Из девочки в леди Долохову

       С того дня, как я узнала пророчество об Астерионе, я прониклась к нему легким трепетом. Знаете ли, это непередаваемое ощущение – смотреть на грудного младенца в колыбели и понимать, что однажды он станет великим Темный Принцем, перед которым склонится весь мир. Но было кое-что, что пугало меня намного больше.        Уильяма Уизли допрашивали профессионалы, и они хорошо развязали ему язык. Оказывается, предводитель сопротивления уже появился, но приказы он отдавал через других – самого его ни Билл, ни кто-либо из его знакомых не видел. Зато Билл Уизли знал общий план. Сначала нужно было смести с шахматной доски всех, кто был при Милорде из верности. В список вошли Лестрейнджи полным составом, Долоховы и такие старые пожиратели Смерти, как Мальсиберы и Руквуды. Мы подлежали уничтожению любой ценой – это была первая часть плана. Наши места должны были занять предатели под прикрытием. Они должны были занять самые высокие места возле Милорда, чтобы при необходимости никто не мог прийти на помощь царственному семейству – это был второй этап. И, наконец, третий, последний удар. Смерть Наследника. После этого сопротивление могло всей своей силой обрушиться на Милорда и его людей, чтобы отбить власть.       Не передать словами, как я жила, зная эту истину… Поначалу я не могла спать, но потом как-то свыклась с мыслью, что над всеми нами нависла угроза. Это значило только одно – всем нам придется бороться. Нельзя было полагаться только на Антонина. О нет, во многом и от меня зависело будущее нашей семьи.       Так думала и Лагерта. Через пару недель с того дня, как она родила Сильвия, она приступила к упражнениям и занималась с Беллатрикс боевой магией каждый вечер. Я же пока что могла заниматься лишь тем, что вместе с Антонином обошла все наши владения и наложила на каждый сантиметр нашей земли столько защитных чар, что при необходимости они могли остановить орду троллей, не то что волшебников. Больше всего меня волновал густой лес, окружающий наш замок. Он плохо просматривался, и я боялась, что в нём легко может притаиться что-то враждебное.       Но пролетела осень, было отмечено Рождество, Патрик успел приехать на каникулы, щеголяя слизеринской формой, и вернуться обратно в Хогвартс, опять пришла весна, и я, не изменяя традициям, родила своего второго сына в мае, а ничего плохого не случилось. Сопротивления словно совсем и не было – когда мы с Антонином отмечали свою вторую годовщину свадьбы, уже был год, как не было видно и слышно никаких признаков существования сопротивления. Кажется, жизнь текла по нужному руслу, и я постепенно расслабилась. Что вовсе не мешало мне несколько раз в неделю заниматься с Антонином боевой магией.        Более того, мой муж, насколько я могла судить, полюбил меня. Не могу сказать того же про себя, но всё же мы были счастливы в эти годы. По-настоящему счастливы, потому что я приняла свою судьбу и теперь видела в ней одни положительные стороны, а Антонин обрёл настоящий уютный дом, полный детский голосов.        Что такое это самое счастье? Оно совершенно эфемерно и, наверно, складывается из каких-то отдельных моментов. Вроде того, который был как-то утром, когда я лежа в постели кормила грудью совсем маленького Эндрю, а Эван и Рогнеда ползали рядом со мной. И Антонин, замерев, кажется, даже не дышал глядя на нас, сидя в ногах кровати. - Для меня ты – святая, - проговорил он, глядя на меня светящимися от счастья глазами. - Почему? – несколько смутившись, улыбнулась я. - Ты похожа на Мадонну с ребёнком на руках, а Эван с Рогнедой – как ангелы рядом с тобой.        Не часто можно было услышать подобное из уст моего мужа, старого воина и вообще сурового мужчины. Не было сомнений в том, что таким его могла видеть только я. Как не было сомнений в том, что он говорил искренне и с большой любовью.       Солнце заливало спальню, из сада доносился аромат цветущих цветов, все мои дети были у моей груди, а Патрик уже играл в парке усадьбы со своим школьным другом – я могла слышать его веселый смех. Антонин тоже был со мной, и смотрел на меня, как на прекраснейшую и добродетельнейшую из женщин. И я бы солгала, если бы не признала, что была счастлива в этот момент и в последующие годы.       А ещё я серьезно занялась своим саморазвитием. В тот день, когда я узнала о Пророчестве, я пообещала себе две вещи – я научусь боевой магии, чтобы суметь защитить своих детей при необходимости, и я добьюсь власти и могущества, чтобы укрепить положение нашей семьи при Милорде. И никто не сможет избавиться от Долоховых.        Я теперь проводила часы за изнурительными тренировками, но ещё больше труда я тратила в светских гостиных. Я очень быстро смекнула, что хорошее владение магией это хорошо, но проблемы не решит. Нужен острый ум, нужна смекалка, нужна хитрость и изворотливость. Беллатрикс решает свои проблемы силой, а у меня этой силы нет. Я должна иметь связи, да такие, чтобы никто не решался со мной связываться. Чтобы каждый знал, что связываться с леди Долоховой себе дороже. И я училась. Училась хитросплетениям интриг, искусству манипулирования и способности делать полезные знакомства с поразительной легкостью. Что же, к этому я обнаружила в себе куда больший талант, чем к боевой магии.        Я менялась. Неуловимо менялась. Девочка Пэнс растворялась в расчетливой и, наверное, подчас жестокой женщине, в которую я превращалась. Всякий, кто пытался как-то уесть меня или даже неудачно шутил в мой адрес в свете вскоре чувствовал на себе мою месть, и постепенно таких смельчаков не осталось. Я стала подозрительной. В особенности после того, как меня едва не отравили на одном из приёмов. Спасло только то, что дурное предчувствие заставило меня отставить стакан. Так и не получилось узнать, Нотты это мстили, или подполье дало о себе знать, вот только я на сутки слегка с бредом и жаром. Допускаю, что я многим не нравилась, и желающих убрать такую выскочку было немало… Но какое мне было дело до всех? Меня волновали только мои родные и близкие.        Так прошло четыре года, за которые вроде бы не произошло ничего необычного. Разве что какие-то мирские мелочи… Например, Лагерта успела наштамповать Рабастану троих сыновей, и тот вдруг открыл в себе огромную любовь к ним и сделался чуть ли не примерным семьянином, семилетняя Дельфини Лестрейндж проявляла фантастический талант к магии, как и пятилетний Астерион, что было вполне ожидаемо. Что касается обстановки в мире, все тоже складывалось, как нельзя лучше. Милорд основал альянс целого ряда стран, и возглавил Верховый Совет Волшебников. Пророчество становилось явью – он начал подчинять себе мир.        Что же до меня лично… Я была довольна собой и своей жизнью. Приближалась шестая годовщина моей свадьбы, и я в свои двадцать четыре года могла похвастаться крепкой семьей, четырьмя детьми (Патрика я начала считать за родного сына) и таким положением в обществе, что мне теперь кланялись первыми все кроме Лестрейнджей. Я не смогла сделать карьеру в Министерстве из-за того, что должна была быть при детях, но зато я пользовалась огромным влиянием, что чертовски мне нравилось, и теперь загорелась желанием получить Тёмную Метку. Были и личные достижение – я была хороша в магии и могла выдержать дуэль с Антонином около пяти-семи минут. Но, конечно, моим главным достижением были мои дети. Что уж там, я жила ими… - Мама, мамочка! Я не могу застегнуть мантию! - Мама, почему я должна быть в платье! Я не хочу! Хочу в брюках, как Эван!        С топотом в мою спальню влетели пятилетние Рогнеда с Эван. Моя дочь, как часто бывает у девочек, росла быстрее и была выше брата на полголовы. Она уже проявляла очень крутой характер и больше всех из наших с Антонином детей была похожа на отца. У неё было узкое, как у Антонина, чуть вытянутое личико, темно-русые, почти черные волнистые локоны и серо-голубые глаза. А ещё она росла дикой и совершенно неуправляемой, и считалась главарем во всех затеях моих детей. Эван же, поддерживающий сестру во всех её начинаниях, имел более светлые курчавые волосы, и в его зеленых глазах всегда можно было заметить оттенок хитрости – мальчишка, в противоположность сестре, рос скрытным и хитрым. Словом, они прекрасно дополняли друг друга. - Что ещё стряслось? – тяжело вздохнула я.        Я сидела перед трельяжем и приводила себя в порядок – до прихода гостей оставалось не более получаса, и я должна была нанести последние штрихи. - В платье мне неудобно! – звонко заявила Рогнеда и упрямо топнула ножкой.        В этом был виноват Антонин – он сделал из неё настоящего мальчишку. Рогнеда научилась ездить верхом раньше, чем сносно ходить, она умела драться лучше братьев и всегда побеждала их, и не было такого дерева в нашем парке, на которое она не залезала. - Юная леди, иногда вы должны появляться на публике и в платье, - строго заметила я, застегивая бриллиантовую сережку. – Ты когда-нибудь видела леди Лестрейндж в брюках? А она тоже боец.        Рогнеда поджала губки, явно не находя достоянного ответа. Уперла руки в бока, придирчиво рассматривая белую юбочку ажурного платья, которое было на ней надето. - А вот папа говорит… - начала было она упрямым голосом, когда в дверях появился Антонин. - Что там папа говорит, сорванцы? – звучно спросил он, потрепав по макушкам двойняшек и безбожно испортив прическу Рогнеды – пышный бант переехал на бок.        За Антонином зашел Патрик, которому было уже шестнадцать, и который красовался в одном из первых взрослых фраков - в этом сезоне на них была большая мода. - Ты говорил, что одежда всегда должна быть удобной и практичной! – ничуть не смутившись, продолжила Рогнеда гнуть своё. - А у меня мантия не застегивается! – поддакнул Эван, решив внести свою лепту. - Ну а я напялил на себя камзол, дальше что? – хмыкнул Антонин. – Знаете, как жилет давит на живот? Это, конечно, во многом обусловлено тем, что ваша мать раскармливает меня, но всё же тоже неудобно. А эти проклятые брюки, в которых ни сесть, ни встать толком?        Антонин для наглядности расстегнул черный камзол, указывая на плотно облегающий его тело жилет, а потом на брюки, по последней моде обтягивающие его мускулистые длинные ноги. - И почему ты терпишь? – требовательно спросила Рогнеда. - Потому что приемы – почище сражений будут. И Пожиратели Смерти не грязные магглы, а аристократы. Мы должны не только безупречно сражаться, но и быть воплощенным изяществом. Ну-ка, отряд, быстро приводить себя в порядок! Патрик, ускорь бойцов…        Патрик подхватил хохочущих двойняшек подмышки и потащил их в детскую. Антонин, очень довольный собой, прислонился к косяку и вытащил сигару. Я на секунду задержала на нём взгляд. Да, при таком освещении было заметно, что Антонин начинает стареть. Его волосы уже почти полностью были седыми, морщины на лице обрисовались сильнее, и он слегка раздался в талии. Впрочем, его глаза всё ещё были такими же яркими и цепкими, как раньше, он по-прежнему был хорош в постели, считался одним из искуснейших дуэлянтов и старался держать себя в форме. Но он уже почти не поднимал меня на руки, надевал очки, чтобы что-то прочесть и частенько вел себя слишком старомодно… - Ты выглядишь восхитительно, - заметил мой муж.        Беллатрикс и Лагерта действительно привили мне вкус, и теперь все мои наряды не только отвечали моде, но и наполняли меня изяществом. В день нашей с Антонином годовщины я была в простом черном платье из струящегося по фигуре шелка, а на моих плечах лежало манто из белого песца. - Спасибо, - улыбнулась я. – Я буду очень признательна, если ты сегодня будешь держать под контролем свой отряд и сделаешь так, чтобы они соответствовали мне. - Будет сделано, - ухмыльнувшись, кивнул Антонин, выходя в коридор. – Ну, все готовы? Сейчас будем на время одеваться…        Я улыбнулась и посмотрела в зеркало трельяжа. На меня смотрела красивая молодая женщина, в которой никто бы не узнал Пэнси Паркинсон. Это уже была леди Долохова, или почти она. Конечно, основные изменения ещё не произошли со мной, но и они были не за горами. По крайней мере, я уже точно не была той девочкой, что выходила замуж за Антонина. Похудев и приведя себя в форму после последних родов, я неожиданно похорошела и уже не переставала за собой следить. Я была сказочно богата и имела все средства для этого. Моя фигура давно уже не вызывала у меня нареканий. Пусть я не была так худа, как Беллатрикс, но всё же я оставалась неизменно стройной, при этом имея соблазнительные округлые бедра и пышную грудь. Мои волосы теперь блестели и имели очень привлекательный вид, а так как я отпустила их до середины спины, в этот вечер я смогла сделать изысканную прическу – завитые локоны были убраны в низкий пучок, лежащий на шее. Его удерживал серебряный гребень с крупными жемчужинами. Прическа шла к моему лицу с заострившимися чертами, и я обозначила косметикой скулы и подвела глаза темными тенями. Пожалуй, я действительно была красива. Не так безупречно, как Беллатрикс, и не так ярко, как Лагерта, но всё же я была привлекательна.       Я брызнула на себя дорогим парфюмом, медленно и аккуратно подвела губы багряной помадой, довершая образ девушки, вышедшей из начала двадцатых, и уже собиралась было вставать, когда в тишине спальни раздался голос: - Мамочка, ты забыла колье.        Обернувшись, я с удивлением обнаружила на пуфике в углу комнаты Эндрю, который с любовью смотрел на меня своими мягкими, зелеными глазами. Мой младший сын был самым тихим из наших с Антонином детей и неожиданно добрым – непонятно в кого. И он был ближе всех ко мне. Мой ласковый и нежный мальчик. Поверить не могу, что когда-то я так расстраивалась из-за беременности им… - Спасибо, милый, - улыбнулась я. – Ты давно тут сидишь? Я тебя не заметила. - Почти час, - ответствовал Эндрю. – Ты такая красивая…        Эндрю меня обожал и боготворил и постоянно хвостиком ходил за мной. Не то что Рогнеда с Эваном, которые вечно затевали баталии и слушали только своего отца.        Я опять улыбнулась младшему и, что греха таить, любимому сыну, и застегнула на шее тяжелое бриллиантовое колье, состоящее из ровных рядов крупных камней. Встала, подошла к большому зеркалу, глядя на себя. Как обычно – просто и со вкусом. - Ну, всё, теперь я готова. Пошли, дорогой, - ласково проговорила я, протягивая руку Эндрю.        Он вложил свою крохотную ручку в мою руку, и мы вместе двинулись в большой зал. Как обычно в дни грандиозных приёмов, в саду были разбиты шатры, и большая часть гостей прогуливалась по парку, спасаясь от летнего зноя, но все же центром праздника был зал. В него мы спустились всей семьей. Мы с Антонином под руку, и Эндрю за ручку со мной, а потом Патрик, держащий за руки Эвана и Рогнеду, которая все же согласилась быть в платье.        Послышались рукоплескания, посвященные нашей семье, и я ослепительно улыбнулась залу, на секунду отпустив руку Эндрю, чтобы приветственно помахать публике. Щелкнуло несколько фотоаппаратов, и наше идеальное семейство было запечатлено. - Патрик, отведешь малышей к остальным детям в парк, ладно? – попросила я. - Без проблем, Пэнси, - с усмешкой кивнул мой брат, обожающий племянников и племянницу.        Я с гордостью проводила детей взглядом, в особенности любуясь Патриком, который рос статным и сильным юношей, а благодаря упражнениям Антонина был очень хорошо сложен.        Мы с Антонином начали совершать традиционный круг по залу, с целью поприветствовать всех гостей. - Леди Долохова, пару слов для «Пророка»! Скажите, как самой добродетельной матери удаётся управлять такой большой семьей и оставаться такой красавицей? - Мне помогает мой супруг и любовь к моей семье. - Пэнси, дорогая, что там с вашим благотворительным фондом, я всё-таки могу прислать чек? - Да, леди Мальсибер, вы можете перевести средства любым способом, - кивала я, дружески сжимая руку старой леди. - Антонин, слышал, твой старший выиграл кубок школы, поздравляю! - Спасибо, Августус, команда Патрика действительно непобедима. С такими игроками за Слизерин не страшно.        Так мы и переговаривались с гостями, пока не вышли в парк, где были всяческие увеселения для детей, за которыми следили няньки, бдительные домовики и Рудольфус – среди веселящихся на полянке отпрысков чистокровных семейств была и Дельфини.        Проходя мимо полянки, я не могла не залюбоваться Дельфини, которая, смеясь, пыталась с лентой на глазах поймать товарищей по игре. Принцесса была в белоснежным платье, которое, в отличие от Рогнеды, носила с непринужденным изяществом, и каждое её движение было преисполнено такой легкости и грациозности, словно девочка танцевала, а не играла. Когда же Дельфини споткнулась об оброненную кем-то игрушку, её с готовностью подхватил Рудольфус, словно из-под земли выросший. - Он так опекает дочь, - заметила пожилая мадам Мальсибер, с которой мы с Антонином как раз беседовали. – Словно ничего кроме нее не видит. Это не разбалует девочку? - Не думаю, - ответила я.        Дельфини, оказавшись на руках у своего вечного хранителя, стянула с кукольного личика белую ленту и, увидев перед собой Рудольфуса, радостно улыбнулась и опять рассмеялась звонким, словно хрустальным смехом, и прильнула к нему с бесконечной нежностью. - Подойдём к мистеру Лестрейнджу? – предложила я Антонину немного позже, когда разговор с мадам Мальсибер был закончен.        Так мы и сделали. Когда мы с Антонином приблизились к игровой площадке, Дельфини и Рудольфус танцевали под звуки долетающего из замка вальса. Вернее сказать, Рудольфус держал девочку на руках и вальсировал с нею. Сама же Дельфи сияла от радости и не забывала, когда нужно, грациозно отвести голову назад или томно взглянуть в сторону. - Добрый вечер, Руди, - поздоровался Антонин.        Рудольфус был не очень доволен тем, что ему пришлось прервать танец, чтобы пожать руку Долохова, а его маленькая дама и вовсе взглянула на нас капельку презрительно. - Приносим свои поздравления, - кивнул Лестрейндж.        Дельфини, широко улыбнувшись, присела в книксене. - И желаем счастья и долгих лет жизни, - проговорила она нежным голоском.        Что же за красивый ребёнок это был… Даже Астериону было далеко до сестры. Его черты тоже были правильными, но какими-то слишком холодными. Дельфини же одновременно была похожа на фарфоровую куклу и при этом была полна жизни. На белом личике играл румянец, большие темные глаза будто искрились, а длинные черные локоны до талии так очаровательно пружинили в такт движениям девочки, что она не могла вызывать других чувств кроме восхищения и любви. Но я-то знала, что более хитрого создания земля ещё не рождала. Дельфини мастерски управляла даже Волдемортом, который был неспособен отказать ей в чём-либо, что уж там говорить про Рудольфуса. - Очаровательно выглядите, мисс Лестрейндж, - улыбнулся Антонин. - Благодарю, сэр, - с учтивой холодностью ответила девочка. – Хотя, честно говоря, я была в затруднении – никак не могла решить, какой оттенок волос идёт к этому платью лучше, - с театральным мастерством четко и громко проговорила девочка.        А потом Дельфи встряхнула локонами, которые приобрели золотой цвет. - Блондинки всегда в моде в высшем обществе, но я подумывала об огненно-рыжем цвете, как у Рудольфуса… - расплавленное золото превратилось в медно-рыжий каскад кудрей, которые на наших глазах развились и вытянулись почти до колен Дельфини.        Она почему-то всегда называла Руди именно по имени, и я думала, что потому, как прекрасно понимает, что он ей вовсе не отец. - И всё-таки я остановилась на своём натуральном цвете, - деланно серьёзно продолжала Дельфи. – Как вы могли заметить, я похожа на мать, а к её чертам лучше всего идёт иссиня-черный…        Ещё одно неуловимое движение, и прямые рыжие волосы стали крупными черными локонами, а принцесса с затаенным самодовольством посмотрела по сторонам – все, кто видел её фокусы (а таких было немало благодаря хорошо поставленному голосу Дельфи) восторженно зааплодировали. - Это восхитительно, - проговорил Патрик, который, оказывается, тоже наблюдал за представлением. - Благодарю вас за эту оценку, сэр Паркинсон, - учтиво заметила Дельфини.        Она мастерски умела менять цвет своих волос, и это доставляло ей большое удовольствие. То же касалось и цвета глаз – остальное девочке пока что не удавалось. Ещё у Дельфини были прекрасные манеры, и она любила казаться маленькой леди, когда как все близкие к царственному семейству люди знали, что это за маленький бесенок. Дельфини слушалась только отца, к которому питала что-то среднее между искренней детской любовью и зарождающимся фанатизмом. Ещё на неё имел колоссальное влияние Рудольфус, и мне казалось, что только с ним девочка отбрасывает свои театральные замашки и бывает искренней. Это тоже было не удивительным – они не расставались никогда с самого её рождения. - А где же Астерион? – поинтересовалась я. - Мой брат уже слишком серьёзен, чтобы играть, - скучающим тоном заметила Дельфини. – Он с мамой и Милордом в зале. Рудольфус, идём в замок! Я хочу танцевать. Пэнси, дядюшка Антонин, идёмте с нами! Сегодня же ваш вечер, и вы должны быть в центре внимания!        Дельфини, которая в этот вечер примеряла маску веселой и доброй девочки, взяла Рудольфуса за руку и повлекла за собой. Нам с Антонином ничего не оставалось, кроме как в очередной раз поддаться на её уловки и сделать то, что хочет принцесса. Подобрав подол платья, чтобы тот не зацепился за что-то в парке, я двинулась в зал, чтобы провалиться в самую большую ловушку в моей жизни.