Ты мой интерес под номером один
Рассказала ли Канхи Ханбину или Мире о моих словах? Я поступила весьма инфантильно, выдав такое громкое заявление, глядя в чужие глаза, даже не пристыдившись. Я должна была подумать над тем, к чему приведёт моя выходка, но душа была настолько истерзана, что я едва ли отвечала за свои поступки. Ненавижу это состояние, когда эмоции берут верх. Информацию, которую на блюдечке мне принесла Канхи, я предпочла не пережевывать и не осмысливать. Любовница моего друга не должна меня, в принципе, волновать, поэтому я решила закрыть глаза на всё. Да, попахивало какими-то проблемами, но они не мои. Пускай Ханбин сам разбирается со всем дерьмом, в которое вляпался по уши. Моё сердце протестует и заставляет меня снова переступить через гордость, чтобы спасти Кима от возможного уничтожения, но в этот раз горечь от обиды прожигает язык и грудную клетку яростнее, так что я даже чувствую некое мстительное удовольствие. Может быть, ему пойдёт на пользу ломка, которая мучила меня все эти годы. Очевидно, Мира что-то заподозрила. И думаю, что эта женщина мириться с изменами возлюбленного не станет. Все вокруг, оказывается, ценят себя, не то, что я. Поступок Ханбина — это зубастый чёрный сгусток, вцепившийся в мою душу и выедающий в ней дыры. Я могу умереть от потери крови. И если ничто меня не спасёт, боюсь, что все чувства отвердеют и поселится внутри тяжёлая глыба льда. Человек, как переключатель — в определённый момент может щёлкнуть и перегореть. Честно сказать, я не хочу потерять эту, пусть и болезненную, отравленную, любовь к Ханбину. Она часть меня. Она всегда была со мной. Отними её у меня, и я перестану быть собой. С другой же стороны — я ненавижу эту боль. Сегодня у меня есть шанс притупить пульсацию в груди. Намджун выяснять отношения за весь рабочий день не подходит, из-за чего ощущаю некое облегчение, ибо я всё ещё не готова что-то решать, а вечером Субин зовёт меня в клуб Мино, чтобы отпраздновать свой день рождения. Удивительно, как быстро у неё меняются планы, ведь пару месяцев назад она планировала заказать столик на четверых в итальянском ресторане. А теперь её сердце захватила новая влюблённость, и она готова сутками напролёт тусоваться в месте, где такой, как она, делать нечего. Но я благоразумно умалчиваю о своих мыслях, ведь не понаслышке знаю, как бесит, когда кто-то наставляет на путь истинный. Чужие грабли так не научат, как свои собственные. Со своей стороны, я обязуюсь её крепко обнять и поддержать, когда дамский угодник Сон Мино разобьёт ей сердце. Я морщусь, потому что музыка барабанит по перепонкам, и сильнее стискиваю пальцы коллеги. Она, как я поняла, договорилась с Мино заранее, что придёт отмечать свой день рождения. Судя по всему, он обещал выделить лучшую ВИП-комнату и предоставить качественный алкоголь. Насчёт его присутствия я не уверена, но раз Субин такая взбудораженная то, видимо, Сон собирается кутить с нами. Мне, честно говоря, плохо представляется празднование, ведь нас всего двое. И тем не менее я терпеливо молчу и иду туда, куда меня ведёт Субин. Сверив что-то в телефоне, Пак мне ярко улыбается и показывает пальцами на дверь с цифрой "69" из страза. Она хохочет, оценив юмор, а я угрюмо поджимаю губы. Надеюсь, это не намёк. Мы входим внутрь, и тогда я понимаю, что идея потусоваться с Мино была крайне дурной. Потому что он приятель Ханбина и знает, что я его люблю. Поэтому не стоит удивляться, когда в комнате первым делом я замечаю Кима, с мундштуком от кальяна в руках. — Хэй! — радостно приветствует мужчин Субин, выпустив мою ладонь, и летящей походкой спешит к диванчику, на котором сидит Мино. Блондин одаривает нас своей самой ослепительной улыбкой, а затем задерживает на мне пристальный взгляд. Он как будто говорит: «И для тебя подарок есть, цыпуля», но сегодня я бы обошлась и без подарков. Сердце до боли сжимается. Ханбин же, бесцветно вздёрнув уголки губ вверх, прихлопывает по диванчику, приглашая меня сесть рядом. Я как будто натощак выпила три таблетки обезболивающего. Отупляющим образом от грудной клетки до лопаток онемело. Ковыряй вилкой, ножом — всё поровну. Мясо будет свисать и винные капли крови заливать нутро, но я ничего не почувствую. От переизбытка чувств такой побочный эффект бывает. Не всегда, но бывает. И тем не менее дышать тяжко. Пригладив на бёдрах изумрудного цвета платье, я усаживаюсь возле Ханбина, с напряжением глядя на довольного собой Мино. Сердце, как булыжник, висящий с помощью цыганской иглы на коже — оттягивает плоть, обнажая раны. Но у меня хватает сил и гордости, чтобы внешне оставаться беспристрастной. — Сегодня такой прекрасный день, цыпули, — кокетничает Сон, доставая из ведёрка со льдом бутылку шампанского. Он широко улыбается, очаровывая всех присутствующих своим безупречным шармом, откупоривает пробку и разливает в два бокала спиртное. — Да, мой день, — хихикает Субин, раскрасневшись, как школьница. Краем глаза я замечаю, как Ханбин кладёт на стол мундштук и отчего-то начинаю нервничать. Изнутри напрягаясь, я специально пристально слежу за тем, как Мино костяшками пальцев скользит по подбородку моей подруги и что-то ей шепчет. Наверное, он говорит достаточно громко, чтобы быть услышанным нами, но всё моё нутро полностью сосредоточено на мужчине рядом, отчего я слышу только, как Ханбин шмыгает носом и придвигается ко мне ближе. Душа двигается по кругу в чулане сомнений, и эти круги всё сжимаются. — Расслабься, — на ухо проговаривает Ким, коснувшись коленом моего бедра. Внутри всё воспламеняется, а с кожи под мочкой сдирается верхний слой от опаляющего дыхания мужчины. Сердце рвано отстукивает предательский любовный ритм того самого волнения, а низ живота тянет. В его невесомой близости есть что-то невероятно интимное, а в нашей ссоре нечто разжигающее недра. Судорожно облизав нижнюю губу, и безумно хочу отодвинуться, но другая часть меня требует сохранить прикосновение, и я повинуюсь. Дёргаю голову чуть в бок, бегло глянув в блестящие чёрные глаза Ханбина, и снова отворачиваюсь. — Не стоит, — холодно отрезаю, хотя внутри я ровно на такую же долю горю. Мне становится дурно, когда Ким, вероятно, посчитав себя хозяином моих чувств, плотно скользит ладонью по моему запястью и обхватывает ладонь, крепко сжав её. Ощущать его тепло слишком правильно и трепетно. Я ждала этой секунду конченные годы, но теперь мне больно принимать от него ласку. — Теперь ненавидишь меня? — на полном серьёзе спрашивает он. Если бы я могла. Мино и Субин воркуют, не замечая исходящую от нас гнетущую атмосферу. Они на своей волне флирта и им совершенно не до нас. И мне жаль, что я так ловко попала из-за её новой влюблённости в ловушку. Ханбин бы не стал настаивать, будь общение между всеми, а не только между ними двумя. Поворачиваюсь к Киму, нервничая — его лицо в двух-трёх сантиметрах от моего лица. В горле пересыхает и какое-то время мне приходится отмалчиваться, потому что язык противно липнет к нёбу. Я чутко разглядываю в глазах Ханбина отчаяние и делаю вывод, что абсолютно не понимаю его душевных терзаний. Только вчера мне казалось, что весь это фарс с дружбой было прикрытием для его тьмы в душе, но сейчас я сомневаюсь. Столько лет прожить рядом со мной, притворяться семьёй, до определённого момента жизни полностью обеспечивать меня и не просить ничего взамен только ради каких-то игр? Разве это логично? У Ханбина есть план. Он всегда был из тех людей, кто думает наперед. Что-то делая, что-то говоря или наоборот — отмалчиваясь, Ким руководствуется определённой стратегией. Он очень умён и хитёр, значит, я чего-то не понимаю. Душа Ханбина чересчур заковыристая, внутри него рассада из бесконечных лабиринтов, и мне не понять суть этого пути. Может быть, я и хочу всё узнать, но ничего не сможет оправдать всей той боли, что я испытывала и испытываю из-за него. — Конечно же, нет, — тем не менее честно выдыхаю я, желая освободить руку из его ладони, но попросту не нахожу внутри себя сил для этого. Тепло паутиной разрастается по всему телу. — Я крайне разочарована, но я… мои чувства к тебе… Нервно веду влажным языком по сухим губам и смотрю на Ханбина лихорадочным взглядом. О рёбра сердце каждые полторы секунды ударяется с такой мощной силой, что я содрогаюсь и искренне беспокоюсь за сохранность своих костей. Эта потребность во мне, которая откровенно читается в его зрачках, впивается в кожу, как когти кота, цепляющегося за твою плоть подобно спасательному кругу. Я чувствую, что нужна ему. И именно поэтому в комнате, где хранятся все чувства, полный бардак. — Я так скучал, — сдавленно стонет Ханбин, зажмурившись и уткнувшись лбом в моё плечо. Растерянно охнув, я по инерции кидаю короткий взгляд в сторону свидетелей этой сцены, надеюсь, что Мино и Субин так и не обращают на нас внимания, но натыкаюсь на пару любопытных глаз. Подруга выглядит трещащей по швам от распирающей радости, а вот Сон разглядывает нас с присущей ему лукавостью. Хмурюсь, будто намекая парочке, чтобы они перестали пялиться и занялись друг дружкой, и, не давая себе отчёта, запускаю кончики пальцев в волосы Ханбина, погладив пятерней шею за ухом. Он вздрагивает, а я пропускаю удар сердца, тут же отвлекаясь на Кима. Отдёргиваю руку, будто ударяясь током, я глубоко дышу. Запах георгин перемешан со сладковатым запахом вишневого табака, проникая внутри меня и оседая на лёгких. Едва я справляюсь с обезоруживающим желанием уткнуться в его макушку носом и бесконечно дышать им. Он стискивает мою ладонь и выпрямляется. Дарит чарующую улыбку, из-за чего трепет в груди рассекает сердце напополам, и уже более расслабленно поворачивается к Мино и Субин, чтобы, наконец, начать праздновать день рождения моей коллеги.***
Изначально хочу вернуться домой вместе с Пак на такси, но она меня нагло отпихивает от себя, почти толкая в объятия стоящего позади Ханбина, залезает в машину, пропевая: «Аревуар», и уезжает. Мино говорит, что до закрытия точно никуда не денется из клуба, поэтому, проводив Субин, уносится обратно, а я остаюсь наедине с другом детства. Я к шампанскому так и не притронулась, оставаясь полностью трезвой, собственно, как и Ким. В нашей крови ни капли алкоголя, тонна напряжения и горечь невысказанных слов, которые вряд ли кто-то из нас сейчас осмелится озвучить. Поправив ремешок сумки на плече, я скольжу взглядом по молчавшему Ханбину. Его руки в карманах джинсов, кожаная куртка расстёгнута, из-под неё торчит чёрная футболка, а на запястье сверкает Ролекс. Он стоит расслабленно, ковыряет асфальт носком кроссовок и смотрит в сторону, куда уехало такси с Субин. — Я хочу домой, — заявляю, не уточняя о его планах, потому что уверена, что Ханбин сегодня никуда не денется. После всей той беспомощности, которую он даже не пытался скрыть, уйти сейчас к Мире или Канхи будет верхом безумия, и Ким это понимает, поэтому останется сегодня со мной. С моей стороны глупо желать его присутствия, но так мне спокойнее. Но я всё ещё задыхаюсь из-за всей той лжи. Где-то глубоко в душе я хочу психануть и выставить Ханбина вон, больше никогда не подпуская к себе, но я тот тип людей, который всегда даст шанс человеку объясниться. К тому же я не хочу рубить с плеча, пока не пойму всё. Сбежать в такой переломный момент ещё глупее, чем слепо любить, ведь в будущем я могла бы сожалеть об этом поступке. Я бы ложилась спать, нервно раздумывая над вопросом «а что, если…», и постепенно сходила бы с ума. Скромно улыбнувшись, Ханбин достаёт одну руку и протягивает мне, чтобы я взялась за неё, и мы бы пошли к его машине, как парочка. Но для него после всего случившегося будет слишком просто остаться без наказания. Тем более, я всё ещё теряюсь в сомнениях и недоверии. — Нет, Ханбин, — с нажимом отказываю, скрестив руки под грудью, — я всё ещё чертовски зла и хочу четвертовать тебя. Улыбка с его губ слетает в одно мгновение. Он ненавидит, когда я держу на него обиды. Но в этот раз не пытается подключить своё обаяние, чтобы затупить моё негодование. Ханбин лишь обратно прячет руку в карман и, кивнув мне, идёт к машине. До дома мы едем в полном молчании. Мужчина, отстукивая пальцами по рулю мотивы песен, которые по очереди играют по радио, следит за дорогой, а я, словно окаменев, буравлю взглядом фотографию на панели. Снимок сделан пятнадцать лет назад. На нём изображены я, Джэрим и Ханбин. Тогда между нами, действительно, была дружба. Между нами тремя. Тогда Джэ и Ханбин не встречались, тогда было лучшее время в моей жизни. Мы вместе мечтали о том, чтобы родители Кима были живы и удочерили меня с Джэ. Нам казалось, что мы навсегда будем вместе, как брат и сёстры, но недуг коснулся нашей дружбы так скоро. Сейчас остаётся только сожалеть. Когда я вхожу в квартиру, то сразу, шустро сбросив туфли, направляюсь на кухню, чтобы покормить Конора. Собака задыхается от восторга, радуясь возвращению сразу двух хозяев, и спешно бегает между нами, но окончательно выбирает меня, когда понимает, что я дам еды. — Мы можем нормально поговорить? — осторожно начинает Ханбин, последовав за мной. — По-моему, мне тебе сказать нечего, — холодно отрезаю, взяв металлические миски с пола. Я включаю кран и мою собачьи тарелки специальной мочалкой рваными движениями, выдавая тем самым своё нестабильное состояние души. Затылком ощущаю прожигающий взгляд Кима, но стоически его переношу, не дрогнув. Он вздыхает. — После стольких лет ты готова выбросить нашу дружбу на мусор? — вопрос звучит, будто это упрёк, но то, как мягко выговаривает каждую букву Ханбин, я понимаю, что он боится до дрожи в коленках услышать не тот ответ. Моему сердцу даётся с трудом этот разговор, а ведь он только начинается. Болит каждый миллиметр души. — Разве кто-то из нас дружил? — хмыкаю, выключив кран. — А если я отвечу на них? Мне кажется, что я ослышалась. Мышечный орган под рёбрами стучит так, словно у него остался последний шанс пробить рёбра и выскочить на желанную свободу, — неистово и оглушительно. Нервоз прошибает кости и мутит желудок, отчего я невольно чувствую пронзительную тошноту. Кажется, что вот-вот меня вывернет наизнанку, но в то же время, будто это чувство ненастоящее. — Что? — хрипло выдыхаю, не обернувшись, и ставлю собачью тарелку на место. Хочется мне знать, что же творится в его голове. Кажется, что в недрах его души выстроена совершенно иная вселенная, другой мир и законы там альтернативные, не знакомые мне. Может быть, если он мне всё расскажет, будет не так больно? Я хочу всё понять. Я нервно разрываю пакетик собачьего корма и насыпаю в миску. Конор, задорно виляя хвостом, принимается за еду, а я выбрасываю в мусор пакетик. — Если я скажу, что твои чувства взаимны? — пронаблюдав за моими манипуляциями, после выдает Ханбин, подходя почти вплотную. Виски прошибает острым импульсом, а в сердце будто бы кто-то вжимает острый кол, норовя прорвать плоть и с хрустом раздавить орган. Я мелку дрожу изнутри и ненавижу себя за то, что не верю его словам, но всё равно млею. Я хочу, чтобы мои чувства были взаимны. И тепло, которое мгновенно меня окутывает из-за приблизившегося мужчины, иглами впивается в кожу. — С чего бы вдруг? — слова мне даются с трудом. Я стою к Ханбину спиной, поэтому мне чуточку проще сопротивляться, но не так, чтобы совсем. Даже его голос имеет надо мной власть. И я ненавижу в себе всё это. Заметно вздрагиваю и дёргаюсь вперед, когда Ким стискивает пальцы на моей талии, но животом я врезаюсь в столешницу, так и не сбежав. Я в ловушке. — Я задал вопрос. Он очень настойчив. И у меня едва ли есть силы сопротивляться. Но я собираю остатки воли в кулак, и разворачиваюсь, уперев ладони в его грудь. Ханбин пытается заглянуть в мои глаза, склонив голову. — Не верю… — выдыхаю, почувствовав, как слабеет сердце. Прочищаю горло и повторяю чуть громче: — Я не верю тебе. Ким судорожно облизывает губы и обхватывает мои запястья. — Хорошо, — примирительно произносит он, придвинувшись ближе, отчего я чувствую с ума сводящую близость. Вся кожа горит так, словно меня вот-вот обглодает зажжённый костёр инквизиции. Дышать тяжело, но я пытаюсь: набираю большими порциями воздух и глотаю его, тут же выплёвывая. Голова немного кружится, но лучше так, чем я буду полностью сосредоточена на мощнейшем желании подставить губы для поцелуев. — Ты мне не веришь, — тем временем продолжает Ханбин. Я молчу и слушаю, разглядывая его широкие плечи. — Но, если я отвечу на твои чувства, ты не исчезнешь? — его голос звучит так беспомощно, что я уже верю. Знаю, что он может лгать, как и все предыдущие разы, но я всё равно верю. И одновременно с тем, не верю. Разорваться на лоскуты можно от таких противоречий в моей голове. — Чего ты боишься? — в лоб спрашиваю, не специально скользнув коленкой по его бедру. Мужчина заметно напрягается, глубинным взглядом разглядывая моё лицо. Мне нужно пространство, иначе я сойду с ума. — Боюсь, что ты оставишь меня, — не стесняясь двусмысленности выражения, пылко говорит Ханбин, отчего моё сердце вздрагивает. — Но почему? Ким протяжно стонет и отскакивает от меня, как от ядовитой змеи. Он мечется по кухни, игнорирую собаку, которая, энергично виляя хвостом, прыгает возле его ног. Внезапно мужчина замирает посередине и упирается в меня твёрдым взглядом. — Если я скажу сейчас, то всё потеряет всякий смысл! — с такой интонацией говорит Ханбин, будто я просто обязана всё понять и заткнуться. Но я не понимаю. В каждой его фразе чёртова загадка! — Меня так тошнит от тебя. — Выходит как-то слишком устало. Мои слова будто бы ошпаривают Кима, — он дёргается, скривившись. Как жаль, что невозможно понять душу другого человека через касание. Как жаль, что мы не можем пробраться в чужую голову и всё разложить по полочкам, найти ответы на свои вопросы. Как жаль, что таким, как мы приходится изо дня в день биться лбом о стены, но так и не достигать друг друга. — Ты готова вычеркнуть меня прямо сейчас из своей жизни насовсем? — шепотом спрашивает он. Я не отвечаю, тревожно глядя на мужчину. Нет, я не готова! Не готова! Я не могу! Что же я буду без него делать? — Я тоже, — вторит моим мыслям Ханбин, возвращаясь ко мне. — Я тоже не готов остаться без тебя, Юл. Дай мне время и шанс. Подойдя ко мне вплотную, он обхватывает моё лицо руками и прижимается лбом, зажмурившись. В солнечное сплетение будто вгоняют затупленную отвёртку и трижды прокручивают. Если можно умереть от душевной боли, то мне осталось жить не больше минуты. — Ты меня сломаешь, — утверждаю я, не отталкивая Ханбина. Он открывает глаза и смотрит так ласково, как может только он, и у меня скручиваются узлы под пупком. — У тебя тоже есть эта власть, чтобы сломать меня, — хрипло выдыхает Ким и мягко целует, почти невинно. Вкладывает в это прикосновение губ максимум нежности и отчаяния, которое переворачивает внутри меня всё с ног на голову. Разорвав недолгий поцелуй, он крепко стискивает меня в тесных объятьях. — Я забылся и затянул со всем, — шепчет себе под нос Ханбин, но я отчётливо слышу каждое слово и не понимаю, стоит ли мне воспринять этот бубнёж всерьёз? Вдохнув родной запах георгин, я укладываю мелко дрожащие ладошки на любимую спину и утыкаюсь носом в мужскую грудь. Наверное, для начала я должна узнать всю правду, а уже потом думать о том, что с этим совсем делать. Ханбин что-то скрывает — это факт. У меня есть догадки, но они настолько глупые и бессмысленные, что я сомневаюсь. Неужели, Мира не просто богатая любовница, с которой можно высосать максимум денег? Но я уверена, что она ему для чего-то нужна. Для чего же?