***
Две части Вислава Свентокширзского, стоящие на границе с Ринтаром, создавали напряжённость и опасность даже после провала заговора во дворце. Военный конфликт всё ещё мог случиться. Одно неловкое движение и могло полыхнуть. А это бы сильно затруднило дело объединения тсарств, если не сделало бы его невозможным. Дабы не случилось-таки военного конфликта, в расположение этих частей сейчас во весь опор скакал их маленький отряд. Спешили они не с пустыми руками, а имея при себе два приказа тсарицы–матери: первый, об отстранении действующего генерала Свентокширзского от должности и назначении нового генерала; а второй, об его аресте. Откладывать арест генерала было нельзя. Но порядок был важен. Сначала отстранить, на виду у всех. А потом уже арестовывать. О влиянии Свентокширзского в армии и его авторитете среди рядовых воинов было всем известно. Неизвестно, что заставило его связаться с заговорщиками, но он запросто мог поднять своих на мятеж. Воины его частей были ему верны и преданы, слушались его приказов безоговорочно, прошли с ним огонь и воду. И при его аресте запросто могли начаться волнения, а если на тот момент он будет ещё действующим генералом, то можно себе представить, во что это может вылиться. Неоднозначность – это всегда плохо. Отряд то, как уже упоминалось, невелик. А если мятеж подымется уже после назначения нового генерала, то участвующие в нём, будут уже точно мятежниками, без всяких «но». Ибо ослушаются приказов своего непосредственного начальства. Кого-то это может остановить. Правда, отряду это может и не помочь, «госпожа Удача» дама привиредливая. Но это уже будет открытый мятеж. А с мятежниками понятно, что делать, тут уж полная определённость. Так думал, резво скача на боевой корове во главе упомянутого отряда, молодой саврянин – командир отряда. Кроме него в отряде были ещё новый генерал и несколько верных тсарице человек среднего звена командного состава. С одной стороны, для представительства, а с другой нехилые такие боевые единицы, если что пойдёт не так. На случай «если что …» было заранее оговорено, что двое на самых резвых коровах, не теряя времени скачут обратно, сообщить о мятеже, а остальные обеспечивают вооружённый отпор мятежникам, ну и пытаются привлечь колеблющихся на свою сторону. Приближающийся отряд было видно издалека. Незаметно въехать в расположение частей, да даже приблизиться к ним было невозможно. Место было выбрано стратегически правильно. Понять, что означает мчащийся во весь опор их небольшой отряд, для мятежного генерала не составило бы особого труда. Все в отряде это понимали, и то что в ответ старый вояка может предпринять какие-то действия, тоже. И может так случится, что не все из спешащих сейчас в расположение частей, военных, переживут сегодняшний день. В общем, все были напряжёны до предела. Не то чтобы было прям страшно, всёж не юнцы желторотые, но такой момент нервный, когда непонятно куда повернётся. А вариантов разных достаточно. Поняв, что дело проигранно генерал мог попытаться сбежать с небольшим отрядом или в одиночку; мог поднять мятеж и уничтожить небольшой, в общем то, отряд. Мог поднять в ружьё все свои части и напоследок устроить бунт, сколь бессмысленный, столь же и беспощадный. Да мало ли ещё что. Сейчас им оставалось только скакать и ждать. Вот кто-то выехал от импровизированной заставы и направился к маленькому отряду. «Один. Неужели?!» Командир прищурился, разглядывая кто это. «Быть не может! Это ОН! ОДИН! Даже без охраны! Невероятно!!» «Неужели всё будет так просто? Всё обошлось? Просто не верится!» Мысли не поспевали за ощущениями. Командир слегка пришпорил корову, торопиться больше не имело смысла. Он выехал один, без сопровождения. Неторопясь они сблизились. Отряд окружил одинокого всадника. — Вислав Свентокширзский? – задал командир, положенный в таких случаях вопрос, хотя, по форме подъехавшего было понятно, кто он такой. Всадник с достоинством кивнул и спокойно ответил, — Да. Потом он спешился и спросил: — Чем имею честь? Он всё делал и говорил спокойно, не торопясь. Даже, казалось, завораживающе спокойно. Командир и часть отряда тоже слезли с коров. — Я – Франчишек Новак, командир чрезвычайного миротворческого отряда., – вышел вперёд и представился молодой саврянин. — Мне поручено ознакомить вас с распоряжением тсарицы, – командир развернул тсарскую грамоту с печатью и протянул генералу. — Миротворческого значит, – тихо проговорил опальный генерал и позволил себе слегка улыбнуться. Потом он углубился в чтение. Много времени у него это не заняло. — Понятно, – сказал он. И возвратив грамоту с вопросом и ожиданием посмотрел на командира. — Данной мне властью, я предлагаю вам… И дальше, с места в карьер, командир миротворческого отряда предложил опальному генералу снять с себя полномочия, а потом собрать всех, где бы вновь прибывшие и смогли бы объявить об этом. Но генерал не торопился. Он потребовал для начала показать ему и второй приказ. По поводу второго, все сразу замялись. Но Вислав Свентокширзский точно знал, что должен быть ещё и приказ об аресте. — Я прошу дать мне ознакомиться и с другим приказом, – спокойно сказал он и застыл в ожидании. Через несколько долгих щепок, полных сомнений, приняв решение Франчишек достал приказ об аресте и протянул генералу. Сам продолжая настороженно наблюдать за ним, готовый в любую щепку броситься… ну и там в зависимости от обстоятельств. Но Свентокширзский не дал повода для проявления агрессии. Ознакомившись с приказом, он протянул его Франчишеку обратно и предложил им следующее. Что соберёт во фрут свои части и перед ними сам снимет свои полномочия и передаст командование новому генералу. Он объяснил, что иначе назначение нового командующего, может пройти не слишком гладко. Его бойцы могут воспринять этот приказ без доверия, и могут начаться волнения и недовольство, смута, короче. Чтобы этого избежать, лучше обставить всё, как-будто он ушёл сам. Звучало это вполне убедительно, и что уж там, привлекательно. Поэтому Франчишек сразу и спросил, а что генерал за это хочет. Оказалось, не слишком многого. Чтобы они не арестовывали его позорно на глазах его бойцов, а сделали это потом, на обратном пути, когда они отъедут от частей на достаточное расстояние. Посовещавись они согласились с предложением. В принципе, чем они рисковали? Только тем, что генерал попытается сбежать, но это вряд ли у него получится. Они договорились. И забегая вперёд, можно сказать, что и молодой саврянин и весь его отряд не пожалели о своём решении. Обе стороны честно выполнили свои договорённости. На обратном пути, уже после ареста, на привале Франчишек спросил бывшего генерала, неужели ему так важно было не быть арестованным на виду у всех? Ведь всё равно они рано или поздно все узнают об его аресте? На что, тот ответил, что, во-первых, не всех, а своих. Во-вторых, да, важно, но это не самое главное. И заметив вопросительный взгляд Франчишека, усмехнулся и пояснил, - «не хотел их втягивать в проигранное дело» Надо отдать должное генералу Свентокширзскому, он действительно сделал большую услугу своим людям, не став использовать своё влияние в частях, и веру в него своих воинов, для того чтобы поднять их на мятеж. Не стал подымать их на заранее проигрышное дело. Всем тем из них, кто явно не учавствовал в заговоре, ничего не было. Их даже в звании не понизили. А если бы они воспротивились предписанию тсарицы и встали на защиту опального генерала, то они могли, конечно, наделать шума, в том числе уничтожив их маленький отряд, но это имело бы лишь временный эффект. А тем самым они сделались бы мятежниками. И тогда, не избежать бы им всем смерти, и хорошо если в бою. Потому что кому не в бою, тем на виселице. Арест и смену руководства удалось осуществить бескровно, без лишних жертв, во многом благодаря, предложенному генералом решению. Он пожалел чужие жизни. Пожалел он, конечно, не их миротворческий отряд, а своих людей. Которые всегда были ему верны, пошли бы за ним куда угодно. И вот их он за собой к позорной смерти не повёл. А к их отряду он до последнего относился со снисходительной усмешкой. Но он не стал пытаться ни сбежать, ни убить кого-нибудь из своих пленителей или себя.***
Кроме ареста генерала волна арестов прокатились по всей Саврии. Заговорщиков схватили. Их оказалось неожиданно много. Там было немало саврянской знати, даже из весьма знатных семей. Главным зачинщиком был Хенрич Ковальский, которого из-за объединения тсарств оттеснили от кормушки власти, и которому удалось взбаламутить очень многих. На него удалось выйти и арестовать довольно быстро. Распутывать заговор начал Кастий, ну так как раскрыли его в Ринтаре. Потом уже подключились соответствующие службы Саврии. Это было первое совместное дело служб безопасности Ринтара и Саврии. И они надо признать сработались. Дознание и следствие проводили без волокиты, а вот суд и казнь заговорщиков решили провести примерно через месяц после тсарской свадьбы. Решение это было принято, дабы не омрачать праздник «Великого объединения» и всеобщее ликование.***
Жар вернулся к обучению в Школу. Там ничего особо не поменялось. Что стало с тем заговорщиком, которого он оставил связанным около дома с флюгером, он не знал. Да он про него никому и не сказал особо. Да и кому говорить то? Альку только. Но того больше интересовало: все ли бумаги он сжёг, точно ли все запасы вещества и его составляющие уничтожил, ну и вообще, чтобы всё хозяйство алхимика было надёжно уничтожено; и конечно, «точно ли мёртв сам алхимик?», убедился ли в этом Жар?. Жар успокоил его, что всё надёжно уничтожено и алхимик мёртв, мертвее некуда, да, он в этом самолично убедился. В процессе описания как там всё происходило, Жар, конечно, рассказал, что с помощью звёздочки усыпил первого охранника и связав оставил в сарае. «– Он, тоже, скорее всего погиб», - почему-то быстро прибавил тогда Жар. И больше к этому эпизоду не возвращался, было о чём поговорить и без этого. Надо сказать, что Альк тогда очень рад был его видеть. Так получилось, что в свою комнату Рыска с Альком вернулись позже Жара. Жару пришлось воспользоваться старым проверенным, хотя и незаконным способом проникновения в нужное ему помещение. Друзей пришлось подождать. Он даже успел прикорнуть у них в комнате. Альк, конечно, пришёл не сам, его принесли. Пока его заносили, пока размещали, пока медик давал последние рекомендации и наставления, пока Альк с ним ругался, отказываясь принимать снотворное, Жар наблюдал всё это из шкафа. Когда, наконец, все посторонние ушли, Жар вышел из своего убежища, напугав при этом Рыску. И если Рыска перед тем, как броситься ему на шею, поворчала для порядка, то Альк против обыкновения только широко улыбался. Потом, когда Жар к нему подошёл, они крепко обнялись, а потом уже начались бесконечные вопросы и рассказы. Пока Жар рассказывал о своих похождениях, Рыска стёрла с него кровь, осмотрела раны. Серьёзных не оказалось. Несерьёзные перевязала. А одежду забрала постирать и починить, выдав временную замену из Альковых вещей. Альк, кстати, даже не возмутился. Дождаться пока они наговорятся, Рыска не смогла и видела уже десятый сон, когда и Жар с Альком, наконец, закончили обсуждение случившегося и возможное развитие будущего, оба уставшие до невозможности заснули «без задних ног». Потом были и другие интересующиеся. И даже Кастий нашёл для него время. Пришлось и ему, конечно, рассказать про дом с флюгером. Хотя и в несколько отредактированном Альком виде. Понятно, что пожар и гибель алхимика он представил, как случайность, причём случившуюся не по его вине. То, что пошёл один, списал на собственную глупость. Особое внимание Кастия, опять-таки, по подсказке Алька, он обратил на то, что алхимик с сотоварищами ждали, кого-то, собираясь вместе с ними покинуть страну, поэтому надо было срочно их остановить. Про забытого в сарае саврянина, он и Кастию не сказал, как-то к слову не пришлось. Того заговорщика, который пытался отправить птичью почту – арестовали. По-поводу, второго, забытого в сарае, у Жара какое-то время оставалаось лёгкое ощущение чего-то недоделанного, вроде как мышка коготком скребёт, но потом и это забылось. Да и некогда о них стало думать. Надо надеяться, что никаких секретов производства вещества ни первый, ни второй не знали и то, что они остались живы было непринципиально. А у Жара опять закрутилось: тренировки, лекции, самостоятельные отработки навыков. И так по кругу. И не смотря на усталость, в том какую дорогу он хочет выбрать, Жар больше не сомневался.***
Кшиштофер Хаскиль находился в своём круглом кабинете, в замке. Вот уже несколько дней как в родное гнездо вернулся и Альк со своей девушкой. Альк, кстати, в кои-то веки приехал, ни верхом на корове, а в карете. Но на это были свои причины. И отнюдь, не то что он остепенился и изменил привычки. Нет. Причиной была сломанная нога. На тсарской свадьбе Альк был ранен и ему сильно повредило ногу. Для фиксации и правильного срастания кости, к ноге были примотаны дощечки (лубки). А с ними и просто ходить затруднительно, не то что на коровах ездить. Ранение Алька не было случайностью. Он его получил предотвращая заговор. Как расплата за его Кшиштофера нерешительность. Хвала Хольге, злая судьба не забрала у него любимого сына, а только ранила. По поводу заговора у Кшиштофера Хаскиля была своя собственная история. Он всё это время, начиная с памятного разговора с Виславом, и по день, когда узнал о том, что произошло, находился в страшном напряжении. С одной стороны, ждал, что что-то должно произойти, а с другой глупо надеялся, что ничего не произойдёт, что у заговорщиков ничего не получится, а ещё больше, что они передумают. Когда он услышал о произошедшем на свадьбе, он пришёл в ужас. А когда об участии сына, то … да что там говорить! Но в данную лучину Кшиштоф думал не о сыне. Он тупо смотрел на лежащую перед ним на столе бумагу с печатью. Официальный ответ тайной канцелярии. И не знал что делать. Что ещё он мог сделать? Он пытался сделать хоть что-то для старого друга. Он задействовал свои связи, действуя и неофициально, и официально. Бумага, лежащая перед ним, как раз и являлась официальным ответом на поданное прошение. Но это оказалось совершенно безнадёжно. В бумаге как раз и говорилось в чём Вислава обвиняют, и Кшиштоф не был наивным мальчиком, и прекрасно понимал, что это смертный приговор, без вариантов. Обвинение было слишком серьёзным. И похоже он добился своим вмешательством только лишнего внимания к Виславу. Возможно нескольких дополнительных визитов друга к дознавателям. Кшиштоф после подачи прошения и сам готов был к получить предписание, о том, что ему надлежит явиться … для дачи показаний. Но этого так и не случилось, имя Кшиштофа так и не всплыло в этом деле. Но чего это стоило Виславу, только божине ведомо. Вислав, как и Кшиштофер свою часть уговора с ним выполнил. Про свой разговор с Кшиштофером не сказал ни своим заговорщикам, до попытки совершить переворот, ни тюремщикам и дознавателям после ареста. Кшиштофер не считал своё решение ни правильным, ни единственно возможным, но поступить правильно он не смог. Эта история с заговором осела тяжёлым чувством вины на его совести. Это было плохо с обеих сторон. Он и друга не спас и тсарскую фамилию и отечество получается предал. Ему даже страшно было представить, что случилось бы если бы у друга с сотоварищами всё получилось. Божиня отвела беду. Свой род, до кучи, он тоже предал. Кшиштоф криво усмехнулся, вспомнив слова, написанные на их родовом гербе, слова о верности и прославлении рода. Да… но прославлять род ценой, друга Вислава, он оказался не готов. Да и, вопреки, самомнению о том, что как дипломату, ему нет равных, убедить Вислава отказаться от его ужасных планов, он тоже не смог. Поэтому получилось всё так как получилось, он трусливо сунул голову в песок, предоставив другим спасать тсарство от заговора и новой войны. Как оказалось, это сделал сын. И опять чуть не погиб. И он чувствовал себя виноватым ещё и перед ним. И да, перед его девчонкой тоже. Кстати про девчонку. Она оказалась вполне знатного ринтарского рода. Для Кшиштофера это оказалось полной неожиданностью. И как он мог так ошибиться? Действительно, совсем навыки растерял. Конечно, род её был не слишком древний и аристократический, как говориться «новодел». Но всё равно так ошибиться! К тому же этот род был приближен ко двору и тсарь Шарес миловал разные привилегии представителям рода за заслуги перед отечеством. Сейчас вовсю шла подготовка к свадьбе. Об этой свадьбе уже раструбили в обоих тсарствах. Ну как же, знатные фамилии объединяются! Показательно и символично, что уж там. Кстати про фамилии, что-то ему казалось, что у девушки была другая фамилия. Ну да и, Хольга с ней, неважно это. С невестой сына Кшиштофер смирился, как с чем-то неизбежным. И вовсе не после известий о её знатности, а после памятного разговора с Виславом. Он тогда пересмотрел многие свои взгляды. В данный период времени сын со своей невестой гостили у него в замке. Готовились к свадьбе. Девушка сына, как её – Рыска Приозёрная, уже не вызывала былого раздражения и после того, как исчезло предубеждение против неё, оказалась даже местами милой. Да и Альк, стал гораздо мягче и приятнее в общении, что-ли. Анжи говорит, что это Рыска на него так повлияла. Возможно. Их приезд и присутствие в замке привнесло в его жизнь не только суету и немалую активность, но и какую-то теплоту. Жалко, что с большой долей вероятности, сразу после свадьбы они и уедут. Кшиштоф, правда, сейчас являл не самое подходящее общество для молодой счастливой пары. Он старался не показывать своё состояние, уйдя с головой в активность и предсвадебную суету. Анжи, конечно, замечала, но перед другими он старался держаться. Он вовсю занимался подготовкой и организацией этой свадьбы. Празднество обещало быть шумным и многолюдным. И должно было стать таковым в немалой степени и его стараниями. Вообще, это событие наделало много шума. Оно обсуждалось. Породило вокруг себя много разговоров и споров. Всё как Альк любит, усмехнувшись подумал Кшиштоф. Дела организации празднества и предсвадебная суета занимали большую часть его времени. Недавно случилось и ещё одно радостное событие, касающееся Алька. Наконец определился его статус и ему пожаловали должность при дворе. Да ещё какую! Эта должность была введена впервые. Сыну пожаловали титул «Советник»! Совершенно заслуженно, как считал Кшиштоф. И его отцовское сердце переполнялось гордостью. С «дипломатом» что-то не срослось, да и ладно, «Советник» ничем не хуже. Поэтому по части карьеры сына, Кшиштофер был доволен. Но все эти, несомненно, интересные и радостные события для Кшиштофа немного притуплялись на фоне произошедшего и потери близкого друга. В другое время он был бы, наверное, вне себя от счастья. Как же все его мечты, ну почти все, по поводу сына свершились. А сейчас он уже не мог быть так незамутнённо счастлив, мешало чувство вины и невосполнимой потери. Оставалось с головой окунуться в предсвадебную суету, это помогало. Наверное, это был повод, чтобы не оставаться с собою и своими мыслями один на один, чтобы меньше времени оставалось на думы.***
Альк помирился с отцом и даже не противился этому. Это произошло по многим причинам. И надо признать, тсарские особы; и обещание Рыске, были не самыми главными. Ну не мог же он не заметить, как старик сдал. Его нужно было поддержать. Ну и любил он его всё-таки. Да и, если честно, причины ссорится уже не было – отец действительно принял Рыску, теперь уже по-настоящему. И готов был извиниться и перед ней, и перед ним. У Алька произошли и другие важные события в его жизни. Ещё до его свадьбы с Рыской ему пожаловали титул «Советник», даже должность такую при дворе ввели. Причём такая должность была введена впервые, можно сказать специально под него. Рыска, когда узнала, была в шоке. И уточнила не издевается ли Альк над ней. В общем, сначала не поверила, и пришлось потратить немало усилий для того чтобы убедить её, что это не шутка. А когда всё-таки поверила, то не спешила радоваться и гордиться. Как-то ей казалось, какая-то должность несерьёзная. «— Ну что это за должность такая «советник»? Позорище какое-то! Советовать то каждый горазд» В общем, в отличии от отца, эта его должность её не впечатлила. А то что эту должность специально под Алька ввели, с её точки зрения, не делало ему чести. А совсем даже наоборот. Да, вот она и ещё раз его удивила. Отреагировав не так как всё его окружение, и как логично было предположить, а прямо противоположным способом. Зато с ней не соскучишься. Ну и значимое событие в жизни Алька, их с Рыской жизни, должно было произойти вот-вот – свадьба. Подготовка шла полным ходом. Ей занимались…, да кто только не занимался. Начиная от каких-нибудь швей, церемониймейстеров, менстрелей и кончая … ну да, тсарями. Добрая половина швейных мастерских в столице была задействована в пошиве чего-нибудь к свадьбе, а вторая половина пыталась к этому делу приобщиться, всячески предлагая свои услуги. Их слуги, те, вообще сбились с ног. Отец, почти полностью взял на себя организацию действа. Мать взяла на себя всю суету, как раз, со швеями, а ещё с поварами и поставщиками продуктов. Даже Исенара иногда тсарственно интересовалась как идёт подготовка, и даже приняла участие в организации и оповещении о предстоящем событии. Даже дворцового церемонейместера предоставила для этого дела. Ну разве что Таш не принимал активного участия во всём этом, но и его не обошла эта предсвадебная суета. Ему приходилось терпеть бесконечные примерки, шьющегося к событию костюма, и заниматься с церемониймейстером, который объяснял ему, что и когда он должен делать. Ходить Альку пока было трудно. За пять дней до свадбы Альку сняли со сломанной ноги фиксирующие лубки и разрешили ходить. Вообще, лекарь говорил, что надо бы ещё несколько дней повременить, на всякий случай, что бы уж точно всё срослось. Но где Альк, и где осторожность?! Конечно он и слушать об этом не захотел. Ещё и нарычал на лекаря. Единственное на чём лекарю и Рыске вместе с ним удалось настоять – это необходимость первое время пользоваться тростью. Пока Рыска была рядом, то за этим бдительно следила, а Альк делал вид, что слушается. А за три дня до свадьбы им стало по традиции нельзя видеться, и следить стало некому. А Альк не собирался на собственной свадьбе щеголять с тростью. А привыкать обходиться без неё и тренировать ногу было нужно. Поэтому трость была заброшена в дальний угол. Совсем выкидывать он её не стал, ну вдруг когда пригодиться, огреть нерадивого слугу.***
Вот сейчас Рыска, лежала в отведённой ей в замке Хаскилей комнате в своей кровати усталая и счастливая. Все эти полторы недели, что они с Альком прибыли в замок они с Альком ночевали в разных комнатах. Их, ну понятное дело, расселили. Он, как и прошлый раз занял свою бывшую комнату. А её в этот раз поселили подальше от него. Так положено – традиции. Хотя, мать Алька, да и Миранда, похоже догадывались об её интересном положении. На что указывало их слишком уж предупредительные действия и отсутствие логичных вопросов, когда несколько раз случались типичные для её положения недомогания, а также, усиленная их забота. Хотя может ей это просто показалось. Но в любом случае, ничего по этому поводу они не говорили. И Рыска была этому рада. Первое время ей было странно и непривычно засыпать без Алька. Не хватало его жёсткого, мускулистого и такого родного тела под боком. Его плеча, уткнувшись в которое или положив на которое голову, можно говорить всякие глупости. А он бы её при этом гладил и целовал в макушку, ей всегда становилось от этого хорошо и спокойно. Но сегодня она не уверена, что хотела бы чтобы он лежал рядом. Точнее ей то хотелось привычно поделиться с ним своими переживаниями, страхами, вопросами, чтобы снять этот предсвадебный мандраж. То наоборот хотелось остаться одной, зарыться в подушку и глупо улыбаться или поплакать незнамо о чём. Или как сейчас, просто лежать без сна на кровати, пялясь в балдахин над ней в предвкушении завтрашнего дня. «Ну вот, завтра и свадьба», думалось ей. Было радостно, волнительно и совсем чуточку страшно. Ещё она беспокоилась об Альке. Ему всего как пять дней назад сняли лубки со сломанной ноги. И он должен был первое время пользоваться тростью. Два дня она за этим старалась следить и Альк делал вид, что слушается. А последние три дня она его не видела, и сомневалась, что тот выполняет предписания врача. Она не видела Алька уже три дня! Ибо не положено. Опять эти дурацкие традиции. «И всё-таки вот оно! Случилось! Самое важное в жизни девушки событие… Наверное… самое», – она уже и не была в этом так уверена, столько разнообразных событий было за последнее время и все тоже такие важные. «А, не важно», подумала она. «Завтра свадьба!» – и заснула крепким счастливым сном.***
Разговор у костра, щёлк; понимание и решение заботиться – щёлк; желание понять – щёлк; предложение руки и сердца по любви несмотря на…, решение измениться и поменять въевшееся, привычное – щёлк; внезапная встреча и способность увидеть себя со стороны… щёлк. События мелкие и не очень; значительные и так себе. Как и у всех поворачивают ворот судьбы, где-то идя по наторенной, где-то круто сворачивая на неизвестную тропинку. И все эти решения и поступки слагают замысловатую паутину судьбы.Дело не в дороге, которую мы выбираем; а в том, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу. It ain't the roads we take; it's what's inside of us that makes us turn out the way we do. О.Генри
Сколько ты дорогами ни рыскай, Главного не минешь перекрестка, И всегда своя найдётся Рыска На любого крыса-переростка. Косы заплетёт из белой гривы, В котелке заварит на ночь травы, Скажет вдруг: "Какой же ты красивый!.." (Кто красивый?! Я?! Да, Сашие правый!) Хоть святая простота весчанки У тебя давно сидит в печёнке, На душе нежданная печалька Без наивной искренней девчонки. Удилами вздёрнув губы Смерти, Развернёшь её на узком тракте. Кто б ещё терпел на целом свете Кое-чей щетинистый характер?! Паутиной тянутся дороги, Полотном ложится бездорожье. Поцелуй весчанской недотроги Полусотни цыпочек дороже. Тропы мерить стопами до срока Хольга заповедала от века. Каждому отыщется дорога, Что творит из крыса человека. Мало тех, кто променяет златы На витые к окоёму ленты. О таких, уехавших в закаты, После получаются легенды. * (Ниниэль)
***