Невозможно

Я снова очутилась посреди поля на рассвете. Все тот же парень стоял примерно там, где я его оставила в прошлый раз. Я не стала ждать, когда он подойдет ко мне и пошла к нему сама. Пробираться сквозь высокие стебли злаков было непросто: трава колола и хлестала. Поравнявшись с парнем я, долго не раздумывая, улеглась на траву. Теперь, оказавшись так близко, я могла его рассмотреть. Совершенно обыкновенная внешность: высокий с широкими плечами; пшенично-русые волосы, густые брови, между которыми пролегла морщинка, квадратная челюсть, тонкие розовые губы, небольшой прямой нос, высокие скулы, глубоко посаженные карие глаза. Что-то в его взгляде казалось знакомым. Это странное, какое-то параноидальное чувство заставляло меня лихорадочно соображать, почему мне кажется таким болезненно знакомым некто, кого я вижу впервые. Я думала так активно, что у меня разболелась голова и появилось странное зудящее чувство. Чтобы хоть как-то отделаться от навязчивых мыслей, я потянулась к тонкому белому шраму над правым глазом и начала нервно его почесывать. - Кто ты? – тихо, скрывая эмоции, спросил парень. - А кто ты? – ответила я. - Сол. - Что «сол»? - Меня так зовут. Сол. - Знаешь, у тебя странное имя, – я поняла, что, оказывается, разговариваю с главным героем. Сол усмехнулся. - Нет, совсем обычное! - И так по-обычному зовут теперь всех? Парень приблизился на пару шагов и пожал плечами. – Папа рассказывал, что раньше выбор имени был каким-то особым ритуалом, родители верили, что от этого зависит судьба их чада. Сейчас все проще, называешь и не задумываешься особо, поэтому я Солнце, а мой друг Декабрь. Но, - Сол сделал паузу и снова принялся рассматривать меня, - кто ты, если не знаешь этого? «У меня слишком неподходящее имя», - подумала я. Саша, Александра. В голове вихрем закрутились имена, которыми я называлась, когда прыгала в книги раньше: Сандра, мадемуазель Оливье, Алекс… Все не так. Александра. Так, так… Лекс? Нет… Лес! Выбросим букву и получим что-то вполне подходящее для места и времени. - Кто ты? – в очередной раз спросил парень. – Я тебя не знаю, можешь хотя бы на такой простой вопрос ответить? - Я – Лес. Я старалась выглядеть как можно более безобидно. Я понимала, парень вряд ли кинется ко мне и назовет своим другом после столь странного знакомства. На самом деле, не понимаю, чего конкретно я хотела добиться. - Да расслабься уже, - как можно более непринужденно протянула я, увидев, что Сол все еще не сводит с меня прищуренных глаз. – Почему тебя так удивило мое имя, Лес? - Это не единственное, чего я не знаю, - не задумываясь, брякнула я. - Как это? - Ну, я пребываю в некотором неведении относительно здешней жизни, - растягивая слова, я выдала единственную уместную версию правды. - Ты была у страты? - Страта? А, правители… Нет, я просто не знаю, что творится. То есть, я знаю общие вещи, но никаких деталей и уточнений. - Как же так вышло? - Не у меня это надо спрашивать. - Откуда ты? - Сколько вопросов! Я как будто на интервью, - ухмыльнулась я, не спеша отвечать на последний вопрос. – Лучше ты расскажи, что делаешь здесь так рано? - Собираюсь с силами, - произнося эти слова, Сол заметно помрачнел и еще больше нахмурил брови. - Почему? - Сегодня мой день рождения. - Поздравляю! – смеясь, воскликнула я и похлопала парня по руке, но не заметив никакой реакции, задумалась и вспомнила последнее предложение предисловия книги. – О… Тебе двадцать. Прости, но, - не успев обдумать, я позволила словам слететь с моих губ, - я понимаю, мне вчера тоже двадцать исполнилось. - Ты уже отметилась? – Сол снова резко приподнялся на локтях и теперь смотрел мне в глаза. - Еще нет. Даются же сутки, и мои истекают только после обеда. - Никто не рискует и не тянет до конца срока. - Ну, я не знаю всех правил, - я тоже села и пожала плечами. Еще некоторое время Сол молча рассматривал меня, словно решая, верить мне или нет. Когда солнце полностью взошло, парень встал и протянул мне руку. - Пойдем, я отведу тебя в комитет. - Какой комитет? – спросила я. - Призывной, - недоуменно покосившись на меня, но не задавая вопросов, пояснил Сол. – Нас отметят. - А, хорошо, но… - Что? - Ты хочешь прямо сейчас туда идти? Не хочешь напоследок вдохнуть воздуха свободы? - Никто не отнимает у меня свободу. - Тебя заставляют делать то, чего ты не хочешь. Это одно и то же. - Лес, у меня нет выхода. С самого моего рождения было ясно, что меня отправят служить. Это обязательство, от которого никому не улизнуть. Но никто и не пытается, потому что там война. - Не твоя война. - Чего ты хочешь? – вдруг сорвался на крик Сол. – Чего ты добиваешься своими глупыми, неуместными расспросами? Ты думаешь, мне легко идти туда, делать все это? Нет! Парень отвернулся от меня и упер руки в бока. Я видела, как высоко вздымаются его плечи с каждым вздохом. Мне было стыдно. Я здесь никто, но возомнила, будто вправе указывать, как жить. Я вгляделась в затянутый утренней дымкой поселок: люди начали просыпаться, уже появились первые прохожие на пыльных улицах, слышен шум открывающихся и закрывающихся дверей… Я сделала пару неуверенных шагов к Солу, дотронулась до его плеча и, когда он обернулся, заговорила: - Прости. Знаю, я не должна указывать, что тебе чувствовать и как поступать. Я не хотела тебя обидеть, просто не подумала, - каждое слово стоило огромного усилия – это был первый раз, когда я открыто признавала свою неправоту. – Сол, мне жаль, что тебе необходимо служить в армии. Мне жаль, что идет эта немыслимая война. Мне жаль, что каждому двадцатилетнему приходится готовиться к смерти. Сол смотрел на меня в упор. Наконец он крепко взял мою ладонь и повел по дороге в поселок. Скоро моим глазам открылась пугающая картина. Все дома стояли покренившиеся, кое-где окна были забиты досками, где-то затянуты полиэтиленом. Все казалось таким ветхим, пыльным, неустойчивым. Я бы побоялась зайти внутрь. Дома по четыре или шесть стояли рядом, образуя небольшие дворики. Там дети, слишком маленькие, чтобы ходить в школу, ковырялись в грязи или играли с камнями, пока их матери ухаживали за огородом и садом. Женщины, дети, старики – все и каждый – были жутко худыми, с иссушенной ветром и солнцем кожей землистого цвета, со впалыми щеками. Они ходили, сгибая спины, словно вся скорбь мира покоилась на их плечах. Мужчины выглядели немного лучше, хотя, это была только иллюзия: развитая в результате постоянного тяжелого труда мускулатура, расправленные плечи, уверенная походка – они словно возвышались над всем остальным хворающим миром. Но, если приглядеться, можно было заметить темные круги под глазами, синяки и ссадины на коже. Все здесь были полуживыми голодными существами. Но несмотря на тяжесть положения, то тут, то там были слышны смех и возбужденный говор: люди не прекращают жить, надеяться, мечтать, даже если жизнь, казалось бы, становится адом. Кто действительно выделялись на общем фоне, так это военные. Они неспешно кружили по поселку в темно-зеленой форме с автоматами наперевес, отпускали сальные шуточки, засматривались на девушек, даже не пытаясь скрыть вожделение во взгляде. Патрульные явно считали себя здесь хозяевами, и никто не осмеливался это опровергнуть. - Боже мой, - то и дело вылетало из моих уст, стоило мне увидеть что-то волнующе-пугающее, но Сол продолжал идти, не останавливаясь и не оборачиваясь. Скоро жилой район закончился, и мы словно оказались в другом месте. Несколько двухэтажных зданий сверкали новой обшивкой, яркий солнечный свет отражался в застекленных окнах, над металлическими дверями виднелись черные зрачки камер наблюдения. - Это школа, а это медпункт, там выдают продукты, - продолжая идти, бесцветным голосом поочередно указывал на строения Сол. Пройдя еще четверть километра, я увидела два здания. Одно такое же как и школа, и медпункт, которые мы оставили позади. Это был призывной комитет. Но второе, находящее чуть в отдалении, было намного больше – длиннее и выше. Глядя на него, самым подходящим эпитетом казалось слово «неприступный». - А это что? – выдавила я. - Это центр, где проходят тренировки, где нас готовят к фронту, - Сол вдруг крепче сжал мою руку. Я посмотрела на него. Сол взглядом испепелял, кажется, все и вся, его злость и отчаяние можно было прочувствовать физически. Он так крепко стиснул мою ладонь, что у меня заныли пальцы. Свободной рукой я прикоснулась к щеке парня и заставила его посмотреть мне в глаза. - Знаешь, что самое прекрасное в жизни? Сама жизнь. Слышишь? Сол не ответил. Просто посмотрел на меня, и от его взгляда снова появился тот нервный зуд: «Почему ты кажешься мне настолько знакомым?». Теплые карие глаза вызывали неестественно яркую картинку в голове: ароматная пряная корица, шоколадные зерна кофе. - Пошли, - Сол потянул меня за собой, но после пары шагов остановился и совершенно серьезно сказал. – Ты самый странный человек, которого я встречал в своей жизни, Лес. Просто знай это. И он вдруг засмеялся. Громкий заливистый смех, широкая искренняя улыбка, морщинки-лучики в уголках глаз – невозможно было не засмеяться в ответ. На несколько секунд хмурый мужчина пропал, и его место занял озорной мальчишка. Я с трудом верила в такую перемену, пусть и мимолетную. «Непростой он человек», - озарила разум шальная мысль. Скоро мы вошли в здание призывного комитета, минув проверочный пункт, два лестничных проема и еще одну проверку личностей. Мы стояли в небольшом кабинете с несколькими дверьми. Почти у самого входа стоял стол, за которым сидели двое мужчин в форме. Один, седовласый, устало грызущий зубочистку, оценивающе рассматривал нас; второй, молодой, коротко стриженный, сидевший с выпрямленной спиной, вбивал какие-то данные в тонкий моноблочный компьютер. - Ваше имя? – наконец обратился седой военный к Солу. - Солнце, индивидуальный номер: одиннадцать – шесть – четыре. - Проверь, - лениво кивнул военный молодому солдату. - Есть, офицер! – четко отрапортовал тот. Солдат потянулся за рукой Сола и провел над внутренней стороной предплечья каким-то металлическим аппаратом, формой и размером напоминающим обычный спичечный коробок. Когда машинка запищала, военный сверился с данными, выплывшими на боковой панели прибора, и кивнул: - Все верно, офицер! - Теперь твоя очередь девочка, - седовласый обратился ко мне, наградив мерзкой улыбочкой. Я только и могла, что стоять и молчать, хлопая глазами. Я понятия не имела, что говорить. Назваться Лес? Ладно, это, может, и пройдет, но что делать с номером? Я же не знаю, какой он должен быть. - Ты немая что ли? – брякнул офицер и снова обратился за помощью к солдату. Молодой парень в форме проделал ту же манипуляцию, что и с рукой Сола, через пару секунд он доложил: - Имя: Лес, индивидуальный номер: одиннадцать – шесть – ноль. Я уставилась на свою руку и никак не могла понять, откуда они взяли все эти данные. Я посмотрела на Сола, но он не отводил глаз от офицера. И снова появился этот навязчивый зуд. Я дотронулась пальцами до шрама над бровью, и, словно током, меня пронзила догадка. Я еле дождалась, пока нас оформят и проводят в центр. Там мы остались одни буквально на пару минут, пока провожающий нас военный ушел за здешним персоналом. Я развернула Сола за плечи ко мне лицом и стала всматриваться в его глаза. - Что такое? – недоумевая, спросил он. - Тихо, - шикнула я. Я смотрела и смотрела, боясь поверить тому, что вижу. Я отпустила парня, снова дотронулась до шрама. - Что с тобой? – мягко спросил Сол. – Не волнуйся, нас просто медики осмотрят, это стандартная процедура, не время паники. - Меня зовут Саша. - Так уже давно никого не называют, - усмехнулся парень. – Хватит дурить, все нормально, я здесь, - он на мгновение обнял меня одной рукой и снова устремил взгляд на двери, ожидая, когда за нами придут. Я отошла на несколько шагов назад, прижимая руки в груди, и яркое воспоминание озарило мое сознание: я снова видела то, что так пугало меня в кошмарах. Холодная ночь, хлюпающая грязь под ногами, выстрелы и крики со всех сторон. Пуля, летящая прямо мне в голову. Руки парня, поглаживающего мою щеку в последние секунды перед смертью. И этим парнем был Сол. - Я уже была в этой книге, - прошептала я. Гамма непередаваемых, не сочетаемых эмоций пронзила мое сердце. Дышать стало трудно, пульс участился, колени задрожали. Мне казалось, я падаю, но кто-то поддержал меня сзади. - Эй, стой, девочка, - раздался хриплый женский голос над ухом. – Мы о тебе позаботимся. Меня подхватили и повели куда-то, но мне было все равно: я застряла в своем кошмаре, снова и снова прокручивая в голове сцену собственной смерти. В течение нескольких часов меня щупали, измеряли, взвешивали. Меня напичкали таблетками, прокололи все вены, ставя капельницы. Мне задавали вопросы, заставляли заполнять анкеты. Меня оставили отмокать в горячей, бурлящей ванне, а потом смывали с обнаженного тела мыло мощным потоком воды. У меня забрали одежду и выдали серую спортивную форму. В конце они поставили мне печать на шее, под ухом, словно я животное, нуждающееся в клейме. А потом они усадили меня на высокий стул и сбрили волосы с головы, оставив всего несколько миллиметров. - Подожди здесь, скоро вы получите указания, - сказала напоследок женщина. Она закрыла за собой дверь, оставив меня в полуосвещенной небольшой комнате со стульями вдоль стен. Я присела на один из них. Я дотронулась до колючего ежика на голове. Как мне нравились мои волосы! Дрожащей рукой я вытерла одинокую слезинку с щеки. Какого черта я все еще сижу здесь? Я никогда не проводила столько времени в книгах. Я, если честно, даже забыла на какое-то время, что есть другая жизнь кроме этой. Я поверила, что я – Лес, одиннадцать – шесть – ноль, призванная на фронт, чтобы умереть и ничего этим не изменить. Я забыла, что могу уйти, вернуться в настоящее… Я забыла все, только молилась, чтобы это унижение закончилось. Дверь снова открылась, я отогнала мысли прочь и встала, обратив взгляд в темноту. Но оттуда вышел не военный или санитар, я увидела Сола, в точно такой же серой форме и с такой же короткой стрижкой. Он приблизился ко мне и сказал: - Мне очень жаль. - Это всего лишь волосы, - стараясь успокоить больше себя, чем его, отмахнулась я. Мы присели на стулья и в полной тишине принялись ждать, никому не хотелось говорить о том, что с нами делали в медпункте. Через час к нам зашли несколько солдат и, не говоря ни слова, оставили две раскладушки, одеяла с подушками и еду. Они вышли, и я слышала, как заблокировался замок. Мы с Солом жадно накинулись на куски хлеба и какое-то подозрительное варево, бывшее, скорее всего, кашей, доев, расстелили постели и легли. Мы были всего в полуметре друг от друга, в потемках я могла видеть только отблеск в глазах парня. - Знаю, что не должен этого говорить, - начал Сол, - но я рад, что ты здесь. Вдвоем это легче, чем в одиночку. Я улыбнулась, надеясь, что парень это заметит, и, высунув руку из-под одеяла, протянула ее ему. Сол так и уснул, переплетя свои пальцы с моими. Из последних сил я не позволяла себя провалиться в сон. Сквозь туман и пелену набежавших слез смотрела на одинокую лампочку на противоположной стене. Но скоро и она погасла. Я прикрыла глаза, надеясь дать им минутный отдых, но когда снова открыла их… Когда я открыла глаза, то увидела знакомые вещи своей комнаты: сваленные книги, мигающий экран мобильного телефона, груду одежды на спинке стула. Я подняла руку, и пальцы запутались в волосах. Я вздохнула, но пришедшее вдруг облегчение пропало так же внезапно, стоило мне подумать о Соле, который остался один, заточенный в глухой комнате центра. Я присела на кровати, но суточная усталость не позволила встать. Я тяжело рухнула обратно, накрылась с головой одеялом и уснула, позволив тревожным мыслям уйти на второй план.