Из девочки в леди Долохову

      В ту же секунду Рабастан оказался в комнате и Ступефаем отшвырнул целительницу от бесчувственной Лагерты. Девчонка успела выхватить палочку и даже отбила заклинание Антонина, которое едва не попало в меня. Вскрикнув, я пригнулась и поспешила к постели. - Басти, нам нужно доставить её в Мунго! – крикнула я.       Антонин продолжал теснить Джинни Уизли, и, зная, что он справится, мы с Рабастаном занялись Лагертой. Лестрейндж подхватил жену на руки и кинулся к камину. В мгновение ока я оказалась рядом с ним и, кинув летучий порох нам под ноги, произнесла адрес.       Дальнейшее в моей памяти смазано и расплывчато. Помню, как Рабастан с Лагертой на руках бежал по коридору, кидаясь на каждого врача, а я едва поспевала за ним. Помню, как безжизненно была откинута голова Лагерты и как её длинные пшеничные волосы висели почти до пола. Помню крик целителя «на стол её», а потом нас выпроводили и захлопнулись белые двойные двери.       ​Когда мы с Рабастаном сидели в коридоре больницы, мы не обращали внимания на удивленные взгляды больных и лекарей, которые не понимали, как нас могло сюда занести – семьи вроде наших редко обращались в Мунго, предпочитая вызывать частных целителей. У Лестрейнджа тряслись руки, и когда появились Беллатрикс с Рудольфусом и маленьким Сильвием, решительно отказавшимся ждать вестей дома, Рабастан порывисто обнял брата, уткнулся лицом ему в плечо и заплакал. Я взяла на колени Сильвия, который тоже хныкал, и стала всячески утешать его. ​Через два часа вышел целитель, который был мрачнее тучи. Его слова потрясли нас всех до глубины души. - Слишком поздно, уже ничего не сделать. Вы можете зайти попрощаться…       ​Сердце пропустило удар, и все мы замерли. Только Сильвий с душераздирающим криком «мама» опрометью бросился в палату. Вслед за ним Рабастан, а потом и остальные.       ​Сильвий уже приник к матери, обхватив её за плечи и рыдая. С другой стороны был Рабастан, сжимающий руку жены. Рудольфус остановился у двери, а мы с Беллатрикс одинаково медленно подошли к операционному столу и встали над Лагертой.       ​Волшебница была совсем бела, вокруг глаз залегли тени, губы были серыми. И всё же из последних сил она обняла свободной рукой своего сына. - Неужели ничего нельзя сделать!? – гневно потребовала Беллатрикс. - Разрыв внутренних органов, слишком большая кровопотеря, а асфиксию уже не предотвратить, - мрачно проговорил целитель. – Слишком поздно… Проклятье уже сделало своё дело. - Нееет! – проревел Рабастан не своим голосом, стискивая руку Лагерты. – Ты не можешь! Ты не имеешь права так уйти! - Я всегда буду с тобой, милый, - едва слышно прошелестела Лагерта. - Проклятье! Для чего ты меня завоевала!? Чтобы я только-только научился ценить тебя и сразу же потерял!? – кричал Рабастан. ​      По его щекам градом текли крупные слезы, а Сильвий уже попросту ревел в голос. - Дети… - прошептала Лагерта, и её мутный взгляд остановился на мне. – Пэнси, дети… - Я буду заботиться о них, как о моих собственных, - поспешила сказать я, чувствуя, как в горле встал ком. - Мы все, - глухо добавила Беллатрикс. - Девочка… Она? – прошептала Лагерта. - Ребенок жив и здоров, - проговорил целитель. - Дайте, - это уже прочитали по губам волшебницы.       ​Мы все стали бестолково озираться, а Рудольфус, как самый хладнокровный из нас, уже положил на быстро вздымающуюся грудь Лагерты ребёнка. Лагерта взглянула на дочь, и её лицо на мгновение озарилось слабой улыбкой. Это словно придало Лагерте сил на короткое время. - Басти, Сильвий, вы будете любить её, как и меня, ясно? – велела она. - Как я буду без тебя, кааак? – продолжал стенать Рабастан. – Тебя никто не заменит, моя дорогая… Моя самая любимая… - он был вне себя и только и мог, что целовать руку Лагерты и шептать ей слова любви. - Сильвий… - выдохнула Лагерта.       ​Её дыхание участилось и стало поверхностным. Девочку убрали, и Лагерта устремила на старшего сына взгляд полный отчаяния и мольбы. - Ты и мальчики… Передай братьям, что я люблю вас больше жизни… Ты и мальчики должны любить сестренку так же сильно, ты меня понял?       ​Лагерта резко выгнулась дугой и захрипела. Началась асфиксия. - Мама! – пронзительно закричал Сильвий. ​      Я почувствовала, как Беллатрикс с силой сжала мою руку. Я не могла заглянуть ей в лицо, так как мой взгляд был прикован к Лагерте. Рабастан уже держал её в руках, сжав плечи, и умолял её дышать. Сильвий впал в шоковое состояние и его била мелкая дрожь. Агония продолжалась несколько минут, мучительных для всех нас. И у меня, и у Беллатрикс тряслись руки. Лагерта стонала и хрипела, а её глаза выражали такое мучение, что я не выдержала и тоже разрыдалась, отвернувшись, и уткнувшись лицом в плечо Беллатрикс. Та неожиданно вцепилась в меня с таким же отчаянием, и я почувствовала, как на мою щеку падают её слёзы. ​Наконец хрипы и стоны стихли. Едва держась на ногах, я повернулась и взглянула на Лагерту. Та обмякла на руках мужа, но вдруг напряглась, одной рукой сжала ручку Сильвия, другой – камзол Рабастана и, делая колоссальные усилия над собой, приподняла голову, чтобы обвести палату таким же сильным взглядом, как раньше. - Я всегда буду с вами, - процедила она, после чего, наконец, закатила глаза и безвольно повисла на руках Рабастана.       ​В её руке всё ещё была ладошка Сильвия. До последнего вздоха Лагерта Лестрейндж всем сердцем любила своего мужа и своих детей. Даже через агонию умудрилась сказать, что всегда будет рядом. ​      Все затихли, с неверием глядя на Лагерту. Рабастан всё ещё сжимал её тело в объятиях, Сильвий все ещё держался за руку матери. А большие серые глаза смотрели вдаль, сквозь время и пространство. Всё было кончено. Повисшую паузу нарушил крик Рабастана: - Нееет!

***

      ​До утра никто из нас не сомкнул глаз. Рабастан сидел с Лагертой на руках несколько часов и никому не позволял её забрать. Рудольфус отправился в лондонский дом, чтобы проверить, как там Антонин и начать допрос. Мы с Беллатрикс, едва переставляя ноги, вышли в пустой коридор. Леди Лестрейндж по-прежнему сжимала мою руку, как и я – её. Только дойдя до окна в конце коридора, мы смогли разжать словно окостеневшие пальцы. - Мне довелось видеть смерти многих близких и очень достойных людей, - тихо проговорила Беллатрикс, и я увидела, что у неё в глазах стоят слёзы. – Но я не помню, чтобы смерть была так жестока, внезапна и несправедлива. - Проклятые повстанцы! – всхлипнула я. – Моргана, за что? Она ведь была простой женщиной, матерью… Какой от неё был вред? - Она будет отомщена, - сквозь зубы процедила Беллатрикс. – Я клянусь, что две эти твари умрут в таких страшных мучениях, которые ни один человек даже представить не сможет. - Дети… - я не смогла продолжить из-за слёз и только покачала головой. – У неё осталось четверо детей… Что будет с ними?.. - У них есть отец. И мы, - уверенно заявила леди Лестрейндж. – Мы вырастим их достойными волшебниками. В память о Лагерте… - Маленькому Руди нет и трёх лет, он даже не будет помнить мать, - всхлипнула я, и опять заплакала.       ​Беллатрикс оперлась на подоконник и прикрыла глаза, из которых побежало несколько слез. - Значит, мы расскажем ему о его матери, - твердо произнесла она. – И девочке тоже. - Малышка, - встрепенулась я. – Мы совсем о ней забыли!       ​Беллатрикс взглянула на меня, и я прочитала в её глазах легкий стыд. Не сговариваясь, мы двинулись в ту комнату, куда, обмыв и осмотрев, отнесли девочку.       ​Но о маленькой мисс Лестрейндж было кому позаботиться. Около люльки, встав на цыпочки, стоял Сильвий. Он аккуратно покачивал кроватку и со всей нежностью, на которую способен шестилетний мальчик, гладил малышку по голове через деревянные планочки кроватки. - Я буду любить её очень сильно, - шмыгая носом, заявил он нам с Беллатрикс. – Я дал слово маме.       ​Его голос был твёрд, а в темных глазах стояла железная, не детская уверенность.