очень дорогая. - Это передавалось в моей семье столетиями, - пояснил Долохов. – Очень ценный артефакт, делающий свою хозяйку очень плодовитой.        Я густо покраснела, а Долохов стушевался. - Помогите мне застегнуть, - попросила я, передавая Пожирателю медальон и поворачиваясь к нему спиной.       Металл скользнул мне на шею, но оказался странно тёплым и совсем не тяжелым. - Спасибо, - кивнула я. - Ну, можно идти, - пробормотал Долохов.        Все мы набились в камин, в который Антонин помог зайти мне и моей матери. - Лестрейндж-холл! – проговорил он, бросая нам под ноги летучий порох.        Замелькали комнаты, и мы перенеслись прямиком в камин в замке Лестрейнджей. Он оказался вдвое больше нашего и был явно рассчитан на гостей, так как находился в большой гостиной, которая была полна волшебников, очищающих себя после камина и затем проходящих в следующую комнату.        Антонин помог выйти сперва моей матери, а потом мне. - О, я вижу Руквудов! Дорогая, я должна поговорить с Амалией! – радостно заявила моя мать, и припустила куда-то в дальний конец зала, увлекая за собой Патрика. - Подожди минутку… - проговорил Долохов, после чего заботливо очистил моё платье от сажи двумя взмахами палочки. – Ну вот, теперь ты идеальна… Идём.       Он предложил мне руку, я обвила его локоть, и мы двинулись через гостиную. Тут я заметила первую странность – Антонин быстро шел через комнату, не утруждая себя приветствиями. И, кажется, вовсе не потому, что он важничал, а потому, что и не думал, что это нужно. - Разве вы не хотите поздороваться со всеми этими людьми? – не выдержала я, когда мы прошли мимо удивленных нашим молчанием Флинтов. - Я их почти не знаю, - удивился Антонин. - Но так требуют приличия, - шепнула я.        Долохов посмотрел на меня с мучительным стыдом, и до меня наконец-то дошло – он ведь не просто так говорил, что не силён в этикете! Конечно, где он должен был упражняться в светских беседах – в Азкабане или на поле боя?       Ничего не говоря Антонину, я приветливо улыбнулась семейству Яксли, потом учтиво кивнула Гойлам, специально замедляя шаг. Антонин, к счастью, понял меня и принял снисходительно-доброжелательное выражение лица. Мы двинулись дальше с достоинством, перекидываясь короткими фразами с остальными гостями. - О, леди Монтегю, где вы заказывали это восхитительное платье! – притворно восхищалась я. - У одной французской модистки, милая. Я дам тебе её адрес, если хочешь, - улыбалась польщенная волшебница. - Это было бы чудесно, - кивала я. - Мистер Долохов, как ваши дела, сэр? – осмелился встрять Булстроуд. - Нормально, - напряженно кивнул Антонин. - А как ваши, сэр? – тут же включилась я. – Как здоровье вашей супруги? - Недурно, недурно, - закивал тот.        Мы двинулись дальше. - Зачем ты спросила про здоровье его жены? Разве она больна? – тихо поинтересовался Антонин. - Не думаю, но людям всегда приятно, когда интересуются их близкими, - ответствовала я.        Мы прошли через высокие двойные двери и двинулись по галерее к парадной лестнице. - Мерлин, сколько народу! – ахнула я, взглянув через перила на зал. – Сколько блеска и роскоши! - В глазах рябит, - заметил Антонин. – Ненавижу такие мероприятия, но я не мог отказать Беллатрикс – этот вечер важен для неё. - Какие высокие потолки! – продолжала восхищаться я. – А роспись на них! Ох, Мерлин, что за великолепная люстра! - Это что, ты бы видела Холл до восемьдесят первого года, - хмыкнул Антонин. – Какие тут давали приёмы… Не то что этот. - Вы часто тут бывали? – поинтересовалась я. - Не очень, - признался Антонин. – Я давно знаю Беллатрикс, её мужа и деверя, мы с ними дружны. Но я чаще просто навещал их. Во время приёмов я обычно заботился о безопасности Тёмного Лорда – я ведь всегда возглавлял его личную охрану… - У него есть охрана? – изумилась я. - Конечно, - кивнул мой собеседник. – Разумеется, Милорд не нуждается в защитниках, но всё же должен кто-то проследить за тем, чтобы праздник не испортил пробравшийся шпион или вражеский диверсант, или чтобы пищу не отравили… К тому же, нужно же ещё следить за безопасностью… приближенных Милорда. Случись что с кем-то из Лестрейнджей, и он никого не пощадит. - Почему Лестрейнджи имеют такое положение? – задала я ещё один вопрос.        Долохов замялся. - Ну, Милорд по-своему привязан к ним, - туманно ответил он. – Отец Рудольфуса и Рабастана был его самым приближенным слугой до своей гибели в восемьдесят первом. Милорд очень благоволил Сильвию. Немногие это знают, но вообще-то Рудольфус – его крестник. - Не может быть! – ахнула я.        Антонин ухмыльнулся, довольным тем, что удивил меня. - И всё-таки это так. Милорд когда-то очень долгое время жил в Лестрейндж-холле, он видел, как росли сыновья покойного Сильвия. Он лично обучал Рудольфуса и Рабастана магии. Кстати говоря, я крестный отец младшего Лестрейнджа. Мы трое – я, Тёмный Лорд и Сильвий Лестрейндж были неразлучны с ранней молодости. И дети Сильвия были для нас чуть ли не как родные. - Я думала, у Тёмного Лорда нет привязанностей, - заметила я. - Это только маска, - фыркнул Антонин. – Думаю, теперь он и сам не станет скрывать это так тщательно – война окончена и теперь его приближенным ничего не угрожает. Есть всё-таки два-три волшебника, которыми он дорожит в большей или меньшей степени. - А Беллатрикс Лестрейндж? – не унималась я. – К ней был приставлен такой эскорт на Косой аллее… - Беллатрикс это Беллатрикс, - усмехнулся Антонин. – Упаси Мерлин кому-нибудь обидеть её – гнев Милорда будет подобен урагану. - Но почему? - Она его лучший боец и самый верный Пожиратель Смерти. Пока что это всё, что тебе нужно знать, - отрезал Антонин.        Разговор пришлось прервать, так как мы как раз вышли к парадной лестнице, по которой нам предстояло спуститься в огромный по своим размерам бальный зал. Я ощутила большое волнение, но, взглянув на Долохова, поняла, что и он очень напряжен. - Я так взволнована, - призналась я. – Ведь нужно целый вечер вести светские беседы, и не дай Мерлин кого-то забыть и не уважить хотя бы парой вежливых вопросов!        Моя подсказка сработала и Антонин, не поняв, что это я так ему помогаю, весь расцвёл. Кажется, он до моих слов не очень-то понимал, как себя вести.        Мы двинулись вниз по лестнице и я, придерживая подол платья, продолжила говорить: - К счастью, вы имеете такое положение, что мы можем занять удобное место и не сходить с него – сами все подойдут и сами начнут разговоры. - Конечно, - кивнул Долохов.        Вежливо улыбаясь и кивая на приветствия, мы двинулись через зал, полный переговаривающихся гостей. Антонин попытался уйти в тень колон, к окну, но я пожаловалась на жажду и увлекла его к столику с напитками, недалеко от которого мы потом и остановились, потягивая шампанское. Место было выгодное – так как все стекались к тому самому столику, мы очень быстро перездоровались и перекинулись несколькими фразами с большей частью гостей и скоро уже могли расслабиться. - Нотты идут, - проговорил Долохов негромко. – Мы с ним старые друзья, будет хорошо, если вы найдете общий язык.        Я уже приветливо улыбалась и вежливо поздоровалась с семейством Ноттов, когда те приблизились. - Неужели это правда? – хохотнул дед Теодора, а его пожилая супруга игриво погрозила Антонину пальчиком. – Мы с Оливией даже повздорили утром – она никак не хотела верить, что ты наконец-то решил свить своё гнездышко! - Кто вам сказал? – с натянутой улыбкой спросил Антонин. - Твой очаровательный крестник вчера обедал у нас, - улыбнулась мадам Нотт. – Финеас с моим мужем тут же поверили ему, а Теодор и я имели некоторые сомнения, - призналась она. – К слову сказать, мой негодник внук не говорил, что вы так красивы, моя дорогая.        Я смущенно улыбнулась. - Как Теодор? Мы последний раз виделись… С месяц назад.        Слова «в день Битвы за Хогвартс» застряли в горле. - О, прекрасно, - улыбнулась пожилая волшебница. – Мы с его матерью подыскиваем ему невесту. - Бедный мальчишка даже не успел вкусить свободы, - саркастично заметил старый Нотт. - Незачем ему просто так болтаться, - твёрдо проговорила мадам Нотт.        Я собиралась сказать что-нибудь остроумное, когда послышались оглушительные овации и возгласы приветствия. Прежде, чем я успела сообразить, что происходит, Антонин рядом со мной склонился в поклоне, как и все остальные. Я опустилась в глубоком реверансе и устремила взгляд на парадную лестницу. По ней чинно спускался Волдеморт.        Милорд тоже переменился со дня Битвы за Хогвартс, словно они с Беллатрикс отдыхали и восстанавливали силы на одном курорте. Он выглядел более… человечным. Черты его лица будто приобрели некоторую чёткость – по крайней мере, раньше у него словно вовсе не было губ, а теперь они появились – тонкие и плотно сжатые, но выделяющиеся. Вообще его лицо приобрело краски, а нос стал более оформленным. Милорд был облачён в чёрную мантию с серебряным тиснением на жестком воротнике-стойке, внизу была роба тёмно-зелёного цвета.        Но куда более удивительным было то, что вместе с ним, правда, чуть позади, спускалась Беллатрикс Лестрейндж. Она была в пышном черном платье с нижней юбкой из легкой тафты с тюлем и верхней из присборенного галунами шелка. Тугой корсет из жесткого китового уса подчеркивал её тонкую, как у молоденькой девушки, талию, и был расшит мелким черным жемчугом. Её чело венчала диадема поразительной красоты, состоящая из высоких ровных рядов сияющих бриллиантов и больше напоминающая корону. Я когда-то читала о ней в одном модном журнале – эта драгоценность стоила больше миллиарда галлеонов и красовалась в волосах каждой леди Лестрейндж на больших приёмах на протяжении столетий. Но то была ерунда. Куда больше меня, как и всех, поразило то, что Беллатрикс несла в своих тонких руках крохотного ребёнка в пышной кружевной рубашечке, отороченной лентами и украшенной жемчугом. Черные кудряшки ребёнка и то, как малыш цеплялся за Беллатрикс, не вызывало сомнений в том, что леди Лестрейндж держит на руках родное дитя. Значит, мне не показалось – тогда в карете из её пакета показалась детская распашонка!        Общее удивление было так велико, что весь огромный зал хранил мёртвую тишину. Беллатрикс же, как ни в чём не бывало, поравнялась с Тёмным Лордом, удобнее перехватила малышку – кажется, это была девочка, судя по бантам и кружевам на рубашке - и с торжеством окинула зал взглядом. - Я рад видеть сегодня здесь столько чистокровных волшебников, - высоким властным голосом заговорил Тёмный Лорд. – Как многие из вас знают, я всегда особенно выделял верность и преданность Лестрейнджей, и от того мне особенно приятно присутствовать на торжестве, посвященном великолепной хозяйке замка, и видеть столько гостей так же, как и я, восхищенных ею. Но, боюсь, сегодня в центре внимания всё же будет не Беллатрикс, как это ни удивительно, а новый член семьи Лестрейнджей, - Тёмный Лорд протянул руки к ребёнку, и Беллатрикс передала ему малышку.        По тому, как спокойно к этому отнёсся ребёнок, можно было сделать вывод, что или он сам по себе был очень смирным, или же уже привык к Милорду. - Дети, - продолжал Повелитель, вполне умело держа на руках младенца, - это наше будущее, будущее нашего мира. Для них мы отвоевали Магическую Британию, спасли её от засилья магглов. Но, что ещё важнее, конкретно эта малышка символизирует новую эру. Эру спокойной и мирной жизни. Её родители, как известно, всю свою жизнь посвятили благородной войне чистокровного воинства с магглами, а потому появление наследницы несколько запоздало… Но теперь мы с вами вступаем в новую - мирную - жизнь, символом которой по праву станет юная дочь Рудольфуса и Беллатрикс Лестрейндж.        Милорд взял малышку подмышки и с какой-то прямо-таки гордостью поднял её над залом, полном склонённых перед ним волшебников. Наверное, с меньшей помпой толпе коленопреклоненных поданных показывали любого из дофинов Франции на балконе Лувра. Сама девочка оставалась спокойной и с интересом смотрела по сторонам. - Я рад лично представить обществу Дельфини Вальбургу Лестрейндж!       Зал, желая польстить Милорду и Лестрейнджам, взорвался бурными аплодисментами, и я увидела выражение абсолютного счастья на лице Беллатрикс. Что уж там, в её глазах стояли слёзы, и смотрела она только на дочь и на Тёмного Лорда. Я же отстранённо подумала о том, что рядом с ними не хватает Рудольфуса.        Потом Милорд с ребёнком на руках и Беллатрикс степенно и величаво спустились в зал, и Рудольфус Лестрейндж, мужчина роста выше среднего с медно-рыжими волосами, бережно забрал у Повелителя младенца. Беллатрикс же двинулась по залу под руку с Тёмным Лордом, и волшебники перед ними расступались. - Я представлю тебя Милорду сегодня, - заявил Долохов, и я, резко повернувшись к нему, уставилась на него во все глаза. – Не бойся, он вряд ли проявит к тебе большой интерес, - усмехнулся Антонин. - Я не знала, что у Беллатрикс есть ребёнок, - заметила я. - И всё же это так. Они с Рудольфусом долго ждали этого, и теперь их радости нет конца, - заверил меня Антонин.        Я взглянула на Лестрейнджа, который уже стоял рядом с братом и, действительно, вполне радостно и заботливо покачивал на руках дочь. - Приготовься, они идут, - бросил мне Долохов, и я только тогда увидела, что Темный Лорд с Беллатрикс и впрямь двигаются к нам. - Ох, Мерлин, - пискнула я. - Не волнуйся, Беллатрикс спасёт положение в случае чего, - заверил меня Долохов.        Когда эта величественная пара приблизилась, Антонин ещё раз поклонился, а я сделала реверанс, боясь даже посмотреть на Повелителя. - Я думал, Беллатрикс решила подшутить надо мной, - заговорил Повелитель, и его голос, когда он просто разговаривал, а не произносил официальную речь или приказ, оказался негромким и очень спокойным. – Но я вижу, что ты и впрямь явился сюда вместе с юной мисс Паркинсон.        Я краем глаза заметила, что Милорд чуть заметно кивнул мне, и покраснела от волнения. - Какие уж тут шутки, Повелитель, - усмехнулся Антонин, который держался достаточно расслаблено при Милорде – очевидно, они и впрямь были в хороших отношениях. – Пример Беллатрикс и Рудольфуса так заразителен, что и я решился наконец обзавестись семьей и наследником. - Что же, это похвально, - кивнул Повелитель. – Могу с уверенностью сказать, что Дельфини доставляет только большую радость своим родителям.        Взглянув на Беллатрикс, я заметила, с какой нежностью она взглянула на Милорда при этих его словах. Потом я почему-то посмотрела на их руки. Беллатрикс, как и я немногим раньше держалась за Антонина, обеими руками обвивала локоть Милорда, а тот покровительственным жестом накрыл её изящные ладони другой рукой, когда говорил о Дельфини Лестрейндж. Я подумала, каково это – иметь возможность так легко касаться самого Лорда Волдеморта, и воспылала к Беллатрикс ещё большим уважением. - Девочка все больше похожа на свою мать, - заметил Долохов. - В чём, несомненно, ей очень повезло, - заметил Милорд, кинув взгляд на Беллатрикс.       Он смотрел на неё, как Драко – на свой «Нимбус», и я подумала, что Тёмному Лорду наверняка приятно, что его сопровождает такая красивая женщина, как Беллатрикс. И что, должно быть, он даже немного завидует Рудольфусу. Я тут же одёрнула себя – что за вздор? - Антонин, я надеюсь, ты не заколдовал бедную девочку? – шутя, спросила Беллатрикс. – Мисс Паркинсон будто воды в рот набрала. Уж не использовал ли ты Империус? - Она здесь по своей воле, - возразил Антонин. - Что же, это весьма странно, - задумчиво проговорила Беллатрикс, переглядываясь с Милордом. – Потому что мне не приходит в голову ни одна вменяемая причина, по которой она бы добровольно пошла с тобой под венец.        Долохов испустил суховатый смешок, и я поняла, что это была лишь шутка, и тоже выжала улыбку. - Увидимся на собрании, Антонин, - заметил Милорд негромко, и они с Беллатрикс оставили нас.        Я ощутила большое облегчение, когда Тёмный Лорд и леди Лестрейндж закончили обмен любезностями со Антонином, потому что разговаривать с ними так просто казалось мне чем-то диким, и я чувствовала, как у меня трясутся поджилки от одного взгляда Лорда. - Ты хорошо держалась, - заметил Антонин. - Спасибо, - кивнула я. - Но тебе придется что-то делать со своим страхом, - заметил он. – По долгу моей службы нам часто придётся бывать на официальных или даже закрытых приёмах у Милорда, а с Лестрейнджами будем видеться и того чаще. В былые времена я очень часто обедал у них и, думаю, мы возобновим эту приятную традицию. - В таком случае вам нужно бы представить меня хотя бы Рудольфусу, - заметила я. - Да, пожалуй ты права, - кивнул Антонин. – Тебе нужно будет познакомиться со многими моими друзьями или просто влиятельными людьми, с которыми я вынужден общаться. Редкие из них покажутся тебе приятными личностями, но Лестрейнджей ты полюбишь, уверяю тебя.        Мне в это слабо верилось, так как я была наслышана об этой семье, и представляла себе жестоких и нелюдимых темных магов. Впрочем, это моё мнение стало развеиваться, как только Антонин подвёл меня к Рудольфусу Лестрейнджу.       Рудольфус, как я уже говорила, был высок, не так, как Антонин или Милорд, но так же, как и они, был худощав, словно весь Ближний Круг недоедал. При ближайшем рассмотрении в его медных волосах виднелась редкая седина, что было не удивительно – мужчине было за сорок.        Когда мы с Антонином подошли, Рудольфус всё ещё держал на руках дочь, и они вместе изучали пышное зеленое растение в кадке. Вернее сказать, Рудольфус что-то говорил малышке, а та с задумчивым и сосредоточенным видом перебирала ручками в листьях комнатного цветка. - Добрый вечер, Рудольфус, - поздоровался Антонин.        Лестрейндж повернулся к нам, и я смогла внимательнее рассмотреть его лицо. Оно, к слову сказать, меня сразу заинтересовало – как уже оговаривалось, я имела слабость к людям приятной наружности. Рудольфуса нельзя было назвать красавцем, но внешность он имел яркую и запоминающуюся. Резкие черты его лица вместе смотрелись гармонично, хотя по отдельности не были хороши – на тонком носу имелась горбинка, через левый глаз тянулся шрам, его скулы были резко очерчены, а острый подбородок добавлял лицу какого-то злобного выражения, как и ярко-зелёные глаза. Вообще, Рудольфус производил впечатление чванливого человека с дурным характером, хотя, как я потом узнала, у него был самый спокойный характер в семье и он вообще крайне редко шел на конфликты, предпочитая относиться ко всему, что не касалось Милорда и Беллатрикс, с меланхоличным безразличием. - Добрый, Антонин, - проговорил Рудольфус негромко. – Мисс Паркинсон, чудесно выглядите. - Благодарю, - кивнула я. - Я вижу, твои дела процветают, - заметил Антонин. - Не жалуюсь, - с оттенком скуки отвечал Рудольфус.       Как я могла убедиться позже, он вообще всегда имел выражение и интонации светской скуки, что на самом деле вовсе не означало, что Рудольфус был слишком надменным или зазнавшимся человеком. О нет, его действительно давно ничего не удивляло, и уж точно ничто в этом мире не могло вывести его из состояния душевного равновесия. Дело было в том, что он больше двадцати лет был женат на Беллатрикс Лестрейндж.        Мужчины говорили о ремонте в замке, о том, во сколько это обошлось, и откуда взяли домовиков, а я, как и любая женщина на моём месте, увлеклась созерцанием малышки Дельфини.        Что за чудесный ребёнок это был! С неё можно было делать фарфоровых кукол. Молочная кожа, играющий на пухлых щечках румянец и розовые губки бантиком не могли не умилять, а густая шапочка чёрных локонов так и просила, чтобы её погладили. Всё бы хорошо, вот только выражение лица Дельфини имела примерно такое же, как и у её отца – немного презрительное и скучающее. На самом деле, конечно, так только казалось, девочка просто устала и, возможно, была голодна. Рудольфус, кажется, прочитал мои мысли, так как вскоре сказал: - Прошу меня простить, малышка слишком утомилась. Я должен отнести её наверх.        Он ушел и более не появлялся до конца вечера. А когда я несколько позже заметила эту странность, Антонин поразил меня своим ответом: - Он охраняет её сон, - заявил мой жених. - Разве у Лестрейнджей нет домовиков или няньки? – удивилась я. - Ты не понимаешь, это теперь основная обязанность Рудольфуса – присматривать за Дельфини, - пояснил Долохов. - Конечно, раз она его дочь, - фыркнула я. – Я понимаю, что этот ребёнок был долгожданным, но разве это не напоминает фанатизм? - Это и есть фанатизм, - хмыкнул Антонин. – Рудольфус фанатик своего дела, и любую работу выполняет с полной самоотдачей и тошнотворной педантичностью. К тому же, случись что с малышкой, и ему голову оторвут…        Я машинально взглянула на Беллатрикс, которая стояла в окружении Мальсибера, Руквуда и Яксли и что-то декламировала звучным, властным голосом. Мужчины слушали её очень внимательно и почтительно, и я подумала, что она действительно может что-нибудь сделать с мужем, если тот не уследит за ребёнком.        Тем временем мы нашли второго Лестрейнджа, который стоял с бокалом огневиски в окружении трех миловидных юных ведьм лет на пять постарше меня. Одну из них я со школы знала, как Лагерту Лафингтон, старшую из трёх дочерей одного влиятельного министерского чиновника. - Ну что, негодник, всем всё растрепал? – с ходу напустился на мужчину Антонин, по-свойски потрепав того за плечо.       Рабастан Лестрейндж обернулся к нам с безмятежной улыбкой светского повесы, улыбнулся шире, показывая удивительно белые и ровные зубы для бывшего заключенного Азкабана, и залихватски усмехнулся. - Антонин, я не смог удержаться, каюсь! – воскликнул он звучным, раскатистым голосом. – Такая радостная новость! - Вот же балабол, - фыркнул Долохов. – Пэнси, вынужден представить тебе своего крестника, Рабастана Лестрейнджа. Если коротко: пьяница, игрок и большой лжец.        Сразу бросилась в глаза большая разница между общением Долохова с Рудольфусом и с Рабастаном. Со старшим из братьев Антонин разговаривал как с равным, уважительно, а с младшим – совсем фамильярно и снисходительно. Возможно, причиной тому было то, что между Лестрейнджами была разница почти в десять лет, и Рабастану даже не было сорока, что в сравнении с возрастом Долохова казалось смешным. К тому же Басти Лестрейндж и вёл себя так, что обращаться с ним серьёзно казалось невозможным. Вот и теперь, нисколько не смущаясь того, что Антонин так разговаривал с ним при дамах, Рабастан опять рассмеялся и поклонился мне. - Весьма рад знакомству, мисс, - улыбнулся он, взяв мою руку в свою теплую ладонь и поцеловав. – Антонин, не знаю, знакомы ли ты или твоя спутница с моими собеседницами, но я рад их представить: Эстель Милифлуа, очаровательная французская кузина Мальсибера, Эйлин Нотт, старшая и самая красивая дочь Финеаса, и, конечно, мисс Лагерта Лафингтон, которая на самом деле не требует представления.        Стоило ли удивляться тому, что Лестрейндж собрал вокруг себя первых красавиц нашего общества. Я почувствовала себя неуютно рядом с девушками, о которых мечтал каждый в этом зале. Будь я чуть постарше, я бы поняла, что это они должны были смущаться – я была на приёме в статусе официальной невесты самого Долохова, а все они были лишь временными пассиями вертлявого и взбалмошного Рабастана Лестрейнджа, молодость которого прошла в Азкабане, в связи с чем он никак не мог нагуляться.        Остальные знакомства, которые я совершила в этот вечер, были важны, но не так существенны. Я была представлена Яксли и Мальсиберу, Руквуду и брату с сестрой Кэрроу, имела разговор о гоблинах с Роули и долго слушала шутки Гиббона. Потом Долохов собрал в большой гостиной всех своих знакомых из Ближнего Круга и объявил, что мы помолвлены. Пришлось выслушать целую кучу поздравлений и шуточек Рабастана Лестрейнджа, и когда наконец-то нас отпустили, я была счастлива.        Куда больше мне понравилось наблюдать за окружающими меня волшебниками. Например, я подметила, что Беллатрикс с завидной регулярностью подходит к Тёмному Лорду, очень сильно выделяя его из других гостей, согласно его положению, и что Рабастан Лестрейдж, по всей видимости, так и не определившись, уехал в один из лондонских клубов со всеми тремя своими юными знакомыми, и что Антонин под вечер сильно устал и стал прихрамывать на правую ногу. Признаться, я и сама утомилась, так как корсет непривычно жал, а в новых туфлях на высоком каблучке очень уставали ноги. Одним словом, когда в двенадцатом часу, мои мать с братом давно уже покинули Холл, Антонин заявил, что на этом можно закончить, я была очень рада. - Ненавижу приёмы, - резюмировал он, когда мы вышли из камина в моём особнячке. - Это необходимость для человека вашего положения, - отозвалась я, думая только о том счастливом моменте, когда смогу снять туфли. - Спасибо, что помогала мне сегодня, Пэнси, - кивнул Антонин. - Это было несложно, - вежливо отозвалась я.       Долохов неловко помялся на месте, и мне показалось, что он хочет что-то сказать или даже подойти ближе, чтобы сократить официальную дистанцию между нами. Но когда мне показалось, что он наклоняется, видимо, волнение и удивление слишком живо отразилось на моём лице, потому что Антонин только прокашлялся и даже не решился на вполне себе невинный поцелуй в щеку. - Спасибо за вечер, - ещё раз поблагодарил он. – На неделе я постараюсь найти время, чтобы осмотреть дом. Надеюсь, ты составишь мне компанию. - Разумеется, - ответила я как-то слишком холодно и небрежно.        И, сухо попрощавшись, мы разошлись.