Из девочки в леди Долохову

      Когда пространство перестало кружиться, я поняла, что мы оказались в нашем доме. В холле Тихого замка. От перемещения посредством аппарации мне стало нехорошо, а ребёнок сильно запинался. Но Антонин не дал мне времени на то, чтобы прийти в себя. Он взял меня за плечи и хорошенько встряхнул. - Как ты могла? – прокричал он мне в лицо. - Я так жалею… - прошептала я, не смея поднять на него глаза. - Ненавижу, - процедил Антонин, и вдруг со всей силы дал мне пощечину.        В первый и последний раз за нашу совместную жизнь он ударил меня. Да так, что я отлетела на пару метров и упала на пол, больно ударившись коленом и локтем. Слава Моргане, я смогла упасть так, чтобы не навредить ребёнку.       Я горько заплакала, съежившись на полу, а Антонин прошелся по помещению, запирая все двери и окна. Я поняла, что уже не выйду отсюда живой. Когда Антонин закончил, я вдруг заметила, что он как-то странно двигается. Словно сковано. И почему-то мой муж взялся за сердце, а на лбу у него выступила испарина. - Что с тобой? – вырвалось у меня.       Антонина этот вопрос разозлил так, словно я только что пожелала ему сдохнуть. - И ты ещё смеешь спрашивать! – рявкнул он, подлетая ко мне. – Как будто тебя это когда-либо волновало! Сколько же в тебе лицемерия и фальши!       Я встала перед ним на колени и сложила руки в молитвенном жесте. Наверно, выглядела я действительно жалко – вся заплаканная, с растрепавшимися волосами, в местами порванном платье. - Прошу тебя, выслушай меня, если эти годы и наши дети имеют для тебя хоть какое-то значение! – взмолилась я. – И после я безропотно приму свою судьбу! - Я не хочу тебя слышать! – воскликнул Антонин. – Ты убила меня… Уничтожила… Никто и никогда не причинял мне такой боли…       Он опять взялся за сердце и поморщился. Такая откровенность из уст Антонина звучала дико, но ещё больше я волновалась из-за его сердца. Что с ним? Моргана, неужели я довела своего мужа, железного Антонина Долохова, до сердечного приступа? - Антонин, что с тобой? Вызови лекаря… - Молчи!       Он занес руку и рассек воздух, на несколько сантиметров правее меня в пол с треском и грохотом врезался слепящий Лайтус. Через мгновение то же самое справа. И вновь слева. Антонин не мог промазать. Это словно какая-то сила отводила его руку в последний момент.       В воздухе запахло азотом, а я словно окаменела от парализующего ужаса. Антонин же приставил волшебную палочку к моему виску.       Мы замерли, глядя друг на друга. Антонин стоял передо мной, готовый казнить меня. И я стояла перед ним на коленях, со сложенными в молитвенном жесте руками, с чужим ребёнком под сердцем, отчаявшаяся и готовая умереть. Даже дикое желание жить отошло на второй план. Я думала о своих детях, о Патрике и об Антонине. И я ненавидела себя. - Убей меня, если хочешь… - прошептала я. – Я виновата перед тобой. Но знай, я бы отдала всё на свете, чтобы повернуть время вспять.       Я замолчала и покорно склонила голову перед мужем. Я чувствовала его пристальный взгляд на мне и боялась пошевелиться. Я неплохо изучила его характер за годы совместной жизнии понимала, что сейчас лучше всего сидеть тихонько и не раздражать его ещё больше. - Просто скажи мне, зачем? – глухо проговорил Антонин.       Палочка всё так же упиралась мне в висок, и я сидела у ног мужа, тупо таращась на его ботинки. И всё же я нашла в себе силы говорить, и я начала медленно произносить свою исповедь. - Ты взял меня в жены совсем девочкой и никогда не считался со мной. Помнишь, первые месяцы нашего брака? Ты даже со мной не разговаривал. Не считал нужным или полагал, что это ниже твоего достоинства… А мне было так нужно это… Я только что похоронила отца, была оторвана от семьи, совершенно одинока. Да, я была глупа и неопытна, чтобы попробовать наладить отношения. Я боялась тебя, в конце концов. Я глазами не могла с тобой встретиться.       На паркет стали капать мои слезы, а мои руки, упирающиеся в пол, задрожали. - Но ты ведь был взрослым мужчиной, неужели ты не понимал, как мне было нужно внимание, хотя бы тень заботы или ласки? Ты мог бы мне это дать, но не дал. Вместо того, что помочь мне, ещё ребёнку, принять тебя и освоиться, ты постоянно пропадал у Милорда. Ты обратил на меня внимание, только когда я забеременела твоими драгоценными близнецами. Только тогда я стала тебе нужна. А когда я их рожала, помнишь, что случилось? Пока повитуха спасала Эвана, я чуть не истекла кровью. Никто бы и не заметил, что я умираю, если бы не Лагерта. Их даже не приложили к моей груди. Ты первым взял их на руки. Как будто они были только твоими, а я не имела к ним никакого отношения. И ты назвал их, как хотел, даже не дождавшись, пока я приду в себя. И воспитывал ты их и Эндрю так, словно меня и нет. Так, как хочешь ты. Всё всегда было так, как хочешь ты. Во всём. Ты швырял мне деньги в лицо, чтоб я тратила их и не лезла к тебе лишний раз со своей болтовней, пока ты делаешь из нашей дочери своё подобие, а Эван вслед за Патриком уже чуть ли не к сигарам твоим тянется. Ты всегда был на работе. А дома тебя интересовали только наши дети.       В моём голосе появлялись злые нотки. Я говорила всё то, что раньше не осмеливалась сказать. Но теперь мне было нечего терять. - Ты, правда, иногда всё же вспоминал обо мне. Когда нужно было выйти в свет и показать миру идеальное семейство. Или когда тебе нужно было удовлетворить свои потребности – тоже, конечно, не сильно интересуясь моим мнением. Когда тебе приспичило завести ещё одного ребёнка, меня ты тоже не спрашивал. И тебе было плевать, что после беременности Эндрю я ещё не оправилась, и могли быть осложнения, опасные для меня. Разумеется, ведь я интересовала тебя только в двух плоскостях – как любовница, и как инкубатор для твоих детей. Думаю, это довольно удобно – пропадать на работе, пока я схожу с ума в четырех стенах с твоими неуправляемыми отпрысками. Я ведь даже наказать их не имею права. Что ты, они же Долоховы! А я так, всего лишь какая-то девчонка, даром, что их мать. Ты хоть раз задумался о том, каково мне? Ты втянул меня во все дворцовые интриги, из-за которых я неоднократно была в опасности. Меня окружают только люди твоего возраста, найти друзей среди них я тоже не могу. Была Лагерта, и теперь её нет. Я осталась совешенно одинокой.       Я помолчала, чтобы справиться со своим срывающимся голосом. - Нет, ты не думай, я благодарна тебе. Ты почти сдержал своё слово – не считая дворцовых интриг Беллатрикс, меня не касались никакие проблемы. Ты обеспечил будущее моего брата и наших детей. Полагаю, ты действительно заботился и обо мне на пределе своих возможностей. Я говорю это искренне. Спасибо тебе за это. Уже то, что ты стал отцом Патрику, окупает то, что я пожертвовала собой, когда выходила за тебя. Я, правда, думала, что будет ещё хуже. Но ты неплохой человек, Антонин. Просто пропасть между нами оказалась слишком большой, вот и всё. Ты не смог увидеть во мне что-то кроме своей вещи, я не смогла перебороть себя и смириться с этим. И поддалась соблазну и изменила тебе с Малфоем, который нашел время, чтобы ухаживать за мной, говорить слова любви и хотя бы делать вид, что считает меня личностью. Теперь я понимаю, что он использовал меня потехи ради. Что же, я оправдала своё положение в твоих глазах – маленькая, недалекая девочка, с пустой головой. Видно, мне не суждено быть счастливой на этой земле.       Я опять замолчала на какое-то время, борясь с комом в горле. Теперь я чувствовала не жалость к себе, как это раньше со мной случалось. Я чувствовала безысходность и усталость. Хотелось быстрее всё закончить. - Я выполнила условия нашей сделки – родила тебе наследников. Больше я тебе не нужна. Я знаю, что я совершенно беззащитна перед тобой и что я целиком в твоей власти. Как это было со дня нашей помолвки… Я даже не буду сопротивляться. Я знаю, что ты слишком силен и это бессмысленно. Прошу только об одном – позаботься о наших детях и о Патрике. И будь помягче с Эндрю. Он больше похож на меня, ему тоже необходимо знать, что его любят и ценят. Теперь я всё сказала. Дело за тобой. Произнеси два хорошо известных тебе слова и покончи с нашим браком и со мной.       Я замолчала и замерла, ожидая, что сейчас меня ослепит зеленая вспышка. Я была к этому готова, хотя и испытывала страх, а мои руки дрожали. Но я не шевелилась, чувствуя волшебную палочку у своего виска и всё так же глядя на ботинки Антонина на шнуровке.       Никогда ещё время не тянулось так долго и тишина не была такой звенящей. Палочка оторвалась от моего виска, я почувствовала шевеление над своей головой и догадалась, что Антонин заносит руку для заклинания. Я зажмурилась. Прошло ещё несколько мгновений, бесконечных для меня, и вдруг я почувствовала, что Антонин взял моё лицо в свои руки. С трудом открыв глаза, я увидела, что он опустился на пол передо мной, и что в его глазах стоял слёзы. - Я не умею показывать свои чувства, - выдохнул он одними губами, глядя на меня с таким отчаянием, словно это я могу убить его в любой момент, а не наоборот.       Он замолчал, глядя на меня в упор. Он словно хотел сказать что-то ещё, но слова застряли у него в горле. И только этот взгляд – взгляд, пронзающий сердце – продолжал меня сверлить. Такой взгляд, каким умирающий человек смотрит на своего лекаря. Взгляд, полный тщетной надежды.       Он сжал челюсти так, что желваки заиграли, нахмурился, прикрыл глаза, прислонился лбом к моему лбу. - Я… люблю тебя… - опять едва слышно. - Что? – так же тихо прошептала я.       Я ушам своим не поверила. Я ожидала услышать совсем другие слова, начинающиеся на «Авада» и заканчивающиеся на «Кедавра». - Как же сильно я люблю тебя, - проговорил Антонин уже немного громче, но все так же не открывая глаз. – Я не думал, что способен на такое чувство. - Этого не может быть, - я всхлипнула. - И все же это так, - проговорил Антонин, отстраняясь и всматриваясь в моё лицо. – Ты стала моим смыслом жизни. - Моргана, и как я должна была догадаться об этом? – застонала я, едва не издав нервный смешок. - А как я должен был сказать? – спросил Антонин в ответ. – Я влюбился в тебя не сразу. Сначала я и сам этого не замечал, пока однажды утром не увидел тебя с грудным Эндрю на руках, с Рогнедой и Эваном по обе стороны. В тот момент я просто понял, что не смогу и дня прожить без твоей улыбки, без звука твоего голоса. Это стало очевидно как день и ночь. И это чувство только усиливалось. - Почему ты не сказал мне об этом? – прошептала я. – Всё бы было иначе, если бы ты сказал… - Что было бы иначе, Пэнси? – горько усмехнулся Антонин.        Он сел удобнее, прислонившись к стене спиной и согнув одну ногу в колене. - На что можно надеяться, если я тебе не то, что в отцы, в деды гожусь? Старик с кривым лицом, дурным характером и полным отсутствием манер. И ты – цветущая молодая красавица. Что я должен был тебе сказать? И идиоту ясно, что я тебе ничерта не нужен. Ты могла бы испытывать благодарность или дочерние чувства в самом лучшем раскладе, вот и всё. А признаться, и увидеть жалость или насмешку в твоих глазах, которые всегда смотрели на меня так холодно? О нет. Я бы не вынес этого.        Он криво ухмыльнулся и покачал головой. - Если бы ты только дал мне понять, что я нужна тебе, что ты меня ценишь… - я горько покачала головой. – Всё что мне было нужно – чувствовать себя нужной и любимой, и чтобы ты считался с моим мнением. - Считался с твоим мнением, - хмыкнул Антонин. – О, это тоже слишком тяжело. Я чувствовал между нами стену, когда ты была ещё сопливой девчонкой. Ты была недостижима для меня из-за своей юности и красоты. А потом ты вдруг превратилась в умную женщину, и стало ещё сложнее. Что я мог противопоставить против твоих слов, вычитанных во всех этих идиотских умных книжках для матерей? Меня в детстве только розгами лупили за малейшую провинность, что я понимаю в воспитании? Это я должен был тебе сказать и целиком доверить детей тебе? Моргана, да я читал то в последний раз что-то стоящее ещё в школе. Да и то, когда меня линейкой по рукам били. Я не могу заинтересовать тебя в интеллектуальном плане, о чем я должен был с тобой разговаривать? Я могу блеснуть только познаниями в военном деле, но это не интересно тебе. Я ничерта не смыслю в музыке и живописи, которые ты так любишь. И твои цветы в саду, над которыми ты так старалась, для меня все одинаковые – я и в них ничего не понимаю. Зато разбираюсь в лошадях и собаках, но ты не ездишь верхом и в псарню не ходишь. Да ну, дьявол, куда не посмотри – я деревяшка деревяшкой. И, наверно, слабак. Потому что мне легче напустить на себя важный вид, быть отчужденным или приказывать тебе, чем позволить тебе понять, что я не только стар, но и глуп. Все, чем я мог похвастаться перед тобой, или чем попробовать покорить тебя – это деньгами и парой новых бриллиантовых серег. - Но тебе некогда было изучать искусство или учить этикет. Ты воевал, чтобы я и наши дети теперь могли жить в лучшем мире, - возразила я с чувством. – Если бы ты и другие Пожиратели Смерти когда-то не пожертвовали своим образованием, своей молодостью, чтобы изменить наш мир, сейчас я бы жила в засилье магглов. Я понимаю это, и я уважаю тебя вне зависимости от того, читал ты Данте Алигьери или нет. Для меня намного важнее то, как ты относишься к нашим детям. Ты хочешь для них всего самого лучшего, как и я. Я что ли знаю, как их воспитывать? Мне не было двадцати, когда я родила Эвана и Рогнеду. Я тоже делала много ошибок. Но, возможно, если бы мы прислушивались друг к другу, у нас все вышло бы лучше. Я знаю, что и сама не идеальна… - Для меня ты была идеальной, - покачал головой Антонин. – Но если бы я позволил тебе что-то решать, если бы показал свою некомпетентность в чём-либо, разве ты не стала бы надо мной смеяться и не начала бы презирать меня? - О, Моргана, конечно же нет! Не за это, по крайней мере, - ахнула я. – Как ты только мог так думать? - Потому что я всегда знал, что недостоин тебя, - зло буркнул Антонин и отвернулся. – И то, что я купил тебя, этого не изменило. Просто момент был удачным, когда я заявился к тебе свататься, вот и всё. - И это я ещё считала себя никем рядом с тобой, - я нервно рассмеялась. - Скажи ты мне, если я так глупа, и это ещё оправдывают мои годы, как ты мог вбить в свою голову такие глупости? - Мог, - упрямо отозвался Антонин, не глядя на меня. – Мог. Потому что об отношениях и о семье я знал примерно столько же, сколько о шитье бисером.        Я невольно издала смешок сквозь слезы. - Видит Мерлин, ты неподражаем, Антонин, - заметила я. – Как в одном человеке может умещаться великий воин и несмышленый ребёнок?       Антонин злобно на меня зыркнул, думая, что я насмехаюсь. Но увидев на моём лице только нежность, совсем растерялся. - Не знаю, - сказал он, как отрезал, и упрямо замолчал.        Так мы с ним и сидели в пустом холле нашего замка, каждый думая о своём и одновременно об одном и том же. Не знаю, сколько бы мы так просидели, и чем бы все закончилось, если бы в двери не начали стучать, да причем довольно громко. - Антонин, открой немедленно! – услышали мы голос Беллатрикс. – Инферналы бы тебя побрали, только попробуй с ней что-то сделать!       Антонин вдруг истерически рассмеялся. - Почему ты не сказала правду? Что у тебя другой, что ты хочешь уйти от меня? – спросил он. - Как я могла? – спросила я. – Я боялась, что ты убьешь меня. Или как минимум не позволишь видеться с детьми. - Мерлин, Пэнси, я бы скорее запер тебя на семь замков, чтобы не потерять, - продолжая нервно смеяться, проговорил Антонин. – У меня рука не поднимется причинить тебе вред. Я должен убить тебя сейчас, но я не могу! Видит великий Салазар, не могу! О, дементоры меня возьми, что же я наделал!!! – вдруг закричал он и закрыл лицо руками, а я вздрогнула. - Антонин! – закричала Беллатрикс снаружи. – Антонин, что ты сделал? Антонин, открой сейчас же! Я приказываю тебе!       Мой муж вдруг рванулся ко мне и с силой сжал мои плечи. - Не бросай меня! – вдруг взмолился он не своим голосом, и из его глаз побежали слёзы. – Я не смогу без тебя, Пэнси! Прости меня, что я был таким идиотом! Я всё исправлю, я обещаю! Я всё исправлю! Только не уходи от меня!       Я содрогнулась от рыданий, и тоже заплакала. Мерлин, какая же я дура! Вот кто больше всех боялся и волновался всё это время! А я-то думала, он свернет мне шею! А Антонин сам до чертиков боялся! Боялся меня потерять!       Большей дрянью я себя ещё не чувствовала. Ровно минуту, потому что вскоре мне стало ещё более паршиво. Так как Антонин опять схватился за сердце, и его лицо исказила гримаса боли, а в его глазах я увидела страх. Но не за себя. Страх, что если он ослабнет, я смогу уйти. Из последних сил Антонин вцепился рукой в моё платье. - Не уходи, - взмолился он. – Я всё исправлю, я смогу! Я смогу! - Скорее! Целителя! – крикнула я куда-то в сторону двери.       Я попыталась устроить Антонина на своих коленях и шептала ему, чтоб он не дергался и лежал спокойно, но не тут-то было. Он твердил своё «не уходи» и всячески пытался вцепиться в меня сильнее. А Беллатрикс за дверью только больше волновалась. - Долохов, она мать твоих детей, в конце концов! – кричала она. – О, да разнесите дверь Бомбардой, если открыть не получается!       Наконец, двери отворились. На пороге предстали Беллатрикс с Рудольфусом и верные нам Гиббон и Кортни. - Нужен целитель, у него что-то с сердцем! – воскликнула я. – Пожалуйста, скорее!