Часть Вторая. Второе октября. Восемь дней до четырехлетия Наруто.
Иногда одиночество — самое страшное из всех сражений.
Наруто просыпался всегда по-разному. Иногда очень рано, когда Коноха еще не была похожа на большой муравейник, но солнце уже поднималось и фонари были отключены. А бывало, что он просыпался с мыслью о завтраке, но Какаши кормил его уже обедом. Золотой середины не было, а Какаши редко когда будил его между ранним подъемом и поздним выползанием из кровати. Второе октября началось рано и встретило Наруто сумерками и унылостью. Небо за окном было серым и неприветливым, воздух — холодным, и окно запотело; где-то все еще горели фонари на улицах, кое-как разгоняя серость и сырость. Наруто подумал, что в такую погоду куда-то идти — очень невесело, работать — так и подавно. У него все еще слипались глаза. Пусть Наруто чувствовал легкость во всем теле и, казалось, выспался, его клонило в сон. Впрочем, даже если бы он попытался уснуть, у него бы не получилось, а через час целесообразного смыкания глаз вся сонливость испарилась бы. Мальчик сел на кровати, огляделся и, растирая глаза сжатыми кулачками, протяжно зевнул; после чего, откинув одеяло, поднялся, натягивая носки, скинутые возле кровати вчера вечером. Осень давала о себе знать не только перепадами погоды и голыми сучьями деревьев, но и поселившимся в доме холодом, поэтому Какаши настоятельно просил одеваться тепло и не испытывать его терпение. Дом был большой, поэтому отопление выходило довольно дорогим, а без постоянного дохода оплатить счета сложно. Стоило еще упомянуть, что сам Какаши платил и за свои счета, и за общежитие, плюс покупка продуктов, еды, оружия — все вместе выходило в приличную сумму, которую потянуть Какаши не смог бы (возможно, получилось бы, но тогда возникло больше минусов, чем плюсов). После нескольких дней раздумья Какаши решил (конечно он решил, и ничего не дал решить Наруто!), что будет менее затратно поддерживать в доме такую температуру, при которой он не покроется коркой льда изнутри и не будет атакован плесенью из-за сырости. Иначе говоря, отапливался он довольно слабо. В нем все равно было холодно. Поэтому Какаши сразу же, как начало холодать (а в доме сенсея было примерно так же, как и на улице), подключил Наруто отопление и принёс обогреватель. Он работал всю ночь в спальне, а после перетаскивался по всему дому: на кухню, когда Наруто завтракал, обедал, ужинал или угощался конфетами, которые принес Какаши; в зал, где жил нуждающийся в тепле фикус, и где Наруто каждый день с восьми до девяти вечера смотрел («Что за придурочный мультик, Наруто?» — «Он не придурочный! И ты сам говорил, чтобы я нашел себе занятие!») «Бегемотов-ниндзя»; в кабинет кого-то из родителей («Папы, да?», слабая улыбка и кивок), где он рассматривал стеллажи книг и разворачивал большие свитки со странным печатями и каким-то схемами; бывало, в комнату родителей, в которой Наруто боялся что-то трогать и нарушать дисциплину. Он никогда там не наводил беспорядок, никогда не спал и боялся даже притронуться к не нарушаемой годами тишине. А потом обогреватель, снова кочуя, возвращался в вечно грязную комнату ребенка и работал там целыми днями («Здесь должно быть тепло, как в вулкане!»). В конце концов, такой вариант и стал самым подходящим, поскольку был менее затратен. Деньги удавалось распределять равномерно. Наруто не мерз ночью, и днем, тепло одеваясь, тоже; его холодильник всегда, пусть и на половину, был полон; сношенную одежду в шкафу он мог сменить на новую, купленную Какаши. Наруто мог смотреть мультики по телевизору и купаться с резиновыми утками и рыбками в наполненной водой ванне. Все было более чем отлично. В то же время не стоило забывать про счет в банке, который Минато и Кушина оставили мальчику. Какаши редко когда прибегал к нему. Он все-таки хотел, чтобы у Наруто на счету были средства, которые он мог потратить на что-то стоящее. К примеру, на дальнейшее обучение или на ремонт в своей комнате. Какаши просто хотел, чтобы у Наруто в случае чего были деньги. Бывало, пособия, которое тот получал ежемесячно, хватало точно на месяц, так, что своих средств Какаши не добавлял. Тогда Хатаке переводил небольшую сумму заработанных денег на счет мальчику. Просто потому что хотел. И все. И чувствовал он после этого большое удовлетворение и уверенность.***
Второе октября было холодным и полным серого цвета. Тучи сгустились, большими клубами нависнув над Конохой, закрывая собой солнце. На деревню опустился туман, расстелившись вдоль по улицам, скользя вниз по ступеням в парке, обходя деревья, спускаясь ниже к пруду и зеркальной глади. Дул прерывистый холодный ветер. От вчерашней теплой погоды не осталось и следа. Какаши подумал, что был не готов к такому перепаду погоды. Ночью ему приказали прибыть к Хокаге. Сандайме выглядел встревоженным, и на то были причины. Как позже Какаши узнал — разведка показала, что несколько неизвестных приблизились к Конохе и были замечены патрульными. К сожалению, их упустили. Сейчас точно не могли назвать цель их визита, но сам Сандайме подозревал, что они занимаются шпионажем, пытаются что-то выведать о джинчуурики Девятихвостого. В общем-то, эта информация оставалась в деревне, но она могла просочится сквозь стены — жители боялись мальчика, жаловались своим друзьям и родственникам из соседних деревень и пригородов, а слухи и сплетни пошли бы дальше. Так же, возможно, некие пытались найти пробоину в барьере. Но это было тяжело, поскольку его обходили каждый час и осматривали защиту. В общем, было о чем подумать и чем себя занять. И Какаши был включен в отряд по поиску.***
Утро встретило Наруто прохладным ветром и росой. Мальчик посильнее закутался в кофту, нахмурился, подумав, что короткие шорты были выбраны зря. Он пощупал зеленые очки на лбу, после чего пальцами дотронулся до кармана, чувствуя, как внутри позвякивает мелочь и еле слышно шуршат несколько купюр. Утром к нему зашел Какаши и сказал, что уходит на задание, но постарается вернуться до его дня рождения. Конечно, Наруто очень не хотел, чтобы Какаши уходил, ведь он был единственным человеком, с кем Наруто чувствовал себя обычным, чувствовал себя в безопасности. Какаши просто был, и это занимало очень большую часть души мальчика. Казалось, стоит его убрать, как от самого Наруто оторвется кусок. Он привык к нему, не мог вспомнить тех дней, когда не был знаком с Какаши, как будто таких и не было вовсе. Бывало, он думал: что бы случилось, если бы не было его «папочки»? Это казалось таким нереальным, но, наверное, как подумал Наруто, если не было бы Какаши — тогда бы, однозначно, мальчик был одинок и совсем ни с чем не справлялся. Вероятно, он бы умер от одиночества. Вероятно, Какаши и сам бы умер от одиночества. Это пугало. Наруто протяжно зевнул и прибавил шагу. Заняться ему было нечем, разве что снова весь день бродить по улицам, не находя себе дела, только вечером вернуться домой. Какаши, даже если и удастся выбить маленький промежуток между его патрулями, все равно бы не смог его навестить, потому что очень занят. Наруто его винить не мог. Единственное, что ему приходило на ум — так это пойти к «тайному месту», куда, бывало, он сбегал. То место находилось в лесу, и сейчас, как сказал бы Какаши, идти туда нельзя — земля скользкая. Наруто может упасть и переломать себе все ребра, из-за утреннего тумана — заблудиться, и потом, может начаться дождь. Тогда он точно заболеет. Поджав губы, мальчик свернул к старому заброшенному парку. Идея сходить туда была спонтанной, скорее всего, он просто хотел где-нибудь найти уединение, вот и тянул себя за уши ближе к природе, куда-нибудь в сень деревьев. В самой деревне, правда, бывали места, куда можно было засесть и не вылазить, но Наруто быстро находили, а в некоторые он, по причине роста и маленькой силы, не мог забраться. Поэтому вариант с лесом или парком ему определено шел — там было тихо, и там его некому было сторониться. Парк был пустым, что ни капельки его не удивило. И таким же, как лес — мокрым и скользким. Наруто запоздало понял, что просчитался, и особой разницы между лесом и парком сейчас не найти — и там и там он может с легкостью найти себе неприятностей. Озадаченно оглядываясь, мальчик медленно шел по выложенной камнем дорожке. Кое-где просачивалась трава, но её было слишком мало, чтобы промочить ноги в росе. Деревья, стоило всякий раз взглянуть то вправо, то влево, выглядели угрожающе. Их стволы чуть поблескивали, некоторые ветки облысели, а за ними ничего не было видно из-за тумана. Казалось, ничего и нет. Воздух был холодным, и дышалось как-то тяжело. Несколько раз по голове Наруто проходился порывистый ветер, срывая с макушки капюшон. Все вокруг было таким унылым, что Наруто невольно растерял весь свой запал. Он поморщился и засунул руку в карман с деньгами, где, порывшись, отыскал конфету и отправил ее в рот. Заталкивая шипучку за щеку, он прошел дальше, намереваясь спустится к озеру. Конечно, там будет еще холоднее и более скользко, но это сейчас было единственным, чем Наруто мог бы себя занять — кидать камешки в воду. Иногда с ним бросал Какаши. Он вечно выигрывал, кидая дальше подопечного, на что Наруто каждый раз пыхтел и возмущенно обещал его «сделать». В конце концов, мальчик надеялся вырасти высоким, с длинными руками и пальцами, что однозначно помогло бы в этом деле. Озеро, на самом деле, было искусственным. Его наполняла вода, поступающая из больших труб, которые, если взглянуть на гладь, увидеть нельзя. По всей Конохе было много стоков для дождевой воды, которые и уносили воду в озеро. Так что озеро можно было считать вполне себе чистым. Оно всегда было полным и питало весь парк влагой, благодаря чему в засушливые сезоны, пусть и наполовину высыхая, не давало умереть деревьям и другим растениям. К озеру вела дорожка, которая после переходила в неровные, разной высоты ступеньки с большими железными поручнями по правой стороне. Камень, из которых все было сделано, опасно блестел, и Наруто, рассеяно сглотнув, ухватился за железную трубу — перила — и медленно стал спускаться, стараясь не упасть. Все ступени были разной высоты — то совсем низкие, что ногу, казалось, еще не успел опустить, как уже на нее наступил; то высокие, что Наруто неловко хватаясь за перила, пытался как можно более аккуратно дотянуться носком кроссовка до камня, не поскользнуться и не упасть. Идея сходить до пруда уже не была такой заманчивой и интересной, она показалась самоубийственной. Но отступать Наруто, конечно же, не хотел. Дорожка, на которую он спустился, выглядела еще хуже, чем та, по которой он шел раньше. Эта вздыбилась, корни ив пересекали ее поперек, и она была сплошь усыпана желудями и листьями. Камень начал крошиться и кое-где раскололся на части. Наруто понадобилось все свое внимание, чтобы не споткнуться на первом выпирающем куске дерева. Он переступил его, и после, прыгая с корня на корень, двигался вперед. В общем, раньше он нечасто ходил этой дорогой; обычно обходил через поляну сразу к озеру, но там сейчас, вероятно, много луж и грязь. Стирать одежду и сушить кроссовки ему очень не хотелось. Мальчик свернул к тропинке и шел дальше небольшим и узким, вытоптанным кем-то, проходом. Он привел его к зеркальной глади и усыпанному камешками берегу. Вода оказалась холодной. Очень холодной, быстро пробирающей до костей каждый дюйм кожи. Наруто отдернул руку, чувствуя играющий ветерок между мокрых пальцев и скатывающиеся с ладони капли. — Холодно, — рассеяно сказал он сам себе и, тряхнув рукой, обтер ладонь о штаны. — А ты что думал? Голос настолько напугал своей неожиданностью, что Наруто пискнул и дернулся, начал съезжать по камням в воду, но был ловко схвачен сильными руками как раз до того, как окунулся с головой. Какаши прижал его к себе, одной рукой удерживая поперек спины, другой голову. Такая привычка возникла у него с тех времен, когда Наруто был еще маленьким и плаксивым, и его надо было кому-то укачивать. Впоследствии, когда Какаши брал на руки Наруто, это получалось само собой, хотя в последнее время Какаши не мог вспомнить, когда позволял ему себя обнимать или вот так устраиваться у себя на груди; он ограничивался тем, что трепал его по светлой макушке. И все. Услышав тихий вдох над ухом, Какаши рассеяно поправил капюшон на голове мальчика и отпрыгнул в сторону, скрываясь в зеленой листве. Сегодня он не думал навещать Наруто — его миссия еще не была окончена, шпионы не пойманы, и свободное время было выбито с большим трудом. Наверное, стоило потратить его на сон, на прием пищи или душ, а то и на все сразу, но Какаши подумал о том, что слишком привык к мальчику, и было бы неплохо удостоверится, что дом Минато-сенсея все еще не сгорел, и Наруто жив-здоров. В целом, Какаши не был надзирателем, а если и был, то очень плохим, пропускающим сквозь себя половину всего. Но Наруто… просто это стало настолько привычно и нормально — беспокоиться о ком-то, о ребенке, что Какаши осознавал это — свое беспокойство — только тогда, когда оказывался в непосредственной близости от ребенка. Просто бух — и осознание, как снег на голову. Он даже не мог вспомнить, когда вдруг это стало таким… привычным и нормальным. Свои детские годы Какаши помнил, и хоть что-то было затянуто черной пеленой, он мог с уверенностью сказать, что раньше ни за кем так не присматривал. В то же время, Какаши вырос очень рано, и сейчас понять, что такое детские годы, было сложным даже для него. Он с четырнадцати лет смотрел за Наруто, взвалив на себя роль няньки и выполняя ее по сей день; а уже в тринадцать был морально готов к появлению Наруто на свет и озадачен Кушиной, потому что ей снова не понравилось мороженое, которое он принес… а ведь минуту ранее она хотела именно его! В конце концов, он не смог понять и прийти к началу своего осознания, что привык к Наруто и впустил его в свое личное пространство. Он ломал голову, но все было без толку. Единственное, что Какаши понял, так это то, что он должен был за кем-то начать присматривать, чтобы его собственный мир пришел в равновесие и все встало на свои места. А тем, на кого пал выбор, стал Наруто. То ли так карты сложились, то ли звезды — это в любом случае было неизбежно. — Папочка? — замычал Наруто куда-то ему в плечо. — Мм-а? — неопределенно хмыкнул Какаши, тоном выражая искренне недовольство. — Ты не сердишься? Голос Наруто, когда он это спрашивал, был необычайно тихим. Возможно, он спрашивал о том, о чем пока Какаши не знает, но сам Хатаке посчитал, что это относилось к похождениям в грязном парке и бултыханием рук в холодной воде. Какаши не был занудой. Он понимал, что Наруто просто-напросто хочется играть. А сейчас такой возраст, когда на месте не сидится. Ко всему прочему, он был Удзумаки, что автоматически делало из него гиперактивного ребенка. Но Какаши очень не любил, когда Наруто попадал в неприятности. Это, во-первых, сильно влияло на самого мальчика, и во-вторых, из-за этого всегда попадало Какаши. Если Наруто заболевал — он вел его в больницу. Он слушал причитания о демоне, терпел все неприятности в коридоре, пока ждал в очереди. Какаши боялся оказываться между двух огней, потому что, как правило, это сильно выбивало из колеи. Частенько он не знал, что делать. — Если бы я сердился, я бы пихнул тебя в воду, — спустя минуту отозвался Какаши и услышал тихий смех. — Ты бы так не сделал! — С чего ты это взял? — наигранно удивился Какаши. — Сделал?! — С особым удовольствием, — пообещал ему юноша. Наруто весело засмеялся и задрожал всем телом. Он обнял Какаши за шею, доверчиво прижимаясь сильнее. — Неправда! Шиноби только тихо вдохнул. Удобнее перехватив Наруто, Какаши легко запрыгнул на ветку дерева и, перепрыгивая на следующие, стал быстро продвигаться вперед. На нем была его привычная форма АНБУ, которую Наруто видел уже сотню раз и совсем перестал бояться (как и висящей на бедре катаны и маски). Впрочем, иногда Какаши казалось, что мальчик никогда его не боялся. Впервые Наруто увидел Хатаке таким, когда ему было два года. Мало того, что Наруто нарушил правило неразглашения личных данных своим громким: «Папочка Какаши!», так еще и на всех парах врезался ему желтой макушкой куда-то выше колена, маленькими ручонками цепляясь за штанину. Выговора ему, к счастью, Сандайме не сделал — Наруто было два, и это говорило само за себя — в том возрасте Наруто был непоседливым и непонятливым, поэтому научить как «плохо» и как «хорошо» было невозможно. Наруто и потом никого из АНБУ не боялся, потому что мой-папа-тоже-такой-и-он-хороший. И все АНБУ, значит, тоже. Несколько раз Какаши ловил на себе изучающие взгляды семпаев и кохаев, получал немые вопросы, на которые и сам не мог найти ответов. «Как?» «Вот так», — и ничего большего. Шиноби спрыгнул и прошел чуть вперед, дойдя до поваленного дерева. Широкий ствол был прекрасным для посиделок, правда, чуть скользким, но это мало их волновало. Какаши сел первым и посадил ребенка себе на колени. — Рассказывай, — жестко произнес Какаши. Он видел — Наруто впадает в депрессию и в последнее время ходит «убитым». Его болтливость сбавилась, он старался избегать Какаши, сводить их общение к минимуму; были редкие моменты, когда он как будто бы забывал обо всем вокруг, становился таким, каким был всегда, а потом вдруг хоп! — и все возвращалось на свои места. Безусловно, Наруто в своем возрасте был гораздо более самостоятелен, чем многие дети. Он рос без родителей и не был избалованным. Какаши бы даже сказал, что во многом Наруто был обделен. Через восемь дней ему должно было исполниться четыре. Наруто считал себя взрослым и не всегда, как бы ни доверял Какаши, делился с ним своими переживаниями и проблемами. Многое заключалось в ненависти жителей к мальчишке и полной изолированности от других детей и вообще людей. Конечно, были и сироты, которые не попадали под влияние взрослых, но они сами из-за сверстников и общего настроя не желали общаться с Наруто. Обычно они это не обсуждали. Наруто делал самостоятельный вид, а Какаши не начинал разговор. Даже если бы начал — он не знал, что ему говорить. «Но с этим нужно что-то делать! Хотя бы потому, что с каждым разом всё хуже и хуже» Было видно, что Наруто не решается. Он сидел с таким лицом, как будто его ничего не волнует, и он понятия не имеет, о чем толкует Какаши. — Ты можешь мне рассказать, что тебя волнует, — спокойно продолжил Какаши. «Этот страшный тон!» «Молчит, как на допросе!» Они сверлили друг друга взглядом. Какаши снова подумал о том, что Наруто слишком упрям. А его упрямость — одна из проблем шиноби. «Что я должен сделать, чтобы он мне доверился?» Какаши не знал и сам вспомнить не мог, чтобы он кому-нибудь доверялся настолько сильно, чтобы изливать свои переживания. Точнее, это казалось ему неправильным — смущающим — и он ясно полагал, что справится со всем сам. По крайней мере, справлялся; так же у него был Минато-сенсей, глаза которого всегда смотрели слишком глубоко и проницательно. Минато мог догадаться, мог понять, мог узнать, что происходит с Какаши. И после этого он верно направлял его в ту сторону, которую считал нужной или более правильной. Минато был пинком, и с ним как-то все было нормально. Какаши пинком не был. «А стоило бы!» Какаши часто задумывался о самой проблеме, а не о ее решении. Свести Наруто с каким-нибудь ребенком — дело сложное, но выполнимое. Итак, есть идея о дружбе, но нет ее решения. Определено, сейчас ему совершенно не с кем было познакомить Наруто. Тот все еще оставался Девятихвостым и считался прямой угрозой. Какой, спрашивается, человек — отец, мать, тут не так важно — согласится послать своего ребенка к демону? Впрочем, здесь, наверное, даже статус ребенка Хокаге не помог бы. Это была закрытая информация, но посвященные, кем в большинстве случаев оказывались главы кланов, тоже не решались сделать такой шаг. Конечно, возможно большинство и не видело в нем угрозы — Какаши мог поставить на Шикаку, которого сплетни и слухи не возьмут. Или на Тсуме, которая видела в Наруто только «только родившегося щенка» — но и ставить свой статус главы клана под сомнение они не могли. Впрочем, не имея какой-либо предвзятости насчет ребенка, главы могли в будущем стать хорошей опорой и поддержкой в случае чего. Еще извечной проблемой Какаши было любопытство Наруто. Он мог с утра до ночи бродить по Конохе, наживая себе уйму неприятностей. Большая часть создавалась одним его видом и появлением, стервозностью жителей и всемирной несправедливостью. Так или иначе, неприятности были, решения — нет. «Его энергию нужно направлять в полезное русло» Какаши посмотрел на сидящего на его коленях ребенка. Тот был тих и смотрел куда-то вдаль. Депрессия мальчика окончательно сбивала с толку. Недавняя улыбка и спор показались чем-то странным. Хатаке потрепал его по голове, призывая к вниманию. Глаза Наруто — большие и синющие, ясные и неожиданно серьезные — посмотрели на него. Чуть сведенные брови выдавали недоумение и незнание, чего хочет Какаши. — Слушай, я тут кое-что придумал, — заговорщицки начал юноша. — Как насчет того чтобы, ну, не знаю… — он замолк, сделав такой неуверенный вид, на который был способен, и который стал бы тем, что подогрело интерес Наруто. Мальчишка громко вздохнул, нетерпеливо заерзал и, перевернувшись на коленях шиноби, сел на свои коленки, поднялся, цепляясь пальцами за жилет АНБУ. Он испытывающе заглянул своими огромными глазами в лицо Хатаке, отчего тому стало не по себе. — Я подумал, что ты будешь не прочь завести какое-нибудь домашнее животное… Наруто! Хатаке был перебит громким «Да-да!» и сбит с толку, когда неожиданно детские руки обвились вокруг его шеи, а теплое дыхание пробилось к шее сквозь водолазку. Наруто продолжал кричать.***
Они возвращались в дом сенсея и его жены — Наруто, поправил себя Какаши — когда начало темнеть и стало гораздо холоднее. Первые фонари уже горели, как и цветастые вывески кафе и магазинов. После того, как Какаши разрешил Наруто завести какого-нибудь зверька («Нет! Я запрещаю тебе заводить корову или жирафа! Дельфина? Подавно!»), мальчик словно оживился и к нему вернулась энергия, которой не было предыдущие несколько дней. После долгих споров и уговоров (где уговаривал-то Какаши, ибо когда пошли бегемоты, а за ними птеродактили, он запаниковал), была выбрана собака. Собака — друг человека, и это было всем, что смог произнести Какаши, оказавшийся атакованным потоком слов Наруто. Было и впрямь жалко. «Еще нужно объяснить Наруто, что это большая ответственность», — про себя хмыкнул Какаши, жалея, что не сделал этого раньше — до неожиданной активации энергии и позитива. Дом сенсея — Наруто! — показался совсем скоро. Какаши под хенге с простой формой джоунина, с мальчишкой на руках почувствовал странное, колющее чувство опасности. Он огляделся, понимая, что за ними никто не следит, а улицы все же чисты. — Наруто, беги первым, я тебя догоню. Ладно? Мальчик заерзал и поднял голову, заглядывая в лицо шиноби. Он, радостный и в предвкушении питомца, спорить не стал, только резво кивнул, и, как только был опущен на землю, рванул по дорожке в сторону дома. Когда маленькая фигурка Наруто скрылась за дверью, Какаши, хмурый и насторожившийся, прокусил подушечку пальца, призывая Паккуна. В прошлом плюшевый песик-мопс с вечно обслюнявленной мордой и одышкой, сейчас он был его верным и боевым — ну, почти — нинкеном. Какаши доверял ему так же сильно, как и себе, как и Гаю. На Паккуна и собранную им за несколько лет команду шиноби мог положиться в любой ситуации. Еще до того, как белое облачко от призыва успело развеяться, Какаши начал излагать суть дела, когда… …раздался громкий и полный страха крик. И это был крик Наруто.***
Я думал, что это конец, но это было началом.
То, что Какаши ожидало в доме, заставило кровь похолодеть, ощутить холодные мурашки на спине. Наруто сидел на коленях, плакал, захлебываясь слезами. Перед ним был большая темно-красная лужа, и шиноби не мог надеяться, что это не кровь. В доме не ощущалось чужой чакры, — только присутствие, какое-то угнетение и толика ненависти, аккуратно завуалированная за запугиванием. К стене была прибита кунаями выпотрошенная тушка щенка с раскрытой пастью и глазами, чуть вывалившимся языком и дырой в животе. Шерсть была грязной и скомканной, с засохшей кровью. От щенка шли длинные нити вниз по стене, дальше по полу, и это они образовали ту лужу крови. Какаши не сразу понял, что прижимает к себе напуганного ребенка, его водолазка намокает от слез, а Ки хлестнула во все стороны. Паккун бегло оглядел комнату и юркнул вдоль по коридору, искать другие запахи. Это было невозможно. Печати, поставленные еще Минато и Кушной, созданные ими же, не пропускали никого, кто не имел ключа — небольшой печати на запястье, для которой барьер был благосклонен. Такой ключ нельзя было копировать и нанести кому-то копию — только нарисовать по оставленным инструкциям Йондайме, и имели такие ключи лишь Какаши и Сарутоби Хирузен. И они были единственными, кто мог запросто пройти и проникнуть в дом, но Хокаге это априори не нужно, а Какаши бы никогда этого не сделал. Догадка приходила сама, добавляя еще больше загадок в эту историю — кто-то обошел печати Йондайме и Данны Фуиндзютсу, но шиноби не смог назвать этого человека, даже поделить население Конохи на тех, кто смог бы, и тех, кто об этом мог только мечтать. Такого человека попросту не было. В конце концов Какаши понял, что все это время находился под чьим-то наблюдением. Идея с животным — собакой — была спонтанной, ей он ни с кем не делился, да и вряд ли бы стал это с кем-то обсуждать. Кто-то знал, что Наруто хочет щенка и… он подарил ему его. Мог ли этим неизвестным быть человек-в-маске, выпустивший Девятихвостого лиса на Коноху, как говорил сенсей? Кто-то другой? Да и вообще, что им нужно от маленького ребенка, и так запуганного без чьей-либо помощи? Хатаке не знал и боялся предположить. Он еще раз взглянул на надпись над прибитой тушкой, схватил ребенка и поспешил к Хокаге, оставив Паккуна в доме. «ДЕМОН», — значила кровавая надпись.