***
Джинни Уизли и Марта Смит были приговорены к смертной казни через самое затейливое проклятье, которое смогла придумать Беллатрикс Лестрейндж. Впрочем, я могла бы ещё поспорить, что даже такая казнь была для них избавлением – со дня смерти Лагерты прошло три дня. И за эти три дня Беллатрикс вышла из камеры пыток Цитадели Змея только один раз, на похороны. Казнь проводилась не где-нибудь, а на площади перед Цитаделью Змея. Площадь была оборудована около пяти лет назад, когда пропаганда власти Темного Лорда только набирала обороты. Чтобы народ мог лицезреть своего правителя и преисполняться чувством гордости за Магическую Британию, Милорд вещал с балкона замка в каждый значимый для нашей страны день, а отлично вымуштрованные Пожиратели Смерти демонстрировали навыки боевой магии в годовщины великих сражений прошлого – от дня Битвы за Хогвартс до дня подавления первого восстания гоблинов. Надо признать, патриотический дух это действительно поднимало. Конечно, не стоит думать, что Милорд был так неосмотрителен, чтобы пускать в свой замок всех желающих. О нет. Волшебники всех сортов проходили на земли Цитадели только после тщательного обыска и никак не могли пройти дальше главной площади – её огораживала невидимая, но нерушимая стена. Таким образом, хотя Милорд и бывал на виду у своих поданных, он все же оставался недостижимым. В день казни на большом балконе, выходящем на площадь, был не только Повелитель. Помимо него и царственного семейства туда были допущены мы с Антонином и Рудольфус. Но, что волновало меня куда больше, так это тот факт, что ещё на балконе присутствовали Дельфини, Астерион и… Сильвий. - Возможно, Сильвию все же лучше не видеть этого? – в который раз обратилась я к Беллатрикс. Я не была уверена, что Дельфи зрелище казни испугает, в случае Астериона я вообще допускала, что мальчику это даже понравится. Но Сильвий? Он был не таким, как дети Милорда. Он был обычным ребёнком. Вдобавок, самым младшим из присутствующих чад. - Чепуха, - отмахнулась Беллатрикс. – Мальчик должен видеть, что его отец отомстил за его мать. Рабастан, расхаживающий на деревянном возвышении в ожидании осужденных, тоже вызывал у меня много вопросом. Возможно, потому, что я часто забывала, что он, как и Антонин, Пожиратель Смерти, а уже потом – муж, брат, отец… - Всё в порядке, леди Ди, - ответил Сильвий. – Я хочу увидеть, что виновные наказаны. Спорить было бесполезно. Оставалось только молиться, чтобы уже появился Милорд и всё закончилось поскорее. Я стояла в углу квадратного балкона, рядом с Антонином и напряженно разглядывала толпу вокруг эшафота. Народу было так много, словно вся Магическая Британия собралась здесь в этот день. Многие прибыли с самого утра, чтобы занять места поближе к возвышению, словно ожидали увидеть представление. Со стороны замка, под балконом, была размещена трибуна, на которой сидела привилегированная публика. Почти все мужчины, находившиеся там, были облачены в мантии Пожирателей Смерти, разве что кроме совсем молоденьких волшебников да старика Лафингтона. Дамы приличия ради облачились в траур, хотя многие не удержались от того, чтобы нацепить самые дорогие украшения и хоть в этом посостязаться с подругами. Дальше, ближе к эшафоту и вокруг него, располагались люди попроще – лавочники с Косой аллеи, семьи торговцев, мелких политиков, рядовых служащих Министерства Магии и представители многих других профессий. Так сказать, среднее общество, состоящее из неродовитых чистокровных и полукровок. Среди них были и совсем бедно одетые волшебники, которые все же выглядели прилично и опрятно, а потому были пропущены за цепь Пожирателей Смерти, окружавших площадь. И, наконец, на галерке – в самых задних рядах и на старинных буках, окружающих площадь, галдела челядь. Их не пропустили за ограждения и они были вынуждены довольствоваться самым скудным обзором. Я была рада, что эти люди так далеко от нас, но все же с интересом, смешанным с презрением, рассматривала их. Лишенные палочек, которые не смогли найти работу и получить их обратно, сквибы, оборотни, уродливые метисы гоблинов и волшебников, падшие женщины, принарядившиеся, как на праздник, и тучные волшебницы с оравами грязных детей. Все они обитали теперь даже не в Лютном переулке, а в улицах и тупиках, идущих от него, и считались самыми низами общества. В этот день ударили первые морозы, да так, что на земле появилась изморозь. Было слякотно и ветряно, как и всегда, в Салазаровых топях, в которых располагался замок. Люди продрогли до костей и не успевали накладывать на себя согревающие чары. Слышался недовольный и нетерпеливый ропот. Наконец, на балкон вышел Лорд Волдеморт, и все мы отступили на несколько шагов назад. Толпа на несколько мгновений погрузилась в молчание, а потом взорвалась приветственными возгласами. Меня пробрала дрожь. Было что-то гипнотическое в Милорде, когда он так появлялся на публике. Бессмертный Повелитель в мантии из темно-зеленого бархата, расшитой серебром, стоящий над площадью коленопреклоненных поданных. Потом Милорд сделал жест обеими руками, означающий, что довольно кланяться, и теперь нужно его слушать, и заговорил: - Я надеюсь, что многие из вас уже поняли, что я не сторонник лишней жестокости. Но повстанцы своим террором вынуждают нас идти на крайние меры. Несмотря на то, что все мои последние указы были направлены на улучшение уровня жизни магглорожденных и грязнокровных волшебников, подлая деятельность подполья продолжается. Для так называемого «угнетаемого» класса общества строятся работные дома, создаются рабочие места на фабриках по выделке драконьей кожи, открываются ремесленные школы. Им даже было дозволено получать палочки с некоторыми ограничениями на магию! Но какие результаты мы видим после таких реформ? Единицы становятся достойными членами нашего общества. Большая же часть магглорожденных склонна к жестокости, лености, алчности и зависти. Куда как легче примкнуть к шайке Грейнджер и ей подобных, чем зарабатывать на жизнь честным трудом! Волшебники такого сорта – паразиты, пожирающие Магическую Британию. Но что тяжелее всего принять, как это то, что подчас на путь предателей и повстанцев становятся и чистокровные волшебники. Это – позор для всего нашего общества. Выродки, одним своим существованием нарушившие баланс природы. Джиневра Уизли, которая сегодня предстанет перед судом, как раз относится к людям такого сорта. И её вина куда больше, чем у второй подсудимой, Марты Смит, так как та – всего лишь грязнокровка, в подлости и безнравственности которой никто и никогда не сомневался. Милорд выдержал эффектную паузу, чтобы народ мог повозмущаться, услышав, наконец, имена преступниц. - Но как, спросите вы, повстанцам удается агитировать на преступную деятельность даже чистокровных волшебников? Я скажу, как. Это – недосмотр отцов и матерей на протяжении многих поколений. Чем хуже вы воспитываете своих детей сейчас, тем больше вероятность, что ваши внуки поддадутся этому вражескому движению. Связь поколений. Традиции и обычаи. Вот что поможет нам на потерять мораль и ценности на пути перерождения нашего общества. Я едва удержалась от того, чтобы хмыкнуть. При всём моём уважении к Милорду, он даже теперь не мог не приплести к делу политику! Хотя оратор он, надо признать, блестящий. Дети – через что ещё можно так ловко влиять на общество? Я своими глазами видела, как матери в толпе сжимали руки дочерей, а отцы брали за плечи сыновей с таким видом, словно готовы в лепешку расшибиться, но вырастить их достойными людьми. К слову сказать, это было чертовски умно и… правильно. Милорд был очень озабочен взращиванием нового поколения, на правильную школьную литературу, на развитие детского спорта и всевозможных кружков были вбуханы огромные деньги, и народ не мог не ценить этого. Всё было направлено на получение максимально патриотичного и здорового поколения молодых волшебников. Малоимущая семья? Вот вам поддержка от государства. Жилищные условия стесняют? Вот новый большой дом, экспроприированный у магглов. Дети болеют и нет денег вывезти за город? И тут поможет наш благословенный правитель – вот вам путевки в оздоровительный лагерь у моря! Что, слишком много детишек, не справляетесь с воспитанием? Милорд и тут о вас позаботился – спортивные летние школы! Да, кстати, если ваш ребенок талантлив в какой-то научной области, или лучше того – ловок и силен в магии, ещё и патент на бесплатное дополнительное образование выпишут. Вы только рожайте побольше, воспитывайте правильно, и помните, кого благодарить… - Как я неоднократно говорил, повстанцы – это результат халатного отношения к воспитанию нескольких поколений волшебников. Во многом в этом виновата и школа, долгие годы находившаяся под влиянием выжившего из ума старика, прививавшего детям ложные ценности и гнилую мораль. Что мы имеем на выходе? Юная девушка хладнокровно убивает роженицу! Вдумайтесь, друзья мои, только вдумайтесь в это! Что должно происходить в умах, если главари этой преступной группировки способны давать такие задания, а кто-то может их выполнять! Как должна разложиться душа, до какого абсолюта должна быть доведена жестокость и беспринципность, чтобы зверски убить мать четверых детей?! Голос Темного Лорда набирал обороты, креп с каждым словом. В нём слышалась справедливая ярость, непримиримое несогласие с таким положением дел. Милорд умел хорошо говорить и в этой речи сумел буквально коснуться душ своих поданных, показав им точно такую же ненависть к врагам, такое же волнение за детей и за будущее, такое же сострадание к семье погибшей Лагерты, что и они все чувствовали. Насколько искренне, это уже другой вопрос. - Повстанцы называют свою борьбу священной. Что свято? Убийство женщины? Убийство матери и покушение на невинного младенца, который чудом выжил? Лагерта Лестрейндж не была Пожирателем Смерти или воином. Она была обычной слабой женщиной, на которой отыгрались в отместку за храбрость и силу её мужа. Нет и не было более страшного преступления, чем оставить детей сиротами. Но что ещё отвратительнее – я не вижу раскаяния на лицах преступниц! Теперь толпа ревела и кидалась камнями и всем, что под руку попадется в двух осужденных, которых вели к эшафоту из замка. Милорд сделал всё блестяще: напомнил волшебникам про их семьи и их детей, и продемонстрировал горе в отдельно взятом семействе. Каждый из присутствующих примерил эту боль на себя, и каждый воспылал праведным гневом. Уизли и Смит, которых вывели на эшафот в серых тюремных робах, были готовы разорвать голыми руками. Вид у обеих преступниц был изнеможенный, они с трудом держались на ногах, и через грубую ткань одежд проступали кровавые пятна. Беллатрикс постаралась на славу. Но на лице Джинни Уизли осталось упрямое выражение непонимания. Она явно ждала от народа другой реакции на их появление. - В этот день я хочу, чтобы каждый из вас увидел и запомнил, каков гнев Лорда Волдеморта! – прогремел над толпой звенящий голос Милорда. – Предательство будет караться жестоко и неумолимо. Зараза будет задавлена в корне. Каждый, кто встанет на сторону повстанцев, каждый, кто поможет им даже куском хлеба и стаканом воды, каждый, кто скроет информацию о них, будет наказан столь же сурово. Рабастан вышел к волшебницам и, усилив голос Сонорусом, начал зачитывать приговор. Но толпа пришла в такое бесчинство, что я могла расслышать только первые его слова и последние – «приговариваются к смертной казни через проклятье». - Почему он не назвал само проклятье? – спросила я у Антонина шепотом. - У этого проклятья нет названия. И магической формулы. Это больше похоже на ритуал, - ответил мой муж. - Так как называется-то? – опять пристала я. - В народе - выворачивание наизнанку, - отозвался мой супруг. Я нервно сглотнула и опять взглянула на Сильвия, который выглядывал вниз из-за перил. Рабастан начал читать длинное заклинание на латыни, а потом с помощью двух крепких Пожирателей влил в осужденных содержимое какой-то склянки. Все замерли в ожидание, а на лице Лестрейнджа читалось прямо-таки предвкушение. Я же была очень взволнована и захотела посмотреть на то, как ведут себя остальные. На лице Милорда невозможно было прочитать что-либо, Рудольфус был заметно напряжен и поглядывал на Дельфи, которая вся подобралась и расширившимися глазами смотрела на эшафот, Беллатрикс и Астерион имели выражение одинакового садистского упоения, а Сильвий нетерпеливо ерзал на месте. Я нервно оглянулась на Антонина – его лицо словно было чужим, отстраненным и суровым. - Ты всё еще хочешь это видеть? – поинтересовался он. Я, ещё утром с пеной у рта доказывавшая, что хочу, теперь сомневалась. Но я не шелохнулась с места. Я, как загипнотизированная, наблюдала за тем, как Джинни Уизли, которую я знала ещё в школе, схватилась руками за живот и завизжала. То же проделала и её товарка. Обе женщины катались по полу, выли и кричали надрывными голосами так, что у меня сердце заколотилось вдвое быстрее и ладони вспотели. Казалось, что обе предательницы пытались что-то удержать внутри себя, сжимая животы руками и корчась. А до меня медленно доходил смысл проклятья… Вспомнилось, как когда-то давно профессор Снейп рассказывал нам про него на уроке и даже показывал картинку в книге, изображавшую человека, корчившегося в страшных муках. Я вспомнила всё. Джинни, как более худенькая и слабая, сломалась первой. Её начало тошнить кровью, судороги сотрясали хрупкое тело. Но вместо рвотных масс из её окровавленного рта начали вываливать внутренности, а хруст её ребёр в полной тишине был таким громким, что даже на балконе было слышно. Меня саму замутило, и ребёнок начал толкаться во чреве. Я резко отвела взгляд, опустив его на трибуну. И вдруг увидела, что с неё выходит высокий блондин, которому тоже, видимо, невыносимо смотреть на эту казнь. С замиранием сердца я узнала Драко, а он, словно почувствовав мой взгляд, поднял голову. Антонин со своего ракурса не мог видеть, как Драко кивнул мне на замок, и убрался с трибуны. Я же, наконец, отмерла и, подойдя к Беллатрикс, взяла из её руки ручку побелевшего и шокированного Сильвия. - Хватит, мадам. Он увидел достаточно, - выдавила из себя я, неосознанно переча Беллатрикс чуть ли не впервые в жизни. Леди Лестрейндж спорить не стала, как ни странно. Она была слишком поглощена созерцанием казни – на её щеках горел румянец, глаза блестели, и она была явно горда тем, что такая кара была её идеей. - Останься, я хочу побыть одна, - сказала я Антонину, который пошел было за мной. Я думала, что казнь принесет мне облегчение, но теперь медленно приходило осознание, что Джинни Уизли, упрямо вздернувшая подбородок за мгновение до начала, и Марта Смит, рыдающая от страха, это лишь пешки. Тот же, чья рука летает над шахматной доской, сейчас в полной безопасности. Вряд ли его печалит потеря двух соратниц, скорее он рад, что нанёс такой удар по приближенным Милорда. Стало тошно. Я быстро шла по длинному коридору Цитадели Змея, держа за руку маленького Сильвия. Оба мы были настолько потрясены увиденным, что не находили слов. - Дорогой, ты видел, как твой папа отомстил за твою маму, - наконец проговорила я. – Иногда такая жестокость бывает оправдана. Но я хочу, чтобы ты помнил, что такую грань можно переходить только в одном случае – если причинили смертельный вред твоим близким, понимаешь? Сильвий кивнул. Я была не уверена, что он понял, что я сказала, и решила ещё поговорить с ним спустя какое-то время. Мы с ним пришли в детскую Астериона и Дельфи, в которой уже находились Энтони с маленьким Руди и мои дети. За ними присматривали Настя и наша старая нянька. - И лучше об этом не рассказывать друзьям – они ведь ещё маленькие, не поймут, - сказала я напоследок, рассчитывая на склонность Сильвия считать себя взрослым и ответственным. Дети окружили меня, требуя ласки, как будто чувствовали, что происходит что-то серьёзное и волнительное. Даже Рогнеда ластилась к моим юбкам. И я наклонилась, чтобы одарить поцелуем каждого, в том числе и детей Лагерты. - Настя, обеда придётся ещё долго ждать, - проговорила я. – Распорядись, чтобы детям принесли сладостей. В такой день можно и отойти от правил. Малыши очень обрадовались, и только Сильвий оставался весь в себе. Я тяжело вздохнула и погладила его по курчавым волосам, наклонилась и поцеловала ещё раз. - Вам что-нибудь сделать, леди Ди? – заботливо поинтересовалась Настя. - Нет, спасибо, - устало отозвалась я. – Я утомилась, пойду ненадолго прилягу в салоне леди Лестрейндж.Глава 52. Казнь
6 мая 2017 г. в 14:46
Похороны Лагерты произвели на всех нас гнетущее впечатление. Саму церемонию ещё можно было как-то вынести, но когда нужно было подходить к гробу и прощаться… О, кажется, не было ничего труднее этого для всех близких и родных Лагерты Лестрейндж. Когда настал мой черед, и я приблизилась к мраморному гробу, уже занявшему почетное место в огромном склепе Лестрейнджей, я с тоской взглянула на бледное лицо покойницы. Чувство неправильности происходящего ошеломляло. Лагерта была слишком молода и красива, чтобы вот так покинуть этот мир. И даже чувство безмятежности на прекрасном лице казалось неуместным – у моей подруги всегда было волевое и властное выражение.
Я склонилась, чтобы в последний раз коснуться губами её чела, и поднялась уже всхлипывая и опираясь на руку Антонина.
- Идём, тебе лучше побыть на свежем воздухе, - тихо проговорил мой супруг.
Я последние недели донашивала своего ребенка, а после произошедшего с Гертой обо мне пеклись решительно все, и Антонин в первую очередь. Поэтому он выпроводил меня из склепа и посадил на каменную скамью под плакучей ивой. Расторопная Настя в простом черном платье вывела вслед за нами и детей, которые были очень подавлены и вели себя непривычно тихо.
Все мы были погружены в молчание.
- Я пойду поддержу Рабастана, - сказал наконец Антонин. – После отправимся домой. Нечего тут болтаться, когда в доме такое горе.
Я была солидарна с мужем. Басти Лестрейндж был в таком состоянии, что ему точно было не до гостей, пусть и таких сопереживающих, как наше семейство. Рабастан во время похорон вел себя невменяемо – шептал что-то себе под нос, двигался нервно и дергано, и, в конце концов, разрыдался, как ребёнок, упав перед гробом на колени и начав умолять Лагерту простить его за все. Сильвий, плача, буквально повис на отце, пытаясь успокоить его на свой лад. Энтони тоже ревел в голос, и даже маленький Руди, которого держала на руках Лавиния Лафингтон, самая младшая сестра Лагерты, захныкал, хотя ничего толком не понимал.
Вообще, из всех похорон, что мне пришлось посетить за свою долгую жизнь, эти были самыми шумными. Слышались искренние стенания, ручьями текли настоящие слезы, боль так пропитала воздух, что было тяжело дышать. В часовне творилось что-то невообразимое – самые сдержанные аристократы и самые холодные леди не могли сдержать эмоций. Убитая горем мать Лагерты с трудом держалась на ногах поддерживаемая под руки дочерьми – Лидией Кэрроу и младшей, ещё незамужней, Лавинией. Мистер Лафингтон так тяжело опирался на трость, что, кажется, вот-вот должен был упасть. Вся родня Лагерты не могла сдержать слёз. Что там, даже Антонин говорил так, словно у него в горле ком. Но Беллатрикс… В её глазах стояла железная решимость. Она уже отплакала своё в больнице. Теперь она была собрана и полна ярости, что могли на себе испытать Джинни Уизли и её подельница.
От тяжелых дум меня отвлек Астерион, вышедший из склепа с очень мрачным выражением лица. Он подошел к скамье своим уверенным шагом и уселся рядом со мной. Зная, что Лагерта была одним из немногих людей, к которым он относился хорошо, я рискнула подумать, что и принцу стало грустно и больно.
- Ничего не поделаешь, дорогой, - вздохнула я, приобняв Астериона за плечи. – Судьба бывает слишком жестока.
- Это не судьба, а повстанцы, - возразил Астерион, хмурясь. – Отец правильно говорит – их всех необходимо уничтожить!
Я не помнила, когда слышала в голосе сына Волдеморта столько эмоций, и была приятно этим удивлена. Всё же что-то человеческое в нём изредка проскальзывало.
- Мы обязательно их всех уничтожим! – топнула ножкой Рогнеда. – Мама, мне так жаль Сильвия! Он так плачет! И бедная маленькая Мериголд! Неужели ничего нельзя сделать?
- Ничего, милая, - нехотя призналась я, второй рукой поправляя волосы дочери. – Бывают ситуации, когда даже магия бессильна.
Плечо Астериона напряглось под моей рукой.
- Таких ситуаций не бывает, - сказал он терпеливо и медленно, словно обращаясь к ребёнку. – С помощью магии можно решить любую проблему. Если не задействована более сильная магия, разумеется.
Астерион говорил слишком по-взрослому, как и обычно. Я уже давно не удивлялась его хорошо поставленной речи или не детской уверенности в голосе. Но все же теперь мне казалось, что сейчас и он упрямится, как обычный ребенок.
- Но всё же смерть необратима, - заметила я.
Принц взглянул на меня серыми глазами, в которых читалась усмешка. Не злобная, а скорее снисходительная.
- Всё дело в проклятье, которое погубило тетушку, - заговорил он. – Оно как цепями её окутало, тут ничего не поделаешь. Душу уже не вернуть в тело. Я пробовал.
И, выдав эту сакраментальную фразу, Астерион соскользнул со скамьи и, как ни в чём не бывало, зашагал к матери, которая выходила из склепа, держа за руку Дельфи. Я напряженно вгляделась в спину удаляющегося Астериона, не понимая, сказал ли он правду, или, как это часто бывало, намеренно пускал пыль в глаза, чтобы испугать или удивить.