Из девочки в леди Долохову

      К августу я готовилась очень тщательно – сама придумала несколько фасонов платьев, подобрала прекрасные комплекты украшений под них и собиралась вовсю развлекаться и щеголять на последних балах этого сезона. Из-за беременности и родов я пропустила многие пышные приемы, поэтому очень хотела отвести душу хотя бы на оставшихся. Настроение у меня было просто отличным, и я даже забыла, что обижаюсь на Антонина. - Ты заметил, как я похудела? – игриво поинтересовалась я как-то вечером, когда Патрик некстати остался на ночь у своего друга – юного Флинта.        Мне действительно было чем гордиться. В преддверии балов я скинула почти весь лишний вес, набранный за месяцы беременности, и теперь выглядела чуть ли не лучше, чем год назад. Радовало и то, что грудь из-за молока казалась пышнее, и мне превосходно шло модное в этом сезоне глубокое округлое декольте. - Ты выглядишь замечательно, - кивнул Антонин, потягивая сигару и глядя на меня через кольца дыма. - Через неделю наша годовщина, и я буду в новом зеленом платье, - воодушевленно трещала я. – Там ужасно тугой корсет, но у меня так и чешутся руки наконец-то его надеть. Из-за беременности я не могла носить такие платья, но как же мне хотелось! О, теперь я хорошенько возьмусь за свой гардероб! В этом сезоне в моде зеленый, а он всегда мне шел больше всего!        Говоря всё это, я радостно расхаживала по гостиной в ярком малиновом платье в предвкушении праздника, балов и обновления гардероба. Наверно, малость раскрасневшись от возбуждения, я была хороша, да и декольте действительно было глубоким, раз Антонин впервые после родов не удержался. Когда я проходила мимо его кресла, без устали треща о том, что непременно хочу научиться носить такие же тугие корсеты, как леди Лестрейндж, Антонин тихонько затушил сигару и, перехватив меня поперек талии, усадил себе на колени. Я ойкнула. - У тебя будут любые платья, какие ты только захочешь, - пообещал мне Антонин, после чего в свойственной ему грубоватой манере положил руку мне на затылок и властно поцеловал меня.        В общем и целом, я была не против. Да что там, я даже хотела этого. Настроение было отменным, Антонин открыл мне отдельный счёт, деньги с которого я могла тратить на что хочу в безграничных размерах, и вообще тело хотело своего. Сильные объятия Долохова пришлись мне по вкусу, и я ощутила сладкую дрожь в теле от напора его страсти. До беременности я скорее терпела нашу близость, как необходимость, а теперь созрела для того, чтобы открыть для себя эту сторону брака во всех красках.        Антонин был страстным любовником и не сдерживал своё желание – я не успела опомниться, как оказалась на лопатках под ним прямо на ковре с толстым воросом. Бокал выпитого вечером вина горячил кровь, и я с неожиданной смелостью сама рванула в стороны домашнюю рубашку Антонина и провела руками по его груди с седыми волосками, чуть царапая кожу мужа. Долохов в долгу не остался – с ураганным напором покрыл мою шею грубоватыми поцелуями, порывисто распахнул лиф платья, попросту дернув его в разные стороны, оторвав все крючки и высвободив мою грудь. Его руки смело гуляли по моему телу, будя во мне глубинное желание и распыляя мою страсть, и я отвечала супругу не меньшим пылом.        К тому моменту, как он задрал мои юбки и оказался между моих ног, я уже изнывала от желания и нетерпеливо ерзала на шершавом ковре. Уже от первого толчка я вскрикнула от удовольствия, чувствуя, как горячая плоть заполняет меня, и с готовностью подалась Антонину навстречу. У меня кружилась голова от его сильных объятий, резких толчков и сумбурности происходящего. Я и сама не подозревала о такой похоти, дремлющей во мне, а заниматься сексом прямо в гостиной на ковре у тлеющего камина оказалось довольно приятно.       Впервые я отдавалась мужу с упоением и не скрывала этого – поднимала бедра ему навстречу, терлась грудью с набухшими сосками о его грудь, вся тянулась к нему и вызывающе царапала ему спину. Мне нравилась его сила, его запал и даже его тело, пусть с первыми признаками приближающегося старения. Он держал меня в объятиях так, что если бы я даже и захотела, я бы не смогла вырваться, и было в этом что-то пикантное. По жилам разливался огонь, а внизу живота будто сжался тугой ком, от которого по телу начинало разноситься удовольствие. И когда Антонин утробно зарычал и, войдя в меня особенно глубоко, излил в меня своё семя я даже испытала радость от того, что принадлежу ему.       Потом Антонин отнёс меня в спальню на руках, что мне всегда нравилось, и мы придались страсти ещё несколько раз, прежде чем заснуть на измятых простынях в полном изнеможении. И всё было бы хорошо, вот только когда я уже осталась полностью обнаженной, и ничто не скрывало моей наготы, на моей шее всё ещё висел медальон, подаренный мне Антонином.       Ну что сказать? Когда весь свет веселился на последних летних приемах, меня благополучно тошнило в уборной, а потом целительница и вовсе наказала поменьше двигаться – была угроза выкидыша из-за того, что организм ещё не вполне оправился от первых родов. О восхитительных корсетах можно было и вовсе забыть, мода на зеленый цвет уступала серебренному, а я кусала локти. - Ну как ты мог не подумать об этом? Как? – стенала я, не прекращая свои нападки на Антонина. - Как-как, - передразнивал он. – Кто из нас двоих носит этот артефакт? - Моргана, только я похудела, - всхлипывала я. – И вообще как я должна буду разрываться между столькими детьми с такой маленькой разницей!? А ещё и Патрик! - Ерунда, - отмахнулся Антонин. – Всех вырастим. Нянек и домовиков будет столько, сколько ты захочешь.       И всё-таки я возмущалась и ругалась достаточно долго. Нет, я любила детей в целом, обожала Эвана и Рогнеду и даже вполне допускала возможность стать матерью ещё раз или два немного позже. Но всё-таки новость о второй беременности сильно подкосила меня, и я была очень недовольна, что она случилась так внезапно. Дети должны быть запланированными, иначе вместо радости испытываешь досаду и сожаление. Зато все вокруг не переставали умиляться и твердили о том, как это здорово, когда у детей такая маленькая разница, и как они будут близки меж собой! Черт бы побрал всех этих умников… Они, видимо, не имели дела с оравой маленьких детей, как это предстояло мне, и не худели с таким трудом! - Да ладно, брось ты, - меланхолично успокаивала меня Лагерта, которая последние месяцы донашивала первенца Рабастана. – Дети – это твоя сила. Да и к тому же вы не нищие – сама не будешь стирать пеленки и готовить на такую большую семью. - Моргана, с двумя-то детьми сложно вырваться в свет, а с тремя? – стенала я. – Мне двадцати нет, а я уже прикована к дому!       Лагерта только глаза закатила. - И потом Антонин почему-то уверен, что все права на наших детей у него! – не унималась я. – Если он опять назовет ребёнка без моего ведома или попробует сразу унести его, клянусь, я ему голову оторву! - Какие смелые речи я слышу, - проговорила Беллатрикс, отрывая глаза от стратегического плана новой операции в Ирландии, где пара-тройка сопротивленцев ограбила филиал Гринготтса. – Это ребёнок Антонина наполняет тебя такой яростью, Пэнси. И, честно говоря, такой ты мне нравишься куда больше. - Нет, ну это решительно невозможно! – возмущалась я. – Вы знаете, мадам, что я своих детей толком на руках подержала только на четвертый день после родов?! - Я не сильно удивлена, - хмыкнула Беллатрикс, откладывая пергамент. – У меня так было с Астерионом. После его рождения я потеряла сознание и была в забытьи, пока Милорд представлял вам наследника.       Беллатрикс любовно посмотрела на гомонящего в колыбели Астериона. Мы c Лагертой сидели в её спальне, наслаждаясь прохладой во время августовского зноя, и Астерион находился под бдительным взглядом матери. К слову сказать, это была одна из странностей царственного семейства – дети Милорда никогда не оставались без присмотра. Я говорю не про домовика или няньку, а про человека, способного защитить их от любой опасности – вроде Рудольфуса или Беллатрикс. - Зато девочки – совсем другое дело, - заметила Лагерта. – Мы с сестрами всегда больше времени проводили с матерью. - Да, у меня в семье было так же, - начала было Беллатрикс, как вдруг помрачнела – обе её сестры были мертвы. – К счастью, отец быстро отчаялся получить наследника, а потому лично занимался моим воспитанием.       Они с Лагертой обменялись понимающими взглядами. К слову сказать, Беллатрикс с невесткой отменно спелись. Они обе были старшими из троих сестер в семье, а потому получили примерно одинаковое воспитание и мировоззрение, обе фанатично любили своих мужчин и имели весьма похожие характеры. - Тем не менее, Рудольфус так самозабвенно занимается Дельфини, - негромко заметила Лагерта, опуская глаза на вышивку на распашонке, которой занималась. – Это редкость для мужчины – так обожать девочку. - Ему приказал Милорд, - пожала плечами Беллатрикс. - Мне кажется, сэр Лестрейндж искренне любит её как дочь, - осмелилась сказать я.       Рудольфус действительно словно помешался на Дельфини. Ей уже было два с половиной года, и тем не менее они всё ещё были неразлучны. Понимание между ними уже достигло абсолюта – они могли общаться без слов, одними глазами. И Рудольфус так опекал свою подопечную, так заботился о ней, что всякому было ясно – на Дельфи он изливал всю свою нерастраченную любовь, и девочка отвечала ему тем же. К тому же, как я могла наблюдать, после рождения Астериона внимание родителей было приковано в основном к нему, а Дельфи как бы отошла на второй план, где на неё чуть ли не молился Рудольфус.        Хотя, конечно, я особо не лезла в дела Беллатрикс и её семейства, так как опять была занята своими проблемами. Мне нужно было Патрика собирать в Хогвартс, а тут так некстати я ужасно переносила новую беременность. Да и опять-таки Эван и Рогнеда отнимали много сил и времени.