История, которой не было

Тело лежало в большой луже, окруженное невозмутимыми гусями, загребающими по водной глади, и одной свиньей, с блаженством валяющейся рядом. Мимо торопливо сновали торговцы, спешащие занять лучшие места для дневной торговли, и их будущие покупатели: степенные матроны и шустрые девчонки-служанки. Погруженные в собственные заботы, они совершенно не интересовались окружающим миром. На храпящего в грязи забулдыгу поглядывали только как раз в этот час сменяющиеся стражники, негромко рассуждающие, кто пойдет будить сей чужеродный для лужи элемент. Шани остановилась на самой границе воды и задумалась. С одной стороны, надо было спешить в Академию, чтобы не пришлось объясняться с консьержкой, почему студентка отсутствовала целую ночь (и не докажешь, что не смыкая глаз до петухов сидела с больным). С другой… ну нельзя же бросать человека! — Э-эй! — негромко позвала Шани, поглядывая на стражников. Те уже перестали спорить и выжидательно воззрились на представление. Девушка почувствовала себя как в балагане, чуть покраснела и разозлилась. — Эй! Эй, там, в луже! — Че надо? — недружелюбно отозвался пьяница, не поднимая положенной на ладонь головы. Зато очень оживились гуси. Вскинув голову, они зашипели, расправили крылья и кинулись на Шани. Завизжав, та отпрыгнула подальше, чтобы зловредные птицы не достали, с досадой крикнула: — Ну и валяйтесь, значит, по уши в грязи, мне-то что! — и, фыркнув, развернулась на пятках и потопала мимо корчмы в сторону Университета. Но не успела сделать и пары шагов, как часы на башне пробили восемь. Стоп. Восемь?! Опоздала… Вздохнув, Шани оглянулась. Стражи, убедившись, что девушка не собирается забирать забулдыгу, решили выполнить свой гражданский долг: морщась от резкого сивушного духа, выволокли мужчину из лужи и, тщась привести во вменяемое состояние, без особых изысков поволокли его в пристроенную к казармам на краю города тюрьму. Шани закусила губу, борясь сама с собой, но чувство ответственности все-таки победило. — Постойте! — кинулась она за стражниками, придерживая рукой перевешенную через плечу сумку с вышитым крестом. — Погодите! — Гля, девка та! Все не отвяжется, — оглянулся один из мужиков, шедший позади конвоя. — Тебе чего? — Его, — Шани указала на безвольно висящего на руках доблестных стражей закона пьяницу. — Мы… с ним… — Она лихорадочно придумывала причину. — Мы немного поссорились вчера, а он пошел и напился, гад, — для достоверности девушка даже ногой топнула, с возмущением глядя на бродягу. — Но не бросать же его в таком состоянии. — А-а-а, — протянул один из стражников, кивая остальным. Те разжали руки, и пьянчуга мешком повалился на мостовую, — ну ладно. Забирай свое сокровище ненаглядное. Да, и следи за ним получше, что ль. Нам проблемы не нужны. — Конечно, конечно, нам тоже, — заюлила Шани, кланяясь и отступая от патруля так, чтобы спиной прикрыть валяющееся на земле тело. — Непременно, господа, прослежу. — Ох, молодежь, — усмехнулся в усы вояка. — Мне б ваши годы. Дождавшись, когда стражники свернут за угол, Шани обратила взгляд на свое «сокровище». Сокровище наконец смогло продрать глаза, но вставать и тем более куда-то идти было категорически неспособно. Девушка попыталась обратиться к прохожим, но те лишь высокомерно задирали носы и спешили обойти странную парочку. Делать нечего, и Шани кое-как пришлось справляться самой. Кряхтя, ей удалось привести пьянчугу в более-менее вертикальное состояние, но в следующую секунду он уже повис на хрупкой студентке, как куль с мукой. Со стороны, наверное, это выглядело как мужик с медведем за плечами. Тихо ругаясь сквозь зубы, Шани поволокла свою добычу в сторону родительского дома. Мать и отец несколько дней назад уехали в деревню возле Новиграда, к отцовой бабке, а девушка, которая не могла долго пропускать занятия, осталась приглядывать за квартирой. Цветы там полить, накормить кошку… притащить незнакомого похмельного мужика. Сгрузив свою ношу на стул возле входа, Шани с хрустом выпрямилась. Да, давненько ей не приходилось таскать тяжести. Пьяница тем временем опять захрапел, сползя почти на пол и уткнувшись подбородком в грудь. Девушка прикрыла глаза ладонью и вздохнула. И что ей мимо не прошлось?!

***

Бам-м! Бам-м! Бам-м! — отбили часы на городской ратуше десять раз. Витольду казалось, что голова его готова расколоться на столько же частей. Боль была, несильная, но мучительная. Воспоминания тоже были, отрывистые, зато яркие. Девка в пестрой юбке танцует на бочке. Пиво и водка льются рекой. Они с братом пьют на спор. Неожиданно вспыхнувшая драка с какой-то деревенщиной. Полежав какое-то время, Витольд додумался поинтересоваться окружающим миром. Мир удивлял. Крохотная комнатушка, где умещается только одна узкая койка и прибитый к стене подсвечник. Мужчина потер щеку. Скулу кольнуло болью, и на пальцах осталась странная желтая субстанция с запахом ромашки. Понюхав ее, Витольд с отвращением стер ее остатки с кожи и привстал, на всякий случай придерживая голову двумя руками. Ощупал себя, убедился в полном комплекте. Правда, кунтуш был насквозь пропитан черной грязью, давно высохшей и уже отслаивающейся тонкими пластинками. Но это не беда, платье и новое найти можно. А вот отсутствие любимой сабли — это уже намного серьезнее. Без нее Витольд чувствовал себя голым. Значит, надо ее найти. Мужчина свесил ноги с койки, обнаружил, что ни сапог, ни оружия в клетушке нет, почесал босую пятку и приоткрыл дверь. За ней оказалась кухонька с печью, одиноким буфетом и грубым столом с деревянными табуретами. На одном из них, положив голову на сложенные руки, дремала девушка. Витольд окинул ее профессиональным взглядом и удовлетворенно кивнул. Красивая такая. От резкого движения головы висок вновь стрельнул болью, и мужчина чуть присвистнул сквозь сжатые зубы. Девушка встрепенулась. На Витольда глянули заспанные каре-зеленые глаза. Казалось, их хозяйка никак не может понять, кто перед ней, но уже через мгновение во взгляде появилось узнавание. Девушка торопливо поправила сбившуюся ото сна рубашку, оголяющую кусочек спины, и вскочила с табурета. — Вы… как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила она. — Было лучше, пока ты не запела, птичка, — поморщился Витольд от тонкого девичьего голоса. — Ох, курва… Что вчера было? Девушка пожала плечами. В свете настольного светильника ее рыже-каштановые волосы отливали красным, обрамляя некрасивое, но примечательное лицо с чересчур широкой для женщины челюстью и чуть задранным носом. Россыпь веснушек на щеках придавала ей невероятно наивный вид, хотя взгляд говорил совсем иное. — Ладно, — поморщился Витольд, занимая один из стульев. — Дай пить, а? Словно в мгновение ока перед ним опустился запотевший кувшин кваса, который мужчина и не преминул осушить. Конечно, лучше бы сейчас пивка свеженького, но по нахохлившемуся виду девушки ясно — алкоголя в этом доме не держат. Жаль, очень жаль. — Как тебя звать-то, девка? — спросил Витольд, чуть откидываясь назад, чтобы взглянуть на хозяйку повнимательнее. Стройная, ладная. — Ох и красива ты, не могу наглядеться. — Шани, — буркнула девушка, с подозрением глядя на мужчину. — Спасибо те, Шани, что бы ты ни сделала для меня! — Витольд отвесил шутливый поклон, не вставая, однако, с табурета. — А… что сделала-то, кстати? — Нашла утром, — ответила та. — Возле «Алхимии». Вы спали в луже напротив входа. — В луже?! — вытаращился на нее мужчина и прикрыл глаза. В голове промелькнула вспышка воспоминания: драка окончилась явно не в пользу младшего фон Эверека, и его вышвырнули на улицу, где он мгновенно и отключился. — Ну твою ж за ногу… — Пить надо меньше, — припечатала Шани. — Надо, — широко улыбнулся Витольд, — но ведь скучно жить тогда будет. Девушка фыркнула, показывая, что не разделяет эту точку зрения, но благоразумно не стала развивать тему. Вместо этого подошла к мужчине, по-хозяйски ухватила его за подбородок и повернула щекой к свету. — Эй, мы же еще почти не знакомы, — хохотнул Витольд, — нетерпеливая какая. Шани с досадой хватила его за чуб, требуя не дергаться и дать провести осмотр. Тонкие пальцы скользнули по трехдневной щетине, и мужчина послушно замер, исподволь поглядывая на их обладательницу снизу вверх. Вид открывался — голова кругом. Девушка внимательно изучила глубокую и широкую рану на скуле пациента, зашитую мелкими ровными стежками и уже покрывшуюся запекшейся коркой. — Зачем вы стерли мазь? — нахмурилась Шани. — А, так то мазь была… — хмыкнул Витольд, пожимая плечами. Не говорить же, что поначалу принял ее за собственные слюни. Вздохнув, девушка отвернулась от мужчины и потянулась к шкафчикам почти под самым потолком. Для этого ей пришлось встать на табуретку, и фон Эвереку открылась весьма приятная картина нижней, не менее привлекательной, чем верхней, части юного девичьего стана. Упругая, обтянутая тонкими кожаными штанами: приятные глазу округлости так и манили — потрогай нас, потрогай, тебе понравится. Ну Витольд, и не будь дурак, пощупал. За что сразу же огреб тяжелой жестяной коробкой прямо по темечку, аж искры из глаз посыпались. — У-у-у, даже поглядеть нельзя, что ли? — возмутился он, потирая затылок. — Даже поглядеть, — отрезала Шани. — А лапать тем более. И вообще, ведите себя прилично! — Это я еще приличен, — промурлыкал Витольд себе под нос, чтобы девушка не услышала, и уже громче повинился, стараясь, чтобы голос звучал как можно более раскаявшимся: — Ну прости, милая. Не удержался, грешен. Шани фыркнула, показывая, что не ведется на такую грубую лесть, и продолжила искать в коробочке что-то. Но кончики ушей, выглядывающие из коротко стриженых волос, чуть покраснели и выдали свою хозяйку с головой. Обычно Витольда не интересовали такие девушки. Слишком уж умные они, не знаешь, что и ждать. Младший фон Эверек предпочитал тех, которые после одной ночи не будут бегать хвостом и требовать чего-то большего. Так что Шани совершенно не интересовала его в качестве каких-либо долго идущих планов. Но какой мужик в здравом уме и трезвой (хотя в данный момент похмельной) памяти откажется полюбоваться милым женским смущением? А эта рыжеволосая красотка смущалась очень мило. — Ты медичка, что ль? — поинтересовался Витольд, наблюдая за девушкой, копающейся в горе пузырьков и всяких медицинских штук, чье предназначение фон Эвереку было неизвестно. — Последний курс Академии, — отозвалась Шани. — Самая перспективная студентка. — О как! — присвистнул мужчина, щурясь на свечу на столе. — И красивая — глаз не оторвать, и умная, и хозяйственная. Прям золото настоящее, так бы и украл. Небось, и жених в пару есть. На столь откровенную провокацию девушка промолчала, но румянец стремительно переполз с ушей на ее щеки, что на фоне бледной кожи было особенно заметно. Стремясь перевести тему, Шани наконец достала откуда-то со дна ящика круглую желтую баночку, шагнула к Витольду и не терпящим возращений тоном потребовала: — Руки! — Руки — что? — ехидно прищурился мужчина. — Вверх? За спину? Из задницы?! — За спину, — торопливо поправилась Шани. Витольд не сдержал ухмылки, но послушно опустил обе ладони под стол. Девушка поджала губы, но, видимо, такой вариант ее тоже устроил, потому что она, успокоившись, принялась вновь мазать щеку. Пальцы размазывали прохладное лекарство, чуть касаясь воспаленных краев раны. Хотя Витольду и не было больно, он демонстративно зашипел, Шани моментально всполошилась. — Что? Очень жжет? — Ужа-асно, — простонал мужчина, откидываясь на табурете ровно настолько, чтобы девушке пришлось чуть наклониться над ним. — Эх, помираю во цвете лет. — От такого не умирают, — неуверенно сказала Шани, вновь касаясь скулы пациента, а в следующее мгновение обнаружила себя сидящей на витольдовых коленях. — Вы что себе позволяете?! Мужчина сделал умильное лицо. Обычно девушки, только взглянув в эти честные глаза и по-детски надутые губы, укладывались штабелями. Сейчас, похоже, штабелями будет уложен сам Витольд. Выскользнув из его объятий, Шани схватила стоящую возле печи кочергу и направила прямо ему в грудь. — Будьте добры, покиньте мой дом. Тон не предвещал ничего хорошего. Любой нормальный человек послушался бы совета и поспешил скрыться с глаз разгневанной фурии. Но Витольд не относил себя к «любым». Он попытался поймать вертлявую девчушку, за что и схлопотал поперек хребта. — Эй, ну зачем ты так? — возмутился он, пятясь к входной двери. Кочерга в руках Шани вертелась, с жужжанием разрезая воздух, и мужчина едва успевал уворачиваться от железяки в два локтя длиной, весьма недвусмысленно угрожающей его жизни и чести. — За все, что сделал, — фыркнула девушка, выпихивая Витольда из дома, — и о чем еще только успел подумать. — Мы уже на «ты»?.. Вопреки надеждам фон Эверека, дверь оказалась не заперта, и он, спиной распахнув ее во всю ширь и зацепившись пяткой за порог, вывалился наружу. Булыжная мостовая с радостью встретила его далеко не изнеженный, но все равно чувствительный зад. Следом прилетели сапоги: один упал рядом, второй стукнул по плечу. Это почему-то показалось Витольду самым обидным. — Ну я же извинился, милая! — возмущенно возопил он, пытаясь достучаться до Шаниной совести, но девушка была непреклонна. Скрестив руки на груди и нахмурив брови, она смотрела на него не допускающим возражений взглядом. Чуть поодаль остановилась старушка в фиолетовом платке и паренек с лошадью в поводу; группа мальчишек позабыла про игру в салки и, разинув рот, наблюдала за разворачивающейся перед ними картиной маслом. — Ну Ша-ани, — сладко протянул Витольд, натягивая оба сапога и вставая с мостовой. И, видя суровость девушки, он применил единственное, что она не могла проигнорировать. Схватился за щеку, сгорбился и простонал: — Ой, как болит! Шани кинулась было в его сторону. Забывшись, Витольд выпрямился и распахнул объятия ей навстречу, за что вновь схлопотал кочергой. Короче, он понял, что эту битву ему уже не выиграть. — Пшел вон! — грозила девушка спине убегающего фон Эверека. — И что б я больше тебя не видела! Только когда Витольд исчез в одной из многочисленных оксенфуртских подворотен, Шани заметила, что на улице она не одна. Благообразная бабуся, поджав губы, качала головой, мальчишки покатывались со смеху. Покраснев аки маков цвет, девушка шмыгнула в дом и заперлась на все замки. Прислонившись спиной к двери, она пыталась успокоить сбившееся дыхание. Вот тебе и сделала доброе дело, спасла пьяницу безродного от решетки. Была б на ее месте менее решительная и неспособная постоять за себя, кто знает, что этот мужик сделал бы с ней. Додумалась же — мужчину в родительский дом притащить. И ладно бы знакомого, так вообще чужого человека! Ох, Шани, Шани… Луч солнца, бьющий сквозь окно, падал на стол, где все еще стояла жестяная коробочка с лекарственными мазями. Стер он ее, понимаешь… А она ведь не пожалела, самую лучшую достала. Такую у лекарей днем с огнем не сыщешь. Ну, а коли найдешь, то тебе такую цену заломят — волком взвоешь. А Шани все травы сама собирала, сама бальзам варила… чтобы в итоге какой-то идиот взял и по глупости своей стер его! Шани вдруг замерла. Лицо той старушки в фиолетовом платочке, которую девушка мимолетом заметила, убегая в дом, казалось ужасно знакомым. Где же она могла ее видеть?.. И неожиданно — озарение. Это же теть Марикия с соседней улицы. Шани проскользила спиной по двери, шлепнулась на пол, обняв руками колени, и тихо застонала. А значит, родители узнают о «разврате и содоме» в их квартире сразу, как въедут в Оксенфурт.