Я ненавижу твою ложь
Джэрим лучезарно улыбается и, пригладив пышные волосы, кокетливо трогает Ханбина за предплечье. Нахмурившись, Ким опускает голову и секунду-другую безучастно смотрит на женскую руку, а следом грубо спихивает. Мне становится неуютно, потому что неприязнь, которую мужчина хочет продемонстрировать — фальшивая. Я точно знаю. Он хочет показать ей, что не шибко рад видеть, но разве это не говорит о том, что он не забыл? Не забыл её. Сконфуженно хохотнув, Кан обхватывает пальцами кулон и небрежно теребит его. Старые привычки сохранились. Она всегда, когда чувствует неловкость, пытается что-то крутить или трогать. Возможно, так Джэ отвлекается. — Извини, я… — мямлит женщина. Перехватив мой взгляд, она вдруг оживляется и продолжает болтать: — Неужели, это то, о чём я думаю? Ханбин с опаской косится на Джэрим, а я с откровенным непониманием выгибаю бровь. — Я не знаю, о чём ты думаешь, — коротко отрезаю. Честно сказать, мне не нравится встреча с подругой детства. Во-первых, я чувствую себя ущемлённой, а во-вторых, меня не покидает ощущение, что, после грубости Бина, она видит во мне мишень, в которую определённо собирается запулить острейший из своих дротиков. — Ладно, мне… — уже хочу распрощаться с ними двумя, но Джэрим всегда была королевой бестактности. Она насмешливо перебивает меня: — Спустя столько лет он, наконец, обратил на тебя внимание? Вы вместе, да? Её лицо сейчас порвётся от улыбки. Я же не могу даже притворно вздёрнуть уголки губ вверх. Внутри меня хаос боли и отчаяния. Всё, во что я верила. Всё, что я считала правдой. Всё это ненастоящее. Чёрт, выходит они оба знали о моих чувствах с самого начала! Блядство! — Заткнись, блять, — повышает голос Ханбин, и меня бросает в дрожь от его ужасающего тона. Матерится он редко, поэтому слышать эти слова из его рта для меня непривычно. Ханбин отличается своей сдержанностью. Но, видимо, не в последнее время. — Фу, как грубо, — театрально обижается Джэрим, а после растопыривает руки в стороны, чтобы заключить меня в объятия. Она наклоняется ко мне, а я рефлекторно отскакиваю. В глазах Кан появляется нотка раздражения. — Да брось, — небрежно выдыхает она, переведя взгляд на мужчину. — Столько лет прошло, разве нельзя быть дружелюбнее? — Мне пора, — почти неслышно говорю. Сердце сейчас разорвётся на сотню осколков. Помню, как Джэрим смеялась над шутками Ханбина: обязательно укладывала на его плечо ладошку, наклоняясь к нему ближе, и косилась в мою сторону. Тогда мне казалось, что она таким образом пыталась мне сказать, мол, гляди какой у меня остроумный парень, но теперь я понимаю, что она хотела увидеть мою болезненную реакцию на их близость. Будь я такой же искусной лгуньей, как они, то всенепременно смогла бы скрыть от их глаз свои чувства. Я же в такие мгновения не могла даже притвориться, что мне смешно. В груди сердце камнем падало на дно, воздух застревал в лёгких, а душа выворачивалась наизнанку. Полный набор. Если бы я умела распознавать ложь, то не мучилась бы сейчас настолько сильно. Выращенная надеждами любовь не сжигала бы плоть, как раскалённое железо. Помню, как однажды я случайно застукала Джэ и Ханбина в спальне полураздетыми, тогда парень всячески избегал зрительного контакта и даже не дал Кан себя поцеловать. Я приняла это за стыд, хотя теперь понимаю, что он жалел меня. И от этого тошно. Настолько, что слёзы не удаётся сдержать. Мне ведь всегда казалось, что я сильная и смогу стерпеть любую душевную боль, но оказывается, что я слишком самонадеянная. Никакая я не сильная и больше так не могу. Помню, как Ханбин, напившись на день рождения Джэрим, просил у меня прощение и обещал быть всегда рядом. Я его слова приняла за пьяный бред, потому что он внятно не мог объяснить за что извиняется, и только теперь понимаю, какое значение он вкладывал в тот бубнеж. Может быть, ему действительно было дело до моих чувств, он переживал и сожалел, но сейчас внутри него выросла глыба льда — сейчас он не извиняется так искренне, как тогда. Сейчас каждое его «прости» звучит, как «да ладно, чего ты дуешься». Сейчас всю эту правду принять тяжелее. Я не хочу мириться с этим несправедливым и подлым отношением к себе. Столько лет я тратила впустую, надеясь, что мои старания воздадутся, но всё только становится хуже. Сердце и душа гниют и та чернь, что прогрессирует в Ханбине, отравляет и меня. Я не хочу, чтобы внутри меня была тьма, поэтому с этим пора покончить. Иначе меня поглотит бездна и наружу выбраться станет нереальным. Оставляю Ханбина и Джэрим за спиной, ощутив пронзительную тошноту. Бегло кидаю слова извинения и мчусь в свой кабинет, чтобы сбежать от тех, кто причинил и причиняет по сей день океаны боли. В ушах звенит, под языком скапливается горечь, а сердце цепляется за сорвавшегося следом за мной мужчину. Это как ебаные догонялки. Я ускоряю шаг, слышу, как окликает меня Ханбин, но не останавливаюсь. Он ругается матом и, когда я влетаю в кабинет, желая закрыть дверь на замок, хватается за ручку. — Чёрт, — срывается с губ, когда понимаю, что сбежать не удалось. Отбегаю к своему столу, судорожно вытирая горячие слёзы, и с нескрываемой обидой гляжу на Кима. Его глаза переполнены сочувствием, но я не верю. Больше не верю. В каждом его вдохе ложь. — Выслушай меня, — просит он, щелкнув замком. Перекрывает ходы отступления. Ханбин из тех типов людей, кто не отпустит человека, пока не скажет или не сделает всё, что считает нужным. Каждая девочка рядом с ним беззащитный птенец, а он, несмотря на свою обманчивую мягкость в действиях, стискивает чужие кости до хруста. Он не позволит мне сбежать. — Н-нет, — хрипло выдыхаю, отрицательно качая головой. Каждый миллиметр души болит, словно от ранения огнестрельного оружия. Рукой я опираюсь о стол, потому что коленки нещадно трясутся, а он аккуратно кладёт на стул у стены пакет с примирительным подарком и нервно облизывает губы. — Ты всё не так поняла. Ох, серьёзно? Горько хохотнув, на несколько секунд я замолкаю. Вытираю ладонями слёзы и успокаиваюсь. Чувства между рёбер каменеют. Обдумав ещё раз, я поднимаю голову. — Вы надо мной смеялись все это время, верно? Оба знали, что я чувствовала к тебе и делали вид, что не замечаете, тискаясь на моих глазах, — пристально глядя на мужчину, жестко выговариваю каждое слово. Не понимаю откуда, но из глубины просыпается прожигающая насквозь уверенность. Я знаю, что мне надо сделать, но, чёрт, как же это сложно. Разрушать собственными руками то, что бережно хранила — тяжко. Ким, прекрасно осознавая масштабы моего разочарования, выглядит обеспокоенно и даже напугано, впервые показывая мне что-то настолько эмоциональное. — Как же это мерзко, Ханбин, — шиплю подобно траншейной змее. — Никто над тобой не смеялся... — мямлит он, обходя стол, чтобы приблизиться ко мне, ибо знает, что физический контакт мигом выбьет из меня всю спесь, но, предотвращая это, я ухожу в противоположную от него сторону. Ханбин обреченно стонет, остановившись. — Уверен? — сузив глаза, испытующе гляжу на него. — Вспомни какие гадости ты мне говорил утром. Я трахаюсь с кем попало лишь бы ты посмотрел на меня, — иронично выплёвываю слово за словом, впервые чувствуя себя выше него. Теперь я точно знаю, что ситуация находится в моих руках, но смогу ли я продолжать в том же духе? Не сломаюсь ли я прежде, чем доведу всё до конца? Только вот, какого конца? — Юл, — почти беспомощно зовёт меня Ханбин, и я поднимаю на него взгляд. Блядство. Всё не так просто, как думается. Сердце сжимается и почти разрывается на мелкие кусочки от того, как он смотрит на меня. Так, будто ему тоже больно. Так, будто ему по правде страшно. И мне от этого хочется рухнуть, как обветшалый дом. Лёгкие стискивают раскалённые прутья, опаляя органы и чувства. Эмоционально это тяжело, особенно, учитывая, как ловко поддаётся душа обману. Я знаю, что он, вероятно, притворяется, но мне всё равно хочется сорваться с места, обнять его и попросить не быть таким несчастным. Не в силах что-то ответить, я угнетенно молчу. — Ты самый важный человек в моей жизни, — осторожно начинает он, предприняв очередную попытку высказаться. От его слов одновременно горько и тепло. Когда Ханбин не находит сопротивления, продолжает, делая тягучий шаг навстречу: — Да, я знаю о твоих чувствах, но я никогда не смеялся над тобой. Он делает шаг. — Сейчас я просто не могу ответить тебе… по ряду причин… Ещё шаг. — И я очень боюсь тебя потерять. Шаг. — Поэтому делал вид, что слеп. Прошу… Он аккуратно кладёт ладони на мои плечи, окончательно хватая в тиски, а кожу жжёт даже через одежду. Смотрю в его глаза и с ужасом понимаю, что хочу услышать нечто такое, что заставит меня сломаться. — Только не оставляй меня, — сходит на удушающий шепот и соприкасается лбом о мой лоб. С надрывом выдыхаю и закрываю глаза, сосредотачиваясь на его тепле. Это определённо нездоровые чувства. Они приносят только вред. Но, Господи, какие же они ядовито-сладкие. Легкие заполняются родным запахом георгин. Нутро вот-вот прорвёт кожу и обнимет Ханбина, проигрывая. Меня ломает. Душа рвётся на лоскуты. Но мне чертовски хорошо ощущать касание кожи к коже и сгорать от дыхания. Стискиваю пальцами до хруста ткань халата, чтобы сдержать порыв и приоткрываю веки, с упоением впитывая эту близость. Выдыхаю рвано и рывком чуть дергаю подбородком вперед, желая мазнуть губами по его губам, но не достаю. Мне хочется рыдать и нахлестать себя по щекам ладонями, чтобы прогнать от себя дурь, только вот Ханбин умело ломает остатки самообладания, как грифель от автоматического карандаша. Замечая каждую деталь моего поведения, мужчина ловко использует мои слабости. Ласково ведёт ладонями вверх, нежно обхватывая шею, трется носом о мою щеку, а после запечатлевает горячий поцелуй, буквально впечатав свои губы в мои. По щеке скользит слеза. Это как-то слишком неправильно. Не так я хотела получить его любовь. Не вынудить поцеловать. Он ведь это сделал только, чтобы остановить меня. Использовал мои чувства. Снова. Прервав поцелуй, поджимаю губы и, собрав всю волю в кулак, твёрдо произношу: — Уходи. Пожалуйста. Ким осторожно отстраняется, убирая руки, и беспомощно смотрит мне в глаза. Я очень хочу отвернуться, чтобы спрятаться, но не хватает сил. — Ты ведь знаешь, что не уйду, — едва слышно говорит он, а моё сердце в груди останавливается. Это нечестно. — Потому что мне некуда уходить. Чтобы удержать всхлип и мольбы внутри себя, кусаю губы и беззвучно рыдаю. С сожалением взглянув, Ханбин целует меня в лоб, слабо стиснув мои волосы на затылке, а потом направляется на выход. — Я купил твой любимый кофе, — остановившись на пороге, оповещает он, а после уходит. Уходит, оставив всю боль и досаду мне.***
Обычно я считаю себя способной отделить личную жизнь от работы. Но не сегодня. Настолько сильное потрясение не может вот так просто отслоиться и до вечера спрятаться в тумбочке. Ситуация громоздкой тучей нависла надо мной, и весь остаток дня я проработала неуклюже. А ведь это не дело, учитывая мою должность. Решаю не задерживаться, как обычно, а уехать домой и лечь спать. Не уверена, что смогу быстро уснуть, но попытаться стоит. Собравшись, спускаюсь вниз, попутно вызывая такси. В фойе оглядываюсь, ощущая странное чувство, словно кто-то вот-вот выскочит из-за угла и снова сделает мне больно. Но вместо обидчиков замечаю стоящего у стойки регистратуры Намджуна, приветливо улыбающегося медсестрам. В груди неприятно щемит от мысли, что я только вчера использовала его почти так же, как и меня Ханбин. Засмотревшись в сторону коллеги, пропускаю через себя снова произошедшее за весь день. Прекратит ли Ханбин хоть когда-нибудь делать мне больно? Мне сложно понять, для чего был этот фарс все эти годы. Разве нельзя было обговорить всё по-человечески? Прости, Юл, но я не могу ответить на твои чувства, поэтому давай просто дружить. О ужас, да я ведь и сама не хочу, чтобы он мне это говорил. Моё сердце было бы разбито. Навсегда. Сейчас же оно забито в угол, бережно охраняя чувства от меня самой же, чтобы я не выдрала с корнем, и растекается, стоит Ханбину поманить пальчиком. Даже не знаю, что лучше: быть сломанной или нездоровой. Вздрагиваю, когда вдруг Намджун поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами. Инстинктивно выпрямляю спину и вяло улыбаюсь. Он выглядит весьма серьёзным. Что-то коротко сказав медсестре, Ким направляется в мою сторону, а я отчего-то начинаю нервничать. Ох, сейчас мне так не хочется разговаривать о свидании. — У тебя всё хорошо? — огорошивает Намджун меня своим вопросом, остановившись передо мной. Недоуменно моргаю. — Вроде бы, — неуверенно отвечаю. В моём голосе слышится сомнение. — Мне показалось, что у тебя день не задался, — делится своими наблюдениями Ким, скользя по моему лицу внимательным взглядом. Мне хочется разрыдаться, упасть в его объятия и попросить прощения, но тело сковывает, и я не могу пошевелиться. — Просто не выспалась, — лгу. Проблема ведь не во сне. Горло печёт из-за сказанных слов, но я ничего не могу с собой поделать. Мне чертовски стыдно, хочется провалиться сквозь землю из-за того, что я отношусь к Намджуну настолько несерьёзно. А ведь он заслуживает, как никто другой, чтобы с ним были честной. Я совсем безнадёжна. — А тот парень… — колеблется мужчина, но, увидев в моих глазах вспыхнувшую искру тревоги, напряжённо сводит челюсть и на короткое мгновение обдумывает следующие слова. Мне хочется исчезнуть. Испариться. Да всё, что угодно, лишь бы не ворошить пчелиное гнездо. — Можно я буду честен и краток? — уточняет Намджун. Его взгляд и голос холодеют, покрывая мою душу коркой льда. — Конечно, — пожимаю плечами. Энтузиазма во мне ноль целых ноль десятых. К тому же я чувствую, что Ким не очень рад, да и, наверное, я виновата в этом. — Мне почти сорокет, я холост и, честно говоря, не очень-то и влюбчив, — вдруг начинает издалека коллега. Я озадачено выгибаю бровь. Вот тебе и кратко. — Из-за того, что мои жизненные приоритеты — это работа и порядок в голове, у меня так и не вышло найти ту, которая смогла бы быть для меня чем-то большим, чем просто объект сексуального удовлетворения. Мы с тобой по большому счету друзья, ну, или приятели. Ни у тебя, ни у меня нет тех самых чувств, понимаешь? — раскладывает по полочкам детали. Я поджимаю губы, глядя на мужчину. Хочется рассмеяться и ударить себя ладонью по лицу, потому что, реально, какой-то бред сумасшедшего со мной происходит. Нет, я не считаю, что Намджун говорит глупости. Это скорее я тупа, как пробка, а ещё мечтательна. Может быть, я и не считала, будто бы Ким безнадёжно в меня влюблён, но я считала, что нравлюсь ему. И да, это эгоистично, — обижаться, что безразличный мне парень намекнул на то, что я ему безразлична. Тавтология, ей-Богу. Но, блять, меня задевает. Я снова грешу на Ханбина и убитую напрочь самооценку. Возможно, где-то глубоко в душе мне очень хочется нравиться такому мужчине, как Намджун. Ведь он успешен, красив и очарователен. Рядом с ним любая бы чувствовала себя особенной. И я, несмотря на свои чувства к другому, хотела услышать от него не «нет тех самых чувств», а кое-что другое. Лучше бы он проклял меня. — Ты хотел быть краток, Намджун, так что переходи к делу, — равнодушно говорю, твёрдо посмотрев другу в глаза. — Если у тебя кто-то есть, не морочь мне голову, я и так просрал слишком много времени. Наверное, у меня и впрямь был слишком тяжёлый день, раз теперь я чувствую ядовитое раздражение, а не виноватость. По сути, Намджун прав. Это я собиралась поступить по отношению к нему, как сука, использовав, чтобы позлить Ханбина. Это я здесь выступаю в качестве зла, так чего же у меня подгорает? Мне надо успокоиться. Шумно выдыхаю и вздрагиваю, ощутив вибрацию телефона в кармане. Перед тем как что-то ответить, проверяю мобильник. Такси подъехало. Нажав кнопку, оповещая водителя, что выхожу, прячу гаджет обратно и поднимаю голову. Мне должно быть стыдно перед Намджуном, и я верю, что завтра так и будет. Я раскаюсь и буду ненавидеть себя за стервозность, но сегодня я разбита. Мне причинили слишком много боли, поэтому я попросту не могу фильтровать свои чувства. Под рёбрами сплошная каша. — Такси приехало, я пойду, — пытаюсь убежать от ответа, но он недовольно хмурится и аккуратно приостанавливает меня за плечо. — Юл, — настойчиво просит Ким. По инерции отступив, чтобы оборвать касание, я судорожно киваю. — Я тебя поняла, Намджун. У меня и правда сегодня был плохой день, поэтому дай мне время обдумать твои слова, а завтра мы поговорим об этом, ладно? Мужчина прячет руки в карманы халата и понимающе кивает. — Хорошо, тогда, до завтра. Еле выдавливаю улыбку и ухожу. Меня от всех тошнит. Никого не хочу видеть.***
Но сегодня, видимо, полнолуние или мой личный чёрный день календаря. Все, кто способен разорвать мою душу — решили это сделать. Не удивлюсь, что через пару часов встречу Кан Миру, даже если наша встреча невозможна законом вселенной. Брюнетка из вчера. Чхве Канхи. Я поднимаюсь по лестнице, чтобы спрятаться от всего мира дома под одеялом и придаваться вечным страданиям, но под дверью сидит подружка Ханбина и дымит сигаретой. У неё слегка потрёпанный вид: осыпавшаяся под глазами тушь, всклокоченные волосы, грязная юбка и подраны колготки в сетку. Типичная легкодоступная девица. Понятно, почему она так интересна для парней вроде Ханбина. Хороший, наверное, минет делает. Боже, Юл, выкинь из себя эту злость! Останавливаюсь напротив незваной гостьи, туша в сердце пожар гнева. У меня пульсируют ладони от желания выдрать ей все волосы, а потом я бы разрыдалась и сетовала на свою никчёмную жизнь. Блять, Ханбин, ты делаешь меня жалкой. Сегодня он пробудил во мне искреннее негодование. Затянувшись, девчонка поднимает голову, встречаясь со мной взглядами. Кажется, она пьяна, судя по нездоровому блеску в зрачках. Она выплёвывает дым и, кашлянув, хихикает, будто мы закадычные подружки. Пнуть бы её, но я же взрослая женщина. — Чем обязана такой чести? — сердито спрашиваю, смотря на Канхи сверху вниз. Она игриво облизывается, пихает под подошву туфлей сигарету, потушив её, а после выпрямляется, шатаясь. Я же, демонстрируя антипатию, не пытаюсь даже ей помочь. Кое-как встав, брюнетка скрещивает руки под грудью и криво улыбается. — Приветики. — Ханбина нет, — отрезаю и хочу уже оттолкнуть неприятельницу, только та ловко перехватывает моё запястье и почти шлёпается носом мне в лицо, но я успеваю отклониться назад. — А я к тебе. — По какому поводу? — Впустишь? — Канхи небрежно кивает на входную дверь квартиры. — Нет. Брюнетка фыркает и отпускает мою руку, откинувшись спиной о входную дверь моей квартиры. Мне всё это чертовски не нравится. Мало видимо мне в жизни дерьма, надо ещё подкинуть. Боюсь представить, что за вездесущим злом я была в прошлой жизни. Эта девка отняла дни с Ханбином, которые по праву принадлежат мне, отняла моё относительное спокойствие, а теперь отнимает время, которое я хотела потратить на отдых. Я, блять, её ненавижу. Как и Джэрим. Как и Миру. Как и себя. Господи, насколько же я жалкой становлюсь, а сегодня ещё и злющей. Мне правда нужен отдых. Вся душа расслаивается, а нервная система трещит по швам. Ханбин снёс башню терпения и спокойствия сегодняшним ударом под дых. — Мне Кан Мира заплатила, чтобы я соблазнила твоего друга детства, — как обухом по голове ударяет Канхи. У меня перехватывает дыхание и подкашиваются ноги. Я еле успеваю опереться ладонью о бетонную стену, чтобы не свалиться мешком на пол, выплёвывая воздух из лёгких спазмами. Что происходит? Шокировано гляжу на брюнетку и судорожно пытаюсь сообразить, а не очередная ли это ложь. Но откуда бы ей было известно это имя? Ханбин никогда не распространяется о богатой замужней любовнице. Он слишком осторожен и максимально предусмотрителен, так что вряд ли ему пришло в голову посвятить в свои грешные делишки малолетнюю потаскушку. Ему плевать на Канхи, это же на его физиономии написано, просто у него к ней есть интерес, но просуществует он до определённого момента. Поэтому я допускаю, что Чхве говорит правду. Но зачем это Мире? Она же ебать как любит Ким Ханбина и душу дьяволу готова за него продать. Собственно, точно так же, как и я. Выдохнув, я возвращаю себе самообладание и, напустив внешнее спокойствие, движением руки приглашаю Канхи в гости, хотя мне совершенно точно не хочется находиться с ней наедине. Есть вероятность, что я взбешусь и выкину её в окно. Набираю код домофона, заставив брюнетку отвернуться, чтобы в случае чего не подглядела, и вхожу в квартиру. Шатаясь, Канхи семенит следом. Когда дверь за ней захлопывается, я грубо швыряю сумочку на тумбу и пренебрежительно оглядываю внешний вид незваной гостьи. Не то, чтобы мне было дело до её дешевого наряда, просто я хочу сделать ей неприятно. Не только же мне съёживаться от ударов. Я конечно никогда не была мразью или заразой какой-то, ведь я с уверенностью могу назвать себя совестливой и честолюбивой, но в каждой женщине сидит та ещё сука. И пробуждается она, в основном, перед обидчиками. — Зачем же она хотела, чтобы её мужчину кто-то соблазнял? — в лоб спрашиваю девушку, не допуская возможности пройти ей вглубь квартиры. Это принцип. Я не пущу её дальше. Канхи, вероятно, понимает, откуда во мне этот негатив к ней, и посему принимает его спокойно. Лишь ехидно ухмыляется и приседает на край тумбы. Видимо, так надралась, что еле на ногах стоит. — Не очень-то она разговорчивая, знаешь, — бесцветно хмыкает Чхве, тоскливо глядя перед собой. — Почему же ты мне это решила рассказать? Не верю, что Мира кинула тебя на деньги, — выуживаю из Канхи информацию, но та лишь кисло морщится и что-то бурчит. Моё терпение кончается и, думаю, что по моему лицу это видно. Брюнетка перекидывает волосы на одну сторону и рукой обмахивает шею. С такой густой шевелюрой тяжко ходить. Нет-нет, я не завидую. — Я пока не рассказала ей про секс с ним, — признается Канхи и типа невзначай косится на меня, а я уверена, она проверяет мою реакцию. Точно так же делала и Джэрим всегда. Да, мне чертовски больно. Да, изнутри раздавливается каждый орган. Да, душа истошно воет и раздирает не зажившие раны в кровь. Но это всё внутри. Снаружи только холод. С такими, как Канхи нужно быть волевыми и сильными, иначе они задавят тебя, как муху. — И чего же ты тянешь? — Ханбин из тех, в кого девушки влюбляются, — шепчет Канхи. — Ну ты это и сама знаешь. Ох. Когда с Ханбином спит другая женщина, я утешаю себя мыслью, что друзья не трахаются, чёрт возьми. Я говорю себе: «Это просто секс, Юл. Ты переживёшь, а он её забудет. Забудет и останется с тобой». Но когда Ханбина любит другая женщина, я не умею успокаивать себя. Дело даже не в конкуренции, ведь Лим Юл всего лишь подруга, а в том, что любящая женщина не хочет просто заниматься сексом. Она хочет духовности. И она будет стремиться к этому. По натуре представительницы слабого пола бойцы. И ни одну не устроит отказ без борьбы. Даже я, — та, кто всегда стопорит себя и держит в узде, — порой делаю что-то такое, чтобы перетянуть одеяло на себя. Поэтому я безумно боюсь, когда в него влюбляются. Они могут отнять его у меня. Но… Господи, да я такая же чокнутая, как и он! Наша дружба отравленная! Да это и не дружба, блять, а что-то другое. Что-то, что не позволяет нам перейти черту, но и не даёт уйти к другим насовсем. — Ты здесь, чтобы рассказать мне о своих чувствах к нему? — надменно выдаю, едко фыркнув. Словно мне нет до этого дела, но по правде мой мир уже и так разрушен почти до основания. Канхи сейчас уничтожает последнее. — Нет, я пришла спросить: кто ты для него? — полусонным голосом проговаривает брюнетка. Её такими темпами вырубит прямо у меня в прихожей. Надо бы её отправлять отсюда. Меня очень беспокоит, почему Мира решилась на такой поступок. Что в её голове? Она ведь что-то нехорошее задумала, верно? Может, у неё появились сомнения на его счёт? Должна ли я поделиться этой информацией с самим Ханбином? У меня теперь есть пища для размышления. А я ведь хотела отдохнуть от всего. Я смотрю Канхи в глаза, поразмыслив над ответом. Кто я для него? Друг? Долбанный друг? Меня тошнит от этого статуса, чёрт возьми. Но друг ли я ему? Господи, я всё это время была слепой идиоткой! Мне даже страшно подумать над тем, что наши отношения могут измениться, ведь всю жизнь я давала себе чёткие наставления. Я обстреливала надежду, вылавливая её из самых потаённых закутков души, как заправский охотник. Да и сегодня я хотела всё бросить. Я решила, что с меня хватит! И я должна… Но должна ли? Брюнетка цокает, когда молчание затягивается, и уже собирается меня поторопить с ответом, но я вспоминаю сказанные Ханбином слова в моём кабинете днём. И произношу их вслух: — Я самый важный человек в его жизни. Сегодня я позволю быть себе безрассудной и мечтательной, поддавшейся вранью дуре, а завтра всерьёз задумаюсь над тем, что происходит между Мирой и Ханбином. А сегодня… сегодня я самый важный человек в его жизни.